.. Ее младшему сыну исполнилось всего четыре года, рассуждала она про себя – и ей может снова «не посчастливиться». Она чувствовала себя виноватой за то, что даже в мыслях произнесла эти слова – но, хотя она гордилась детьми, она была бы рада, если бы ей больше не пришлось стать матерью. Ведь ей всего тридцать шесть – а она уже десять раз была беременна, и еще не скоро утратит способность рожать... Она не хотела вновь испытывать тяготы беременности – а больше всего страшилась умереть родами.
Ей ни разу в жизни не приходило в голову, что соитие с мужем может иметь целью нечто иное, нежели продолжение рода. Ведь он ни разу не подарил ей истинного блаженства, и несмотря на глубокую симпатию к мужу, Елизавета была уверена, что для него совокупление – также не более чем долг.
Но в этот вечер ей не повезло... Хоть она и закрыла глаза, и старалась глубоко и ровно дышать, но когда Пол отодвинул полог и коснулся ее, по его учащенному дыханию она поняла, что нынче произойдет.
– Завтра я уезжаю, и меня не будет по меньшей мере месяц, – он нежно положил руку ей на плечо. Его охватила дрожь при мысли, что вот сейчас он развяжет тесемки ее пеньюара и коснется гладкого нагого тела. Но он ждал, надеясь, что она скажет: «Я буду тосковать по тебе», что кинется к нему в объятия, прильнет к нему всем телом, шепча слова любви и страстно отдаваясь ему... Но ждал он напрасно – как и всегда. Елизавета лежала покорная, ожидая своей участи – и сердце его сжалось от боли и разочарования. Но строгий моралист, живущий в нем, настойчиво твердил, что брак заключается не для удовольствия, а лишь для того, чтобы появилось многочисленное потомство...
Обуреваемый этими противоречивыми чувствами, он овладел ею, все еще надеясь, что вот-вот она ответит ему, хотя бы телом – он страстно желал ее любви и проклинал себя за то, что так обожает ее. Ведь он любил ее – любил с самого начала, безнадежно и страстно, коленопреклоненный перед этим воплощением женской добродетели и целомудрия...
...Когда все закончилось, к нему вернулся трезвый рассудок – он оторвался от нее, унылый и одинокий, как и прежде. И они заснули – каждый на своем краю обширной постели, отодвинувшись как можно дальше друг от друга.
– Не нужно вставать завтра утром, чтобы проводить меня, – успел сказать Пол. – Мы отправимся очень рано.
Елизавета пробормотала что-то, соглашаясь. Она вообразить не могла, как ему хотелось, чтобы она начала возражать – посему она подчинилась воле мужа, тем более что это было удобно для нее самой... Оба заснули с чувством смутного неудовлетворения. Ее мучили тяжелые сновидения. Во сне она тосковала по чему-то, что ускользало от нее – хотя не знала, что это было. Она всхлипывала во сне. Нет, она вовсе не мечтала иметь идеального любовника. У нее никогда не было мужчины, кроме Пола – она не могла знать, какою бывает любовь…
Церемония представления произошла очень быстро. Все столпились в коридоре, ведущем к залу для аудиенций, ожидая появления королевы – Пол, его покровитель молодой герцог Норфолкский, Джон и Леттис, одетая с головы до ног во все самое лучшее, столь же взволнованная, сколь и прекрасная. Их окружали придворные различных рангов, ожидая удобного случая попросить монархиню о милости – или просто попасться ей на глаза. Но поскольку молодой Норфолк был родственником королевы, его протеже Морлэнды стояли в первых рядах толпы.
Все суетились и перешептывались – это было чем-то сродни огню, бегущему по сухой траве в преддверии порыва урагана. И вот ветер задул слабое пламя – все принялись кланяться и приседать в реверансе. Появилась королева, направилась в зал, но вдруг помешкала и остановилась прямо перед Морлэндами.
– А это еще кто, кузен Норфолк?
Рыжеволосый белокожий молодой человек, великолепный в своем алом камзоле, расшитом золотом и усыпанном жемчугом – дарами королевы – указал пальцем на Морлэндов:
– Имя им Морлэнды, ваше величество, – вы, возможно, помните. Господин Морлэнд прибыл сюда, чтобы рекомендовать вашему величеству...
– Ах, да, Морлэнды. Кажется, это твоя родня, Нэн, – перебила его королева, поворачиваясь к Нанетте, стоявшей в толпе фрейлин. Взгляд королевы безразлично скользнул по фигурке Леттис, все еще склоненной в реверансе – но девушка все же осмелилась на мгновение поднять глаза.
