А его женщины! Ах, они прокрадываются в его спальню через дверь, скрытую в саду, как я слышал. Говорят, жена садовника — его любовница.
— Консепсьон Седано? — Аманда задумчиво кивнула, вспоминая печаль Карлоты и то, как она часто удалялась от своих фрейлин в глубокой меланхолии. Максимилиан отказывался замечать оттенок безумия в Карлоте, говоря ей, что она страдает от нервного расстройства и должна больше гулять. Неприятностям не было места в мирке Максимилиана, а тем более мысли, что с Карлотой что-то не так. Кроме того, вся ее семья страдала приступами «плохого настроения», и это вполне удовлетворяло его.
— Но война, Хорхе! Как она развивается? Ты слышал что-нибудь о хуаристах или… или об их лидерах?
— Вы имеете в виду Эль Леона? — Старик проницательно посмотрел на нее. — Я действительно слышал кое-какие сплетни, донья Аманда, которые, уверен, вы захотите узнать.
Сердце ее громко забилось, и Аманде пришлось бороться со знакомой тошнотой, которая теперь постоянно мучила ее.
— Что это? — хрипло прошептала она, желая знать и в то же время боясь услышать что-то, чего она не сможет вынести. — Скажи мне, Хорхе.
— После долгого отсутствия Эль Леон вернулся к своим старым занятиям — он тревожит французские войска, а потом возвращается назад, в barrancas. За его голову опять объявлена награда, 'назначенная, говорят, знаменитым доном Фелипе Леоном. Но пока что никто не смог добраться до него. — Озорная улыбка появилась на губах Хорхе, и он подмигнул. — А я поспорил на небольшую сумму, что никто больше и не сможет, сеньора.
Аманда рассмеялась. Тошнота немного отступила, и она свернулась калачиком в мягком кресле около окна.
— Говорят, Эль Леон очень умный, но однажды он позволил себя поймать. Ты не думаешь, что он может это сделать снова? — Пальцы Аманды разглаживали морщинки на легком хлопчатобумажном платье, пока она ждала его ответа. Наконец она подняла глаза и увидела, что Хорхе изучает ее серьезными глазами.
— Не играйте со мной, сеньора. Мы знаем, что, пока вы здесь, опасность очень реальна. Рафаэль не будет держаться в стороне ни от вас, ни от своего брата.
— Но что я могу сделать? О Боже, как я хотела, чтобы он не оставлял меня здесь, — горько сказала Аманда. — Я никогда не понимала, почему он привез меня к Фелипе.
— Вы отлично понимаете, и это одна из причин, почему вы любите его, — нетерпеливо оборвал ее Хорхе. — Если бы он поступал как Фелипе, разве вы любили бы его? Думаю, нет, — ответил он на свой вопрос.
— Если ты так высоко ценишь Рафаэля, почему ты здесь, с Фелипе? — поинтересовалась Аманда.
Хорхе вздохнул, сжимая и разжимая руки, потом наконец взглянул на Аманду.
— Я родился в этом доме, как до меня мой отец. Когда ты стар, очень трудно оставить то, что всегда знал. Возможно, это трусость. Хотя я и не согласен с доном Фелипе, но уйти не могу. Это мое проклятие, донья Аманда, быть старым и трусливым, а не юным и смелым. — Теперь его голос превратился в хриплый шепот, в глазах дрожали слезы.
Зная, что он будет стыдиться, если она увидит проявление его чувств, Аманда кивнула и, отвернувшись, снова стала смотреть в окно. Трусость и ее проклятие тоже, иначе она никогда бы не позволила себе попасть в эту ситуацию. Может быть, это был не страх за себя, но страх потерять что-то очень ценное, хотя это все равно трусость и такая же непростительная. Если бы она только знала, если бы понимала, что Буэна-Виста не самая важная вещь в ее жизни… если бы только…
— Все мы должны нести свой крест, Хорхе, не так ли?
— Si, сеньора, должны. Дон Фелипе уже знает о ребенке?
Аманда резко повернула голову. Нет, она не хотела говорить Фелипе, не хотела рисковать говорить это кому бы то ни было, но сейчас, должно быть, все признаки уже стали очевидны.
Закрыв глаза, Аманда откинула голову на мягкие подушки кресла, и безмолвные слезы потекли по ее щекам.
— Как ты узнал?
Ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать — ее голос больше походил на тихий ветерок, чем на слова. Хорхе нежно взял ее руку в свои заскорузлые ладони.
— Моя жена родила мне девятерых детей, сеньора, — вот почему. — Он деликатно замолчал, и Аманда почувствовала, какой вопрос готов сорваться с его языка.
— Это не ребенок Фелипе, — просто сказала она. — Я никогда… никогда не спала с ним. — Ее длинные ресницы взметнулись вверх. — Он будет в ярости, и я боюсь за малыша.
— Это правильно. — Хорхе замер, услышав голоса и шаги в холле. Все же он прошептал обещание помочь, прежде чем нагнулся к подносу с тарелками.
