ц опять было непонятно, в чем спецификум этой мифической
цзненности и реальности. В противоположность бесплотной
идеальности миф, говорили мы, чрезвычайно реален, как-то
особенно телесен, до жуткости веществен и физичен. Теперь
эта повышенная реальность и телесность вскрыта и нами.
Проанализировавши понятие чуда, мы ясно видим, что имен-
но чудо есть то, что так подчеркивает телесную природу мифа,
выхватывает ее из сферы обычной, ординарной телесности и,
не лишая ее природы телесности (без телесности нет никакого
мифа), делает ее какой-то особенно напряженной и углублен-
ной. Теперь известно имя этого фактора, не уничтожающего,
но именно напрягающего тело в подлинно мифическом на-
правлении; и вскрыта его диалектическая природа, а стало
быть, и необходимость.
3. Миф, доказывали мы раньше, не есть наука, но жизнь,
таящая в себе свою собственную мифическую истинность и
смысловую структуру. О характере этой истинности мы тогда
ничего не знали. Но теперь мы отличили мифическую истин-
ность от логической, от практической и от эстетической. Это
уже одно сразу значительно расчистило нам путь для установ-
ки понятия мифической истинности. И теперь она стала нам
ясной. Миф, несомненно, живет каким-то своим собствен-
ным пониманием истины; и заключается она в установлении
степени соответствия текучей эмпирии личности с ее идеаль-
но-первозданной нетронутостью. Это - вполне ясно отличи-
мая от всякой иной истинности чисто мифическая истин-
ность. В основе ее лежит истина чуда.
4. Миф не есть метафизическое построение, но - чисто
вещественная действительность, являющаяся, однако, в то же
время и отрешенной от обычного хода явлений и содержащая
в себе поэтому разную степень иерархийности. Об этом много
говорилось в течение всей нашей работы. Но ясно, что только
после анализа чуда можно заполнить реальным содержанием
эти общие утверждения. Что такое мифическая отрешенность,
яющаяся в то же время и чисто телесно-вещественным бы-
- мы теперь хорошо знаем. Но знаем мы также и то, в
м заключается подлинная иерархийная природа мифа. Мы
новали, и притом диалектически обосновали, как функ-
375
ционирует эта мифическая иерархийность. Мы показали, что
она есть всегда то или иное приближенное значение, стремя-
щееся к своему пределу - к абсолютному самоутверждению
личности. В своем инобытийном существовании личность по-
вторяет только свои частные и подчиненные моменты, кото-
рые в ней как в таковой даны сразу, нерасторжимо и раз на-
всегда. Следовательно, диалектика и классификация этих мо-
ментов и есть диалектика тех иерархийных степеней, на
которые рассыпается личность при переходе в инобытие и ко-
торые будут, согласно меональной природе инобытия, спутан-
но и случайно протекать в океане становления. Так диалекти- ;
чески определена, выведена и обоснована иерархийность!
бытия мифического.
5. Миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ. Что по- ,
лучает теперь это утверждение от нашего анализа понятия;
чуда? Символ есть такая вещь, которая означает то самое, что;
она есть по существу. Теперь мы должны сказать, что подлин- _
ный мифический символ есть, по крайней мере, четверной
символ, символ четвертой степени. Во-первых, он есть символ
в меру того, что он есть просто вещь или существо. Ведь вся-
кий реальный предмет, поскольку он мыслится и восприни-
мается нами как непосредственно и самостоятельно сущий,;
есть, сказали мы, символ. Это дерево, растущее перед моим
окном, есть как раз то самое, что оно обозначает; оно и есть.
дерево, и обозначает дерево. Во-вторых, миф есть символ в:
меру того, что он есть личность. Тут ведь перед нами не просто
вещи, но интеллигентные вещи. Интеллигенция накладывает-
ся на прежний символ новым слоем и превращает веществен-
ный символ в интеллигентный символ. Тут тоже приходится
нечто различать и потом отождествлять, приходится вновь го-
ворить о <бытии> и о <значении>; только <значение> теперь
оказывается интеллигентным значением. Я вижу некий пред-
мет и вижу в нем некое самосознание. Но, поскольку речь
идет о мифе, я не могу сказать, что этот предмет обозначает
какое-то самосознание, реально ему не принадлежащее (как
это делается в басне). Я обязан думать, что видимая мною ин-
теллигенция есть этот самый предмет или что, по крайней
мере, он от него реально неотделим (как в мифе о Цербере,
напр.). В-третьих, мифический символ есть символ в мер1
того, что он есть история, так как мы имеем тут дело не просто
с личностью, но с ее эмпирическим становлением; и - над
чтобы это становление личности было проявлением ее, чтобы
везде она узнавалась как таковая, чтобы везде происходил
отождествление этой становящейся личности с ее нестановя-
376
шимся ядром. Наконец, в-четвертых, мифический символ
ggi-ь символ в меру своей чудесности. А именно, в истории
данной личности должна быть антитеза (и, след., синтез) не
росто нестановящейся и становящейся стороны, но такой
нестановящейся, которая обладает специально признаками
первозданного абсолютного самоутверждения (т. е. предельно
великих сил, могущества, знания, чувства, т. е. всемогущест-
ва. всезнания и т. д.), и - такой становящейся стороны, чтобы
она воочию выявляла свою связанность с этим абсолютным
самоутверждением или, по крайней мере, с той или другой ее
стороной. - Так раскрывается четверная символическая
природа мифа.
6. Миф не есть поэтическое произведение, и отрешен-
ность его не имеет ничего общего с отрешенностью поэтичес-
кого образа. В свете проанализированного нами понятия чуда
это взаимоотношение мифологии и поэзии может быть фор-
мулировано еще проще и точнее. Поэзия живет отрешенным
от вещей бытием и <незаинтересованным удовольствием>.
Мы теперь можем сказать, что миф есть не что иное, как тот же
самый отрешенный от вещей поэтический образ, но вещест-
венно и телесно утвержденный и положенный. Миф есть поэ-
тическая отрешенность, данная как вещь. Сам
по себе поэтический образ <отрешен> от вещей и не заинтере-
сован в них. Утвердим теперь саму эту отрешенность от вещей
как вещь, саму эту незаинтересованность - как интерес, и -
мы получим миф. Поэзия же и вообще искусство только пото-
му не считается чудом, что оно мыслится не реальным, не ве-
щественным, а принципиально выдуманным и фиктивным, со-
зданным как бы только для услаждения чувств и для рассмот-
рения через него того или другого бытия. Но представим себе,
что поэтическая действительность и есть подлинная действи-
тельность, что, кроме нее, и нет никакой действительности,
т. е. не поэтическую действительность сведем на обыденные
факты, а эти последние поймем как поэтическую действи-
тельность - мы получаем тогда чудесную действительность,
чудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113