До весны было бесконечно далеко, и в душе королевы угнездилась безысходная тоска.
Санча слабела на глазах. Элеанора оставалась рядом с ней до последнего мига, зная, что своим присутствием облегчает сестре предсмертные страдания.
Санчу похоронили с подобающими почестями, отпевал ее дядя Бонифас. Ричард, находившийся в это время в Англии по делам, даже не соизволил появиться на похоронах супруги. У него были какие-то коммерческие дела в Лондоне.
Элеанора хотела, чтобы Санчу проводили в последний путь пышно и торжественно, как подобает сестре английской королевы.
Генрих не стал спорить. Поскольку Ричард, судя по всему, не собирался возмещать расходы на похороны, король объявил, что за все заплатит его казна.
МЕСТЬ ЛОНДОНЦЕВ
Вражда между королем и баронами ожесточилась до такой степени, что Генрих решил укрепить лондонский Тауэр и Виндзорский замок на случай нападения мятежников.
Недовольные обвиняли государя в том, что он нарушает Оксфордские соглашения – такое название получил договор, заключенный между королем и парламентом в Оксфорде в 1258 году. Члены парламента разработали реформу церкви и устройства королевского двора с тем, чтобы хоть как-то ограничить разбазаривание государственной казны. Затем к соглашению был добавлен еще один существенный пункт: король должен был запретить иностранцам селиться на английской территории, а также изгнать тех чужеземцев, кто успел здесь угнездиться. Народ считал, что увеличение налогового бремени объясняется именно засильем пришельцев.
Король и не думал соблюдать условия договора. Он пускал деньги на ветер, по-прежнему привечал чужеземцев, и в конце концов предводители знати во главе с Симоном де Монфором решили положить этому произволу конец.
Для Генриха настали тяжелые времена. Он уже не осмеливался появляться за пределами королевского дворца без сопровождения хорошо вооруженной охраны. Король жаловался, что бароны натравливают простолюдинов на своего монарха.
Король частенько вспоминал, как его дед, Генрих Второй, в такую же горькую пору приказал написать картину, где подросшие орлята клюют старого орла, своего отца. Эта аллегория должна была изображать Генриха Второго и его взбунтовавшихся сыновей. К счастью, у нынешнего Генриха раздора со своими детьми не было. Нет ничего хуже, когда внутри семьи начинаются распри. Прискорбный эпизод с наследником благополучно разрешился, и козлом отпущения оказался завистливый Глостер, ревнивый противник Монфора. Эдуард – добрый сын, да и остальные дети любят своего отца. Достаточно вспомнить, на какую хитрость пошла Маргарет, обманула и собственного мужа, и его министров, лишь бы погостить под отчим кровом.
Если бы не проклятые изменники, бунтующие против законного короля! О, ненавистные бароны, возглавляемые человеком, который лишил Генриха сна и покоя – Симоном де Монфором!
Однажды король молился в Вестминстерском аббатстве и, проходя по галерее, увидел, как один из монахов пишет картину, изображающую обитель. Король остановился и залюбовался работой художника. Мастер с невероятным искусством сумел изобразить фактуру серых каменных стен.
– Хорошая работа, Вильям, – похвалил король.
Художник просиял и поклонился.
– Я вижу, ты настоящий мастер.
– Господь добр ко мне, – ответил монах. – Все, чем я обладаю, – дар Всевышнего.
– Это верно, но ты должен радоваться, что Он избрал своим орудием именно тебя.
Король еще постоял некоторое время, разглядывая картину.
– Вот что, мой славный монах, – сказал он, прищурившись. – Напиши картину и для меня. Изобрази там, как подданные набросились на своего короля, задумав разорвать его на куски. А спасают короля… да, спасают его верные псы. Напишешь такую картину, добрый Вильям?
– Милорд, я напишу любую картину, какую вы прикажете.
– Значит, сюжет тебе задан. Пусть будущие поколения знают, среди каких изменников и предателей довелось мне жить. И не беспокойся, за работу тебе хорошо заплатят.
Монах склонился в низком поклоне, а король проследовал дальше. Вильям вернулся к работе, уверенный, что король и не вспомнит о своей блажи. Его величество опечален положением дел в стране, да это и неудивительно. Зреет большая смута, еще одна искра, и воспылает пожар.
Вот почему Вильям был немало удивлен, когда на следующий день его вызвали пред очи короля. В тот же день художник приступил к работе над картиной.
Король остался доволен холстом. Всякому было ясно, в чем замысел художника.
