Заметив же пробуждение спецназовца, по виду и возрасту бывшего в группе старшим, подошел и с въедливой ухмылочкой бросил:
– Выспался, ублюдок? Поставить в общую связку! И пусть теперь сами его тащат – путь предстоит не близкий. Ничего-ничего – вы еще за все ответите! И за Абхазию, и за Осетию! Русские свиньи!…
И, отвернувшись, поднял бинокль…
Но склон оставался пуст. Тогда рыжебородый вытащил из нагрудного кармана рацию, нажав кнопку, что-то прокричал по-грузински. И скоро рация зашипела в ответ. Вахтанг радостно оскалился и снова принялся изучать южный склон перевала.
Через минуту довольным тоном сообщил:
– Давид возвращается. Сейчас переведет дух, и тронемся дальше.
В ущелье действительно спускался Давид. Приблизившись к стоянке отряда, он поднял над головой автомат, показал белые зубы в широченной улыбке и выкрикнул приветствие на родном языке. Они обнялись с Вахтангом, после чего молодой грузин без сил опустился на землю рядом с раненным земляком…
"Если хочешь возненавидеть грузина – запишись к нему в партизанский отряд", – скрипнув зубами, подумал Касаев.
И повернувшись к Хамзату, спросил:
– Ты, кажется, твердил, будто наша помощь им нужна только для пересечения границы. Перевал остался сзади, но теперь Вахтанг намекает на длинный путь. Что-то я не пойму, кто из вас говорит неправду.
– Э-э, Усман, почему ты такой нетерпеливый?! – неодобрительно качнул тот вахабиткой. – Русских должна забрать машина, понимаешь?
– Какое мне до этого дело?…
– Ну, где ты видишь тут дорогу? Как машина сюда доберется? Вот дотащим их до ближайшего села с дорогой, и на том наша задача будет выполнена. Так нам объяснял Вахтанг…
– Село, дорога, машина… Все это – не моя забота! – отрезал одноглазый. – Еще сутки топаю с отрядом, раз уж по пути, а дальше… Дальше наши маршруты расходятся.
– Смотри… Я тебя уже предупреждал, чтобы ты был с Вахтангом поосторожней. Здесь в Грузии он хозяин положения! Захочет – в порошок сотрет.
В этот момент, словно подтверждая правоту Хамзата, рыжебородый громким голосом приказал закончить отдых и продолжить движение.
Чеченцы вяло повиновались.
Подталкивая идущего впереди Атисова, одноглазый зашагал рядом с приятелем. Следом за ними топали русские, тащившие тела двух своих товарищей…
– Он и в наших горах чувствовал себя хозяином, – проворчал Усман в продолжение прерванного разговора.
Но Хамзат то ли не расслышал, то ли не захотел развивать неприятную тему. Или экономил силы для долгого перехода к ближайшему грузинскому селению.
* * *
Усман спал отвратительно. Хоть и вымотался за последние дни, изголодался, да и нервов истратил порядочно – все одно не удавалось отключиться. Казалось, здесь – в Грузии, можно себе позволить расслабиться, забыться беспробудным сном. Тем более что ночные дежурства Вахтанг чеченцам не доверял – назначал своих, а под утро дежурил сам, обдумывая на свежую голову план предстоящего дня. Но, видно, крепко вошло в привычку вздрагивать при малейшем шорохе или просыпаться каждые полчаса; нащупывать одной ладонью готовый к стрельбе автомат, а другой дергать за веревку, проверяя, не сбежал ли пленник.
Сегодняшняя ночь радовала теплом. Миновав пограничный перевал, отряд несколько часов спускался по склону, пока не оказался на дне ущелья. Исток грузинской речушки, возле которой весело полыхал костерок, находился много ниже продуваемых всеми ветрами отрогов. К тому же и дышалось здесь гораздо легче…
Однако желанное забытье приходило урывками. К старым привычкам добавилось растущее беспокойство: отпустит ли с миром Вахтанг после выполнения отрядом секретной миссии, или…
Вот и ворочался, таращился единственным глазом в черное небо вместо того, чтобы отдыхать и набираться сил перед следующим тяжелым переходом…
От тягостных размышлений иногда отвлекал молодой Давид – подходил к кучке нарубленного сушняка, брал пару сучьев и бросал их в огонь; или, покопавшись в кармане жилета, щелкал зажигалкой… Где-то в середине ночи Касаев опять провалился в сон, а когда в очередной раз проснулся, к своему удивлению обнаружил дозорного спящим.
– Тоже мне – воины, – скривившись, приглушенно прошептал он.
