И, разумеется, организую празднества в честь основателя школы – вот они меня поэтому и не забывают.
– Мой друг, Джэн Чэпем, великий благодетель, – улыбнулся Джон.
– Должен же я творить добро, дабы загладить грехи мои... Поскачем галопом – я хочу поскорее попасть домой и снова увидеть твою великолепную Мэри!
Хотя Морлэнды и ждали Мэри Перси, но все же оказались неподготовленными к тому, что увидели. Когда она верхом на Хаулете въехала во двор бок о бок с Джоном, одетая по-мужски: в бриджи, высокие сапоги и камзол, никто поначалу не признал в ней женщины. Накануне визита они с Джоном обсуждали, во что Мэри облачиться – Джон настоятельно советовал ей надеть женское платье и оставаться в нем все время, пока они будут в усадьбе Морлэнд – но первая же вспышка гнева Мэри заставила его отступить.
– Разумеется, ты права, – сказал он смиренно. – Это было бы притворством – более того, ложью. Ты такая, какая ты есть – и такой я люблю тебя. Я не дам тебя в обиду.
И вправду, поддержка мужа потребовалась Мэри – настолько обитателей усадьбы Морлэнд шокировал вид женщины – замужней женщины, женщины-матери – в мужском платье. Когда миновало первое оцепенение, мнения разделились. Старшие – Пол, Баттсы, Иезекия – полагали, что это дурно и грешно, Джэн счел это чересчур экстравагантным, Мэри Сеймур – глупым. Она уразуметь не могла, как это женщина столь несравненной красоты могла пренебречь изысканными нарядами и драгоценностями, как могла она такие великолепные волосы просто заплести в толстую косу, а не завить и взбить, как отваживалась она подвергать риску свое нежное лицо, участвуя в битвах наравне с мужчинами... А Джейн держала свое мнение при себе. Она вела себя с Мэри Перси столь же уважительно и сердечно, как и со всеми, с кем приходилось ей общаться. Дети же: Николас, сын Джэна и Мэри, ребятишки Баттсов и Артур считали, что это ужасно романтично, но все-таки грешно. А десятилетняя Маргарет Баттс так просто стала тенью Мэри Перси: она страстно мечтала иметь на щеке такой же шрам, и попыталась даже процарапать щечку острым грифелем, но оставила эту затею, почувствовав, как что больно…
Но кто безоговорочно принимал и понимал Мэри Перси – так это Нанетта. В шестьдесят один год она оставалась подвижной и энергичной, обожала скакать верхом и охотиться и, все еще верная обычаям своей юности, ездила по-мужски – точно так же, как Мэри Перси. Ведь Нанетта была воистину сыном своего отца, причем старшим сыном – она понимала, сколь сильна жажда свободы, охватывающая женщину время от времени... Она слишком хорошо помнила, сколь несчастна была Елизавета, вынужденная отказаться от скачек и прочих вольных забав и стать добропорядочной матерью семейства... К тому же Нанетта много времени провела в обществе королей и королев – и понимала, как ни одна душа здесь, всю тяжесть груза власти и ответственности за подданных. А Мэри была бесспорно королевой своего крохотного государства. Гостья, чувствуя откровенную симпатию Нанетты, была с ней куда свободнее и раскованнее, нежели с остальными.
Тем утром, когда Джэн с Джоном поехали осмотреть школу и больницу, Мэри Перси осталась дома – она сидела в парке в обществе Нанетты, Мэри Сеймур и Джейн, занимаясь шитьем. Правда, обыкновенным женским рукоделием занимались лишь три из них, тогда как Мэри Перси усердно чинила ремешок уздечки, поистрепавшийся в дороге. С куда большим удовольствием она составила бы компанию Джону, но безошибочным женским чутьем понимала, что тогда лишила бы его возможности поговорить начистоту с другом юности. Китра не покинул Мэри Перси – к тому же он до крови стер подушечку одной из лап и предпочел отдохнуть. Он лежал у ног хозяйки вместе с Моуди и время от времени утробно рычал на Зак, борзую Нанетты, стоило той пошевелиться.
Поначалу говорили, разумеется, о детях. Сыну Мэри Сеймур исполнилось три года, и он уже занимался с наставником в классной комнате усадьбы Морлэнд. Второму ее сыну, Габриэлю, было почти полтора – и он обещал стать великим умницей. Нанетта гордилась и восхищалась своими внуками и взахлеб говорила о них.
– Джэн уже учит Габриэля ездить верхом, – сказала Нанетта. – Он с радостью поступил бы так же в свое время с Николасом – если бы Мэри позволила. Ведь чем раньше начать, тем лучше! Я ведь все время твержу тебе об этом, Мэри, – а ты отказываешься понимать! Разве ты не хочешь, чтобы твои сыновья стали искусными наездниками?