– Эту картину я прикажу повесить в Вестминстере, в моей туалетной комнате. Всякий раз, во время умывания, я буду смотреть на нее и вспоминать о неблагодарности тех, кто обязан служить мне верой и правдой. Мой казначей Филипп Ловель заплатит тебе за труды. Ты хорошо поработал.
Картину повесили в умывальной, и король каждое утро подолгу разглядывал ее. Однако через несколько недель его интерес к картине заметно поубавился, ибо Симон де Монфор, решивший, что время для мятежа еще не созрело, уехал за море, во Францию.
* * *
Вновь началась смута в Гаскони, и король решил, что должен отправиться туда лично.
Генрих сказал супруге, что мысль о разлуке с ней разрывает ему сердце.
– Тогда я отправлюсь с вами, – ответила она.
Король нахмурился:
– Мне будет без вас тяжело, но должен же кто-то управлять страной.
– Проклятый Монфор уехал, теперь народ возьмется за ум.
– Как бы не так, – покачал головой Генрих. – Народ, возможно, и в самом деле поутихнет, но у нас все равно слишком много здесь врагов. Вот почему я должен как можно скорее замирить Гасконь. Да и с Людовиком встретиться не помешает. Нужно прощупать, как он относится к нашим бедам, попросить у него помощи.
– Вы думаете, он нам поможет?
– Короли не любят, когда кто-то из монархов лишается короны.
– Лишается короны! Неужели вы думаете, они осмелятся?
– Пытались же они поступить подобным образом с моим отцом. Это была настоящая катастрофа для монархии. Память об унижении королевской власти вечно будет жить в людской памяти. Вряд ли Людовик захочет, чтобы меня свергли собственные подданные. Это создало бы опасный прецедент. Вот почему я рассчитываю на помощь французского короля.
– Он обязан нам помочь, – горячо проговорила Элеанора. – Ведь он муж Маргариты.
– Увы, любимая, не все придают такое значение родственным связям, как мы с вами.
– И все же я настаиваю – я должна поехать с вами. В последнее время вы что-то стали прихварывать.
– Мне тягостно думать, что я уеду без вас.
– Но у нас есть сын. Пусть Эдуард вернется в Англию. Он уже достаточно зрел, чтобы править страной в ваше отсутствие. Я вижу, Генрих, вы колеблетесь? Не бойтесь, мой сын никогда не выступит против своего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Санча слабела на глазах. Элеанора оставалась рядом с ней до последнего мига, зная, что своим присутствием облегчает сестре предсмертные страдания.
Санчу похоронили с подобающими почестями, отпевал ее дядя Бонифас. Ричард, находившийся в это время в Англии по делам, даже не соизволил появиться на похоронах супруги. У него были какие-то коммерческие дела в Лондоне.
Элеанора хотела, чтобы Санчу проводили в последний путь пышно и торжественно, как подобает сестре английской королевы.
Генрих не стал спорить. Поскольку Ричард, судя по всему, не собирался возмещать расходы на похороны, король объявил, что за все заплатит его казна.
МЕСТЬ ЛОНДОНЦЕВ
Вражда между королем и баронами ожесточилась до такой степени, что Генрих решил укрепить лондонский Тауэр и Виндзорский замок на случай нападения мятежников.
Недовольные обвиняли государя в том, что он нарушает Оксфордские соглашения – такое название получил договор, заключенный между королем и парламентом в Оксфорде в 1258 году. Члены парламента разработали реформу церкви и устройства королевского двора с тем, чтобы хоть как-то ограничить разбазаривание государственной казны. Затем к соглашению был добавлен еще один существенный пункт: король должен был запретить иностранцам селиться на английской территории, а также изгнать тех чужеземцев, кто успел здесь угнездиться. Народ считал, что увеличение налогового бремени объясняется именно засильем пришельцев.
Король и не думал соблюдать условия договора. Он пускал деньги на ветер, по-прежнему привечал чужеземцев, и в конце концов предводители знати во главе с Симоном де Монфором решили положить этому произволу конец.
Для Генриха настали тяжелые времена. Он уже не осмеливался появляться за пределами королевского дворца без сопровождения хорошо вооруженной охраны. Король жаловался, что бароны натравливают простолюдинов на своего монарха.