За подобный проступок в соединении Ризвана Абдуллаева наказывали нещадно. И не помогли бы никакие оправдания: дескать, здесь не Ичкерия, а союзная страна; федералы остались за перевалом; все устали…
Усман поднял небольшой камешек, чтобы запустить им в грузина, но вдруг замер – один из пленников внезапно приподнялся и потянулся рукой к "валу", аккуратно прислоненному к камню, рядом с которым клевал носом Давид…
Ладонь одноглазого моментально нащупала автомат.
– Эй! – негромко окликнул он здоровяка.
Тот медленно обернулся, увидел направленный на него ствол, опустил руку и лег на место.
Маленький камешек описал дугу над костром и тюкнулся по опущенной голове горе-дозорного. Встрепенувшись и шумно выдохнув, грузин очумело глянул влево, вправо… и сызнова полез в карман за сигаретами.
А Усман еще долго ощущал на себе выжидающий взгляд здоровяка-спецназовца…
Второй раз они повстречались спустя полтора часа после резни на проселочной дороге.
Остаткам чеченского отряда тогда вновь не повезло – подоспевшие спецназовцы блокировали небольшой лесок. Окружив, загнали плотным огнем в балку и долбили из всех видов оружия, пока… Одним словом, через полтора часа из балки с поднятыми руками вышли только двое: Усман и Вахид Габаров. Тот самый Габаров, что полосовал русским глотки.
Избив обоих, обозленные бойцы спецназа притащили их на тот же проселок, где лежали трупы их товарищей. Возле одной из боевых машин оказывали помощь раненному здоровяку, жизнь которого недавно висела на волоске.
Завидев пленных, он поднялся, покачиваясь, подошел; пристально посмотрел на Габарова… Затем молча выхватил из грудных ножен ближайшего бойца кинжал, обхватил голову Вахида и одним движением распорол ему шею. От левого уха до правого. А, отбросив обмякшее тело, двинулся к Касаеву…
В ту минуту Усман уже мысленно читал молитву; думал все – конец. Однако мужик с перебинтованным торсом устало произнес:
– Этот в казни не участвовал. Связать его. В Ханкале передадим местным силовикам…
Потом был долгий и тряский путь до Ханкалы. Мрачный Касаев вздыхал, морщился от боли в туго стянутых веревками руках и дивился зигзагам капризной судьбы. Выходило, успей Габаров на дороге лишить жизни всех четверых неверных, и некому было бы вступиться – разъяренные гибелью сослуживцев спецназовцы, не стали бы разбираться, не пощадили бы…
В Ханкале его и в самом деле передали представителям грозненской милиции. Ну а потом, по дороге в СИЗО он повстречал давнего знакомца в милицейской форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Выспался, ублюдок? Поставить в общую связку! И пусть теперь сами его тащат – путь предстоит не близкий. Ничего-ничего – вы еще за все ответите! И за Абхазию, и за Осетию! Русские свиньи!…
И, отвернувшись, поднял бинокль…
Но склон оставался пуст. Тогда рыжебородый вытащил из нагрудного кармана рацию, нажав кнопку, что-то прокричал по-грузински. И скоро рация зашипела в ответ. Вахтанг радостно оскалился и снова принялся изучать южный склон перевала.
Через минуту довольным тоном сообщил:
– Давид возвращается. Сейчас переведет дух, и тронемся дальше.
В ущелье действительно спускался Давид. Приблизившись к стоянке отряда, он поднял над головой автомат, показал белые зубы в широченной улыбке и выкрикнул приветствие на родном языке. Они обнялись с Вахтангом, после чего молодой грузин без сил опустился на землю рядом с раненным земляком…
"Если хочешь возненавидеть грузина – запишись к нему в партизанский отряд", – скрипнув зубами, подумал Касаев.
И повернувшись к Хамзату, спросил:
– Ты, кажется, твердил, будто наша помощь им нужна только для пересечения границы. Перевал остался сзади, но теперь Вахтанг намекает на длинный путь. Что-то я не пойму, кто из вас говорит неправду.
– Э-э, Усман, почему ты такой нетерпеливый?! – неодобрительно качнул тот вахабиткой. – Русских должна забрать машина, понимаешь?
– Какое мне до этого дело?…
– Ну, где ты видишь тут дорогу? Как машина сюда доберется? Вот дотащим их до ближайшего села с дорогой, и на том наша задача будет выполнена. Так нам объяснял Вахтанг…
– Село, дорога, машина… Все это – не моя забота! – отрезал одноглазый. – Еще сутки топаю с отрядом, раз уж по пути, а дальше… Дальше наши маршруты расходятся.
– Смотри… Я тебя уже предупреждал, чтобы ты был с Вахтангом поосторожней. Здесь в Грузии он хозяин положения! Захочет – в порошок сотрет.
В этот момент, словно подтверждая правоту Хамзата, рыжебородый громким голосом приказал закончить отдых и продолжить движение.
Чеченцы вяло повиновались.