— Вы не голодны, сеньора? — спросил он, когда Консуэла вошла в комнату, а когда Аманда отрицательно покачала головой, забрал поднос.
— У вас птичий аппетит, — презрительно заметила Консуэла, бросая бархатную шляпку для верховой езды на парчовый диван. — Как вы собираетесь приобрести более женственные формы, если не едите?
— Вас это правда интересует? — ничего не выражающим тоном ответила Аманда, думая про себя, что у Консуэлы такой здоровый аппетит, что хватит на двоих. Тем временем служанка забрана поднос у Хорхе и небрежным взмахом руки приказала ему выйти. Консуэле доставляло наслаждение издеваться над Амандой, придумывая разнообразные оскорбления, и бросать их во время вынужденного общения, пока не наступали моменты, когда Аманда всерьез обдумывала, как задушить мексиканку. Она невозмутимо наблюдала, как Консуэла запихнула в рот большой кусок маисовой лепешки.
— Фелипе купил мне еще подарков. Он говорит, что я красавица, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, — похвасталась Консуэла, пристально наблюдая за Амандой и ожидая ее реакции.
— Правда? — Зевнув, Аманда даже не потрудилась прикрыть рот рукой; в ее голосе звучали скука и отсутствие интереса.
— Si, правда! — Еще один кусок лепешки отправился в рот, начинка из бобов потекла по пальцам и на парчовый диван. — Очень плохо, гринга, что ты не знаешь, как ублажить мужчину, потому что Фелипе мог бы быть щедр к тебе.
— Вы хотите сказать, что Фелипе мужчина? — холодно парировала Аманда, поднимаясь с кресла и глядя на Консуэлу с насмешливым недоверием.
Руки Консуэлы сжались в кулаки, и она встала, сверля Аманду пылающим взглядом.
— Ты дура! Я еще никогда не видела такой глупой женщины! Думаешь, твой любовник не забыл тебя? Могу сказать, что, даже если бы и мог, он все равно не вернется. — Она протянула руку, чтобы больно ущипнуть Аманду.
Аманда ударила ее по руке.
— Больше никогда не прикасайся ко мне, Консуэла, или пожалеешь.
— Думаешь, я боюсь тебя? — Консуэла сжала кулаки, но стальной блеск в синих глазах Аманды показался ей слишком опасным. — Ладно, пожалею тебя и оставлю одну. Пока, — добавила она, выходя из гостиной в соседнюю спальню.
Когда Консуэла захлопнула за собой дверь, ноги Аманды подогнулись, и она упала в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Консепсьон Седано? — Аманда задумчиво кивнула, вспоминая печаль Карлоты и то, как она часто удалялась от своих фрейлин в глубокой меланхолии. Максимилиан отказывался замечать оттенок безумия в Карлоте, говоря ей, что она страдает от нервного расстройства и должна больше гулять. Неприятностям не было места в мирке Максимилиана, а тем более мысли, что с Карлотой что-то не так. Кроме того, вся ее семья страдала приступами «плохого настроения», и это вполне удовлетворяло его.
— Но война, Хорхе! Как она развивается? Ты слышал что-нибудь о хуаристах или… или об их лидерах?
— Вы имеете в виду Эль Леона? — Старик проницательно посмотрел на нее. — Я действительно слышал кое-какие сплетни, донья Аманда, которые, уверен, вы захотите узнать.
Сердце ее громко забилось, и Аманде пришлось бороться со знакомой тошнотой, которая теперь постоянно мучила ее.
— Что это? — хрипло прошептала она, желая знать и в то же время боясь услышать что-то, чего она не сможет вынести. — Скажи мне, Хорхе.
— После долгого отсутствия Эль Леон вернулся к своим старым занятиям — он тревожит французские войска, а потом возвращается назад, в barrancas. За его голову опять объявлена награда, 'назначенная, говорят, знаменитым доном Фелипе Леоном. Но пока что никто не смог добраться до него. — Озорная улыбка появилась на губах Хорхе, и он подмигнул. — А я поспорил на небольшую сумму, что никто больше и не сможет, сеньора.
Аманда рассмеялась. Тошнота немного отступила, и она свернулась калачиком в мягком кресле около окна.
— Говорят, Эль Леон очень умный, но однажды он позволил себя поймать. Ты не думаешь, что он может это сделать снова? — Пальцы Аманды разглаживали морщинки на легком хлопчатобумажном платье, пока она ждала его ответа. Наконец она подняла глаза и увидела, что Хорхе изучает ее серьезными глазами.
— Не играйте со мной, сеньора. Мы знаем, что, пока вы здесь, опасность очень реальна. Рафаэль не будет держаться в стороне ни от вас, ни от своего брата.
— Но что я могу сделать? О Боже, как я хотела, чтобы он не оставлял меня здесь, — горько сказала Аманда. — Я никогда не понимала, почему он привез меня к Фелипе.