– Я не хочу, чтобы они упали с коня и разбились. Лучше уж живой сын – пусть и не великий наездник, – упрямо отвечала Мэри Сеймур, не отрывая взгляда от работы. Джейн бросила тревожный взгляд на Нанетту, вспомнив, что послужило причиной гибели ее единственного сына Александра – но та оставалась спокойна и безмятежна. Время было милостиво к ней – хотя лицо Нанетты с годами осунулось и резче обозначились скулы, однако морщин было удивительно мало, а глаза ее были все такими же синими и блестящими, как в молодости. Волосы, к тому времени уже совершенно седые, она прятала под изящный плоеный чепец, а высокий воротник полностью скрывал шею – и красота ее казалась волшебно-неувядаемой.
– А что думает по этому поводу Мэри? – Джейн вежливо обратилась к гостье. Мэри Перси благодарно взглянула на Джейн, вполне оценив этот жест.
– Мой Томас ездит в седле впереди меня с тех самых пор, как научился держать головку, – призналась она. – Он совершенно не боится лошадей.
– Но вам не страшно, что малыш может упасть, убиться? И тогда... тогда все прахом, – сказала Мэри Сеймур. – Ведь, насколько я знаю, у вас были весьма тяжелые роды?
Мэри Перси кивнула, не желая распространяться на эту щекотливую тему. Рожала она так мучительно, и несколько раз ей казалось, что она вот-вот умрет. Ребенок оказался крупный, а мышцы матери были очень сильными от постоянной верховой езды. По мнению опытной повитухи, это было нехорошее сочетание... Скорее всего, повторных родов она не перенесла бы – тем сильнее была любовь родителей к маленькому Томасу.
– Мне ни разу не пришло в голову, что может произойти несчастье, – ответила она. – К тому же, на все Господня воля. Если ему суждено умереть в юности, мы не в силах этому воспротивиться.
Мэри и Джейн переглянулись, а Нанетта произнесла:
– Мне бы вашу мудрость и смирение... Скажите, что слышно от Леттис? Думаю, она время от времени пишет Джону.
– Нечасто. Последний раз письмо от нее пришло по осени – она писала, что родила девочку, почти в тот самый день, когда появился на свет Томас. Они назвали ее Дуглас. Леттис всегда лаконична – думаю, она опасается...
– Но муж ее ведь весьма влиятельное лицо при регенте, правда?
Мэри нахмурилась:
– Так было, я знаю. Из осторожных намеков Леттис явствовало, что лорд Гамильтон помог Морэю прийти к власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Мой друг, Джэн Чэпем, великий благодетель, – улыбнулся Джон.
– Должен же я творить добро, дабы загладить грехи мои... Поскачем галопом – я хочу поскорее попасть домой и снова увидеть твою великолепную Мэри!
Хотя Морлэнды и ждали Мэри Перси, но все же оказались неподготовленными к тому, что увидели. Когда она верхом на Хаулете въехала во двор бок о бок с Джоном, одетая по-мужски: в бриджи, высокие сапоги и камзол, никто поначалу не признал в ней женщины. Накануне визита они с Джоном обсуждали, во что Мэри облачиться – Джон настоятельно советовал ей надеть женское платье и оставаться в нем все время, пока они будут в усадьбе Морлэнд – но первая же вспышка гнева Мэри заставила его отступить.
– Разумеется, ты права, – сказал он смиренно. – Это было бы притворством – более того, ложью. Ты такая, какая ты есть – и такой я люблю тебя. Я не дам тебя в обиду.
И вправду, поддержка мужа потребовалась Мэри – настолько обитателей усадьбы Морлэнд шокировал вид женщины – замужней женщины, женщины-матери – в мужском платье. Когда миновало первое оцепенение, мнения разделились. Старшие – Пол, Баттсы, Иезекия – полагали, что это дурно и грешно, Джэн счел это чересчур экстравагантным, Мэри Сеймур – глупым. Она уразуметь не могла, как это женщина столь несравненной красоты могла пренебречь изысканными нарядами и драгоценностями, как могла она такие великолепные волосы просто заплести в толстую косу, а не завить и взбить, как отваживалась она подвергать риску свое нежное лицо, участвуя в битвах наравне с мужчинами... А Джейн держала свое мнение при себе. Она вела себя с Мэри Перси столь же уважительно и сердечно, как и со всеми, с кем приходилось ей общаться. Дети же: Николас, сын Джэна и Мэри, ребятишки Баттсов и Артур считали, что это ужасно романтично, но все-таки грешно. А десятилетняя Маргарет Баттс так просто стала тенью Мэри Перси: она страстно мечтала иметь на щеке такой же шрам, и попыталась даже процарапать щечку острым грифелем, но оставила эту затею, почувствовав, как что больно…
Но кто безоговорочно принимал и понимал Мэри Перси – так это Нанетта. В шестьдесят один год она оставалась подвижной и энергичной, обожала скакать верхом и охотиться и, все еще верная обычаям своей юности, ездила по-мужски – точно так же, как Мэри Перси. Ведь Нанетта была воистину сыном своего отца, причем старшим сыном – она понимала, сколь сильна жажда свободы, охватывающая женщину время от времени... Она слишком хорошо помнила, сколь несчастна была Елизавета, вынужденная отказаться от скачек и прочих вольных забав и стать добропорядочной матерью семейства... К тому же Нанетта много времени провела в обществе королей и королев – и понимала, как ни одна душа здесь, всю тяжесть груза власти и ответственности за подданных. А Мэри была бесспорно королевой своего крохотного государства. Гостья, чувствуя откровенную симпатию Нанетты, была с ней куда свободнее и раскованнее, нежели с остальными.