– Хм-м-м... Милое личико. Но при дворе и без нее множество прелестниц. А это что за необыкновенный юноша?
Джон взглянул на королеву, и лицо его вспыхнуло. Величественное и прекрасное лицо было так близко и почти вровень с его лицом – хотя он и был согнут в три погибели. Холодные темные глаза оглядывали его со странным любопытством. Повинуясь их приказу, он выпрямился во весь свой гигантский рост – эти темные глаза на бледном лице, не отрываясь, глядели на юношу, хотя королеве и пришлось запрокинуть для этого голову.
– Это Джон Морлэнд, ваше величество, – представила его Нанетта. – Старший сын и наследник земель Морлэндов.
На губах королевы появилась слабая усмешка – почти кокетливая. Но в этих удивительных темных глазах не было и тени кокетства – они внимательно изучали Джона, проникая все глубже и глубже ему в душу... Чего она от него хочет? Он боялся лишь, что это может стоить ему жизни... Резко и почти зло она вдруг протянула ему длинную бледную руку. Джон принял и почтительно облобызал ее, не отводя взгляда – в его движениях не было и тени раболепия.
– Пусть он остается при дворе, – произнесла королева. – Я сделаю для него все, что будет в моей власти.
По толпе пронесся шепоток удивления – словно вспорхнула стайка испуганных голубей – все с интересом наблюдали эту сцену. Королева проследовала в зал для аудиенций, оставив позади ошеломленного Пола, пораженного герцога и готовую разрыдаться Леттис.
– Она едва взглянула на меня! – заныла она, как только королева удалилась. – Это несправедливо! Джон даже не хотел ехать ко двору, а она заметила именно его!
Джон возвратился домой, в усадьбу Морлэнд в один из вечеров, почти ночью – на взмыленном коне, которого он гнал так, словно его преследовала свора адских псов. Ворота усадьбы были уже заперты в этот поздний час, и управляющему пришлось подняться и распорядиться, чтобы Джона впустили.
– Где моя мать? – спросил Джон, передавая груму поводья измученной лошади.
– Госпожа уже отдыхает, – ответил Клемент, – но, мне кажется, в ее покоях все еще горит свет.
– Благодарю. – Джон направился было в материнскую спальню, но вдруг остановился, вспомнив о чем-то. – Приглядите за конем. Он очень разгорячен – проследите, чтобы он не простыл. – И удалился, провожаемый изумленным взглядом Клемента. Наверняка с молодым хозяином приключилось нечто необычайное, раз он препоручил коня заботам слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Ей ни разу в жизни не приходило в голову, что соитие с мужем может иметь целью нечто иное, нежели продолжение рода. Ведь он ни разу не подарил ей истинного блаженства, и несмотря на глубокую симпатию к мужу, Елизавета была уверена, что для него совокупление – также не более чем долг.
Но в этот вечер ей не повезло... Хоть она и закрыла глаза, и старалась глубоко и ровно дышать, но когда Пол отодвинул полог и коснулся ее, по его учащенному дыханию она поняла, что нынче произойдет.
– Завтра я уезжаю, и меня не будет по меньшей мере месяц, – он нежно положил руку ей на плечо. Его охватила дрожь при мысли, что вот сейчас он развяжет тесемки ее пеньюара и коснется гладкого нагого тела. Но он ждал, надеясь, что она скажет: «Я буду тосковать по тебе», что кинется к нему в объятия, прильнет к нему всем телом, шепча слова любви и страстно отдаваясь ему... Но ждал он напрасно – как и всегда. Елизавета лежала покорная, ожидая своей участи – и сердце его сжалось от боли и разочарования. Но строгий моралист, живущий в нем, настойчиво твердил, что брак заключается не для удовольствия, а лишь для того, чтобы появилось многочисленное потомство...
Обуреваемый этими противоречивыми чувствами, он овладел ею, все еще надеясь, что вот-вот она ответит ему, хотя бы телом – он страстно желал ее любви и проклинал себя за то, что так обожает ее. Ведь он любил ее – любил с самого начала, безнадежно и страстно, коленопреклоненный перед этим воплощением женской добродетели и целомудрия...
...Когда все закончилось, к нему вернулся трезвый рассудок – он оторвался от нее, унылый и одинокий, как и прежде. И они заснули – каждый на своем краю обширной постели, отодвинувшись как можно дальше друг от друга.
– Не нужно вставать завтра утром, чтобы проводить меня, – успел сказать Пол. – Мы отправимся очень рано.