Король частенько вспоминал, как его дед, Генрих Второй, в такую же горькую пору приказал написать картину, где подросшие орлята клюют старого орла, своего отца. Эта аллегория должна была изображать Генриха Второго и его взбунтовавшихся сыновей. К счастью, у нынешнего Генриха раздора со своими детьми не было. Нет ничего хуже, когда внутри семьи начинаются распри. Прискорбный эпизод с наследником благополучно разрешился, и козлом отпущения оказался завистливый Глостер, ревнивый противник Монфора. Эдуард – добрый сын, да и остальные дети любят своего отца. Достаточно вспомнить, на какую хитрость пошла Маргарет, обманула и собственного мужа, и его министров, лишь бы погостить под отчим кровом.
Если бы не проклятые изменники, бунтующие против законного короля! О, ненавистные бароны, возглавляемые человеком, который лишил Генриха сна и покоя – Симоном де Монфором!
Однажды король молился в Вестминстерском аббатстве и, проходя по галерее, увидел, как один из монахов пишет картину, изображающую обитель. Король остановился и залюбовался работой художника. Мастер с невероятным искусством сумел изобразить фактуру серых каменных стен.
– Хорошая работа, Вильям, – похвалил король.
Художник просиял и поклонился.
– Я вижу, ты настоящий мастер.
– Господь добр ко мне, – ответил монах. – Все, чем я обладаю, – дар Всевышнего.
– Это верно, но ты должен радоваться, что Он избрал своим орудием именно тебя.
Король еще постоял некоторое время, разглядывая картину.
– Вот что, мой славный монах, – сказал он, прищурившись. – Напиши картину и для меня. Изобрази там, как подданные набросились на своего короля, задумав разорвать его на куски. А спасают короля… да, спасают его верные псы. Напишешь такую картину, добрый Вильям?
– Милорд, я напишу любую картину, какую вы прикажете.
– Значит, сюжет тебе задан. Пусть будущие поколения знают, среди каких изменников и предателей довелось мне жить. И не беспокойся, за работу тебе хорошо заплатят.
Монах склонился в низком поклоне, а король проследовал дальше. Вильям вернулся к работе, уверенный, что король и не вспомнит о своей блажи. Его величество опечален положением дел в стране, да это и неудивительно. Зреет большая смута, еще одна искра, и воспылает пожар.
Вот почему Вильям был немало удивлен, когда на следующий день его вызвали пред очи короля. В тот же день художник приступил к работе над картиной.
Король остался доволен холстом. Всякому было ясно, в чем замысел художника.
– Эту картину я прикажу повесить в Вестминстере, в моей туалетной комнате. Всякий раз, во время умывания, я буду смотреть на нее и вспоминать о неблагодарности тех, кто обязан служить мне верой и правдой. Мой казначей Филипп Ловель заплатит тебе за труды. Ты хорошо поработал.
Картину повесили в умывальной, и король каждое утро подолгу разглядывал ее. Однако через несколько недель его интерес к картине заметно поубавился, ибо Симон де Монфор, решивший, что время для мятежа еще не созрело, уехал за море, во Францию.
* * *
Вновь началась смута в Гаскони, и король решил, что должен отправиться туда лично.
Генрих сказал супруге, что мысль о разлуке с ней разрывает ему сердце.
– Тогда я отправлюсь с вами, – ответила она.
Король нахмурился:
– Мне будет без вас тяжело, но должен же кто-то управлять страной.
– Проклятый Монфор уехал, теперь народ возьмется за ум.
– Как бы не так, – покачал головой Генрих. – Народ, возможно, и в самом деле поутихнет, но у нас все равно слишком много здесь врагов. Вот почему я должен как можно скорее замирить Гасконь. Да и с Людовиком встретиться не помешает. Нужно прощупать, как он относится к нашим бедам, попросить у него помощи.
– Вы думаете, он нам поможет?
– Короли не любят, когда кто-то из монархов лишается короны.
– Лишается короны! Неужели вы думаете, они осмелятся?
– Пытались же они поступить подобным образом с моим отцом. Это была настоящая катастрофа для монархии. Память об унижении королевской власти вечно будет жить в людской памяти. Вряд ли Людовик захочет, чтобы меня свергли собственные подданные. Это создало бы опасный прецедент. Вот почему я рассчитываю на помощь французского короля.
– Он обязан нам помочь, – горячо проговорила Элеанора. – Ведь он муж Маргариты.
– Увы, любимая, не все придают такое значение родственным связям, как мы с вами.
– И все же я настаиваю – я должна поехать с вами. В последнее время вы что-то стали прихварывать.
– Мне тягостно думать, что я уеду без вас.
– Но у нас есть сын. Пусть Эдуард вернется в Англию. Он уже достаточно зрел, чтобы править страной в ваше отсутствие. Я вижу, Генрих, вы колеблетесь? Не бойтесь, мой сын никогда не выступит против своего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81