Подталкивая идущего впереди Атисова, одноглазый зашагал рядом с приятелем. Следом за ними топали русские, тащившие тела двух своих товарищей…
– Он и в наших горах чувствовал себя хозяином, – проворчал Усман в продолжение прерванного разговора.
Но Хамзат то ли не расслышал, то ли не захотел развивать неприятную тему. Или экономил силы для долгого перехода к ближайшему грузинскому селению.
* * *
Усман спал отвратительно. Хоть и вымотался за последние дни, изголодался, да и нервов истратил порядочно – все одно не удавалось отключиться. Казалось, здесь – в Грузии, можно себе позволить расслабиться, забыться беспробудным сном. Тем более что ночные дежурства Вахтанг чеченцам не доверял – назначал своих, а под утро дежурил сам, обдумывая на свежую голову план предстоящего дня. Но, видно, крепко вошло в привычку вздрагивать при малейшем шорохе или просыпаться каждые полчаса; нащупывать одной ладонью готовый к стрельбе автомат, а другой дергать за веревку, проверяя, не сбежал ли пленник.
Сегодняшняя ночь радовала теплом. Миновав пограничный перевал, отряд несколько часов спускался по склону, пока не оказался на дне ущелья. Исток грузинской речушки, возле которой весело полыхал костерок, находился много ниже продуваемых всеми ветрами отрогов. К тому же и дышалось здесь гораздо легче…
Однако желанное забытье приходило урывками. К старым привычкам добавилось растущее беспокойство: отпустит ли с миром Вахтанг после выполнения отрядом секретной миссии, или…
Вот и ворочался, таращился единственным глазом в черное небо вместо того, чтобы отдыхать и набираться сил перед следующим тяжелым переходом…
От тягостных размышлений иногда отвлекал молодой Давид – подходил к кучке нарубленного сушняка, брал пару сучьев и бросал их в огонь; или, покопавшись в кармане жилета, щелкал зажигалкой… Где-то в середине ночи Касаев опять провалился в сон, а когда в очередной раз проснулся, к своему удивлению обнаружил дозорного спящим.
– Тоже мне – воины, – скривившись, приглушенно прошептал он.
За подобный проступок в соединении Ризвана Абдуллаева наказывали нещадно. И не помогли бы никакие оправдания: дескать, здесь не Ичкерия, а союзная страна; федералы остались за перевалом; все устали…
Усман поднял небольшой камешек, чтобы запустить им в грузина, но вдруг замер – один из пленников внезапно приподнялся и потянулся рукой к "валу", аккуратно прислоненному к камню, рядом с которым клевал носом Давид…
Ладонь одноглазого моментально нащупала автомат.
– Эй! – негромко окликнул он здоровяка.
Тот медленно обернулся, увидел направленный на него ствол, опустил руку и лег на место.
Маленький камешек описал дугу над костром и тюкнулся по опущенной голове горе-дозорного. Встрепенувшись и шумно выдохнув, грузин очумело глянул влево, вправо… и сызнова полез в карман за сигаретами.
А Усман еще долго ощущал на себе выжидающий взгляд здоровяка-спецназовца…
Второй раз они повстречались спустя полтора часа после резни на проселочной дороге.
Остаткам чеченского отряда тогда вновь не повезло – подоспевшие спецназовцы блокировали небольшой лесок. Окружив, загнали плотным огнем в балку и долбили из всех видов оружия, пока… Одним словом, через полтора часа из балки с поднятыми руками вышли только двое: Усман и Вахид Габаров. Тот самый Габаров, что полосовал русским глотки.
Избив обоих, обозленные бойцы спецназа притащили их на тот же проселок, где лежали трупы их товарищей. Возле одной из боевых машин оказывали помощь раненному здоровяку, жизнь которого недавно висела на волоске.
Завидев пленных, он поднялся, покачиваясь, подошел; пристально посмотрел на Габарова… Затем молча выхватил из грудных ножен ближайшего бойца кинжал, обхватил голову Вахида и одним движением распорол ему шею. От левого уха до правого. А, отбросив обмякшее тело, двинулся к Касаеву…
В ту минуту Усман уже мысленно читал молитву; думал все – конец. Однако мужик с перебинтованным торсом устало произнес:
– Этот в казни не участвовал. Связать его. В Ханкале передадим местным силовикам…
Потом был долгий и тряский путь до Ханкалы. Мрачный Касаев вздыхал, морщился от боли в туго стянутых веревками руках и дивился зигзагам капризной судьбы. Выходило, успей Габаров на дороге лишить жизни всех четверых неверных, и некому было бы вступиться – разъяренные гибелью сослуживцев спецназовцы, не стали бы разбираться, не пощадили бы…
В Ханкале его и в самом деле передали представителям грозненской милиции. Ну а потом, по дороге в СИЗО он повстречал давнего знакомца в милицейской форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67