— Вы отлично понимаете, и это одна из причин, почему вы любите его, — нетерпеливо оборвал ее Хорхе. — Если бы он поступал как Фелипе, разве вы любили бы его? Думаю, нет, — ответил он на свой вопрос.
— Если ты так высоко ценишь Рафаэля, почему ты здесь, с Фелипе? — поинтересовалась Аманда.
Хорхе вздохнул, сжимая и разжимая руки, потом наконец взглянул на Аманду.
— Я родился в этом доме, как до меня мой отец. Когда ты стар, очень трудно оставить то, что всегда знал. Возможно, это трусость. Хотя я и не согласен с доном Фелипе, но уйти не могу. Это мое проклятие, донья Аманда, быть старым и трусливым, а не юным и смелым. — Теперь его голос превратился в хриплый шепот, в глазах дрожали слезы.
Зная, что он будет стыдиться, если она увидит проявление его чувств, Аманда кивнула и, отвернувшись, снова стала смотреть в окно. Трусость и ее проклятие тоже, иначе она никогда бы не позволила себе попасть в эту ситуацию. Может быть, это был не страх за себя, но страх потерять что-то очень ценное, хотя это все равно трусость и такая же непростительная. Если бы она только знала, если бы понимала, что Буэна-Виста не самая важная вещь в ее жизни… если бы только…
— Все мы должны нести свой крест, Хорхе, не так ли?
— Si, сеньора, должны. Дон Фелипе уже знает о ребенке?
Аманда резко повернула голову. Нет, она не хотела говорить Фелипе, не хотела рисковать говорить это кому бы то ни было, но сейчас, должно быть, все признаки уже стали очевидны.
Закрыв глаза, Аманда откинула голову на мягкие подушки кресла, и безмолвные слезы потекли по ее щекам.
— Как ты узнал?
Ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать — ее голос больше походил на тихий ветерок, чем на слова. Хорхе нежно взял ее руку в свои заскорузлые ладони.
— Моя жена родила мне девятерых детей, сеньора, — вот почему. — Он деликатно замолчал, и Аманда почувствовала, какой вопрос готов сорваться с его языка.
— Это не ребенок Фелипе, — просто сказала она. — Я никогда… никогда не спала с ним. — Ее длинные ресницы взметнулись вверх. — Он будет в ярости, и я боюсь за малыша.
— Это правильно. — Хорхе замер, услышав голоса и шаги в холле. Все же он прошептал обещание помочь, прежде чем нагнулся к подносу с тарелками.
— Вы не голодны, сеньора? — спросил он, когда Консуэла вошла в комнату, а когда Аманда отрицательно покачала головой, забрал поднос.
— У вас птичий аппетит, — презрительно заметила Консуэла, бросая бархатную шляпку для верховой езды на парчовый диван. — Как вы собираетесь приобрести более женственные формы, если не едите?
— Вас это правда интересует? — ничего не выражающим тоном ответила Аманда, думая про себя, что у Консуэлы такой здоровый аппетит, что хватит на двоих. Тем временем служанка забрана поднос у Хорхе и небрежным взмахом руки приказала ему выйти. Консуэле доставляло наслаждение издеваться над Амандой, придумывая разнообразные оскорбления, и бросать их во время вынужденного общения, пока не наступали моменты, когда Аманда всерьез обдумывала, как задушить мексиканку. Она невозмутимо наблюдала, как Консуэла запихнула в рот большой кусок маисовой лепешки.
— Фелипе купил мне еще подарков. Он говорит, что я красавица, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, — похвасталась Консуэла, пристально наблюдая за Амандой и ожидая ее реакции.
— Правда? — Зевнув, Аманда даже не потрудилась прикрыть рот рукой; в ее голосе звучали скука и отсутствие интереса.
— Si, правда! — Еще один кусок лепешки отправился в рот, начинка из бобов потекла по пальцам и на парчовый диван. — Очень плохо, гринга, что ты не знаешь, как ублажить мужчину, потому что Фелипе мог бы быть щедр к тебе.
— Вы хотите сказать, что Фелипе мужчина? — холодно парировала Аманда, поднимаясь с кресла и глядя на Консуэлу с насмешливым недоверием.
Руки Консуэлы сжались в кулаки, и она встала, сверля Аманду пылающим взглядом.
— Ты дура! Я еще никогда не видела такой глупой женщины! Думаешь, твой любовник не забыл тебя? Могу сказать, что, даже если бы и мог, он все равно не вернется. — Она протянула руку, чтобы больно ущипнуть Аманду.
Аманда ударила ее по руке.
— Больше никогда не прикасайся ко мне, Консуэла, или пожалеешь.
— Думаешь, я боюсь тебя? — Консуэла сжала кулаки, но стальной блеск в синих глазах Аманды показался ей слишком опасным. — Ладно, пожалею тебя и оставлю одну. Пока, — добавила она, выходя из гостиной в соседнюю спальню.
Когда Консуэла захлопнула за собой дверь, ноги Аманды подогнулись, и она упала в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96