Елизавета пробормотала что-то, соглашаясь. Она вообразить не могла, как ему хотелось, чтобы она начала возражать – посему она подчинилась воле мужа, тем более что это было удобно для нее самой... Оба заснули с чувством смутного неудовлетворения. Ее мучили тяжелые сновидения. Во сне она тосковала по чему-то, что ускользало от нее – хотя не знала, что это было. Она всхлипывала во сне. Нет, она вовсе не мечтала иметь идеального любовника. У нее никогда не было мужчины, кроме Пола – она не могла знать, какою бывает любовь…
Церемония представления произошла очень быстро. Все столпились в коридоре, ведущем к залу для аудиенций, ожидая появления королевы – Пол, его покровитель молодой герцог Норфолкский, Джон и Леттис, одетая с головы до ног во все самое лучшее, столь же взволнованная, сколь и прекрасная. Их окружали придворные различных рангов, ожидая удобного случая попросить монархиню о милости – или просто попасться ей на глаза. Но поскольку молодой Норфолк был родственником королевы, его протеже Морлэнды стояли в первых рядах толпы.
Все суетились и перешептывались – это было чем-то сродни огню, бегущему по сухой траве в преддверии порыва урагана. И вот ветер задул слабое пламя – все принялись кланяться и приседать в реверансе. Появилась королева, направилась в зал, но вдруг помешкала и остановилась прямо перед Морлэндами.
– А это еще кто, кузен Норфолк?
Рыжеволосый белокожий молодой человек, великолепный в своем алом камзоле, расшитом золотом и усыпанном жемчугом – дарами королевы – указал пальцем на Морлэндов:
– Имя им Морлэнды, ваше величество, – вы, возможно, помните. Господин Морлэнд прибыл сюда, чтобы рекомендовать вашему величеству...
– Ах, да, Морлэнды. Кажется, это твоя родня, Нэн, – перебила его королева, поворачиваясь к Нанетте, стоявшей в толпе фрейлин. Взгляд королевы безразлично скользнул по фигурке Леттис, все еще склоненной в реверансе – но девушка все же осмелилась на мгновение поднять глаза.
– Хм-м-м... Милое личико. Но при дворе и без нее множество прелестниц. А это что за необыкновенный юноша?
Джон взглянул на королеву, и лицо его вспыхнуло. Величественное и прекрасное лицо было так близко и почти вровень с его лицом – хотя он и был согнут в три погибели. Холодные темные глаза оглядывали его со странным любопытством. Повинуясь их приказу, он выпрямился во весь свой гигантский рост – эти темные глаза на бледном лице, не отрываясь, глядели на юношу, хотя королеве и пришлось запрокинуть для этого голову.
– Это Джон Морлэнд, ваше величество, – представила его Нанетта. – Старший сын и наследник земель Морлэндов.
На губах королевы появилась слабая усмешка – почти кокетливая. Но в этих удивительных темных глазах не было и тени кокетства – они внимательно изучали Джона, проникая все глубже и глубже ему в душу... Чего она от него хочет? Он боялся лишь, что это может стоить ему жизни... Резко и почти зло она вдруг протянула ему длинную бледную руку. Джон принял и почтительно облобызал ее, не отводя взгляда – в его движениях не было и тени раболепия.
– Пусть он остается при дворе, – произнесла королева. – Я сделаю для него все, что будет в моей власти.
По толпе пронесся шепоток удивления – словно вспорхнула стайка испуганных голубей – все с интересом наблюдали эту сцену. Королева проследовала в зал для аудиенций, оставив позади ошеломленного Пола, пораженного герцога и готовую разрыдаться Леттис.
– Она едва взглянула на меня! – заныла она, как только королева удалилась. – Это несправедливо! Джон даже не хотел ехать ко двору, а она заметила именно его!
Джон возвратился домой, в усадьбу Морлэнд в один из вечеров, почти ночью – на взмыленном коне, которого он гнал так, словно его преследовала свора адских псов. Ворота усадьбы были уже заперты в этот поздний час, и управляющему пришлось подняться и распорядиться, чтобы Джона впустили.
– Где моя мать? – спросил Джон, передавая груму поводья измученной лошади.
– Госпожа уже отдыхает, – ответил Клемент, – но, мне кажется, в ее покоях все еще горит свет.
– Благодарю. – Джон направился было в материнскую спальню, но вдруг остановился, вспомнив о чем-то. – Приглядите за конем. Он очень разгорячен – проследите, чтобы он не простыл. – И удалился, провожаемый изумленным взглядом Клемента. Наверняка с молодым хозяином приключилось нечто необычайное, раз он препоручил коня заботам слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109