По крайней мере хоть этому-то он научился в пионерских лагерях. Сашо старательно укладывал ветки, забавляясь мыслью, что он строит молекулярную решетку генов. Тенистую низину, где была расположена дача, уже окутала темнота, хотя небо еще было светлое. Когда пирамида была готова, Сашо сунул под нее зажженную газету. С веселым треском взметнулся высокий огненный столб, обезумевшим пчелиным роем закружились искры. Они отошли подальше, отблески огня окрасили их лица в медный цвет.
— Правда красиво? — очарованно воскликнула девушка.
— До того красиво, — ответил он, — что в любую минуту могут примчаться пожарные.
— Почему?
— Да этот костер виден даже из Софии. Еще подумают, что у академика пожар.
Но никто не приехал. В этом мире частных дач царило отчуждение, и если бы на даче в самом деле случился пожар, оба они, наверное, так бы и сгорели здесь без всякой помощи. Огненная пирамида рухнула. Сашо старательно подбрасывал в огонь недогоревшие сучья. Вскоре образовалась большая куча пылающих углей, которая быстро темнела и гасла.
— Можешь начинать, — сказала Криста.
— Что начинать?
— Жарить шашлык.
Но он, не уловив в ее голосе скрытой иронии, взял обе палочки с нанизанными на них кусочками мяса и перца и поднес их к углям, потемневшим, но все еще пышущим жаром. Вот, значит, как жарят шашлык! Сашо склонился было над углями, но жар заставил его отпрянуть. Все это время Криста наблюдала за ним с полным безразличием, только глаза ее смеялись.
— Не понимаю, как можно изжарить эти штуки, не изжарив при этом рук, — пробормотал он.
— Ты что, с неба свалился? — воскликнула Криста.
— А что?
— Возьми две палки с развилками и положи на них шампуры. А потом только поворачивай их время от времени. Вот и все.
— Ну конечно! — сказал он.
— Ты вообще был когда-нибудь на экскурсии?
— Был один раз, в Белграде.