Тем утром, когда Джэн с Джоном поехали осмотреть школу и больницу, Мэри Перси осталась дома – она сидела в парке в обществе Нанетты, Мэри Сеймур и Джейн, занимаясь шитьем. Правда, обыкновенным женским рукоделием занимались лишь три из них, тогда как Мэри Перси усердно чинила ремешок уздечки, поистрепавшийся в дороге. С куда большим удовольствием она составила бы компанию Джону, но безошибочным женским чутьем понимала, что тогда лишила бы его возможности поговорить начистоту с другом юности. Китра не покинул Мэри Перси – к тому же он до крови стер подушечку одной из лап и предпочел отдохнуть. Он лежал у ног хозяйки вместе с Моуди и время от времени утробно рычал на Зак, борзую Нанетты, стоило той пошевелиться.
Поначалу говорили, разумеется, о детях. Сыну Мэри Сеймур исполнилось три года, и он уже занимался с наставником в классной комнате усадьбы Морлэнд. Второму ее сыну, Габриэлю, было почти полтора – и он обещал стать великим умницей. Нанетта гордилась и восхищалась своими внуками и взахлеб говорила о них.
– Джэн уже учит Габриэля ездить верхом, – сказала Нанетта. – Он с радостью поступил бы так же в свое время с Николасом – если бы Мэри позволила. Ведь чем раньше начать, тем лучше! Я ведь все время твержу тебе об этом, Мэри, – а ты отказываешься понимать! Разве ты не хочешь, чтобы твои сыновья стали искусными наездниками?
– Я не хочу, чтобы они упали с коня и разбились. Лучше уж живой сын – пусть и не великий наездник, – упрямо отвечала Мэри Сеймур, не отрывая взгляда от работы. Джейн бросила тревожный взгляд на Нанетту, вспомнив, что послужило причиной гибели ее единственного сына Александра – но та оставалась спокойна и безмятежна. Время было милостиво к ней – хотя лицо Нанетты с годами осунулось и резче обозначились скулы, однако морщин было удивительно мало, а глаза ее были все такими же синими и блестящими, как в молодости. Волосы, к тому времени уже совершенно седые, она прятала под изящный плоеный чепец, а высокий воротник полностью скрывал шею – и красота ее казалась волшебно-неувядаемой.
– А что думает по этому поводу Мэри? – Джейн вежливо обратилась к гостье. Мэри Перси благодарно взглянула на Джейн, вполне оценив этот жест.
– Мой Томас ездит в седле впереди меня с тех самых пор, как научился держать головку, – призналась она. – Он совершенно не боится лошадей.
– Но вам не страшно, что малыш может упасть, убиться? И тогда... тогда все прахом, – сказала Мэри Сеймур. – Ведь, насколько я знаю, у вас были весьма тяжелые роды?
Мэри Перси кивнула, не желая распространяться на эту щекотливую тему. Рожала она так мучительно, и несколько раз ей казалось, что она вот-вот умрет. Ребенок оказался крупный, а мышцы матери были очень сильными от постоянной верховой езды. По мнению опытной повитухи, это было нехорошее сочетание... Скорее всего, повторных родов она не перенесла бы – тем сильнее была любовь родителей к маленькому Томасу.
– Мне ни разу не пришло в голову, что может произойти несчастье, – ответила она. – К тому же, на все Господня воля. Если ему суждено умереть в юности, мы не в силах этому воспротивиться.
Мэри и Джейн переглянулись, а Нанетта произнесла:
– Мне бы вашу мудрость и смирение... Скажите, что слышно от Леттис? Думаю, она время от времени пишет Джону.
– Нечасто. Последний раз письмо от нее пришло по осени – она писала, что родила девочку, почти в тот самый день, когда появился на свет Томас. Они назвали ее Дуглас. Леттис всегда лаконична – думаю, она опасается...
– Но муж ее ведь весьма влиятельное лицо при регенте, правда?
Мэри нахмурилась:
– Так было, я знаю. Из осторожных намеков Леттис явствовало, что лорд Гамильтон помог Морэю прийти к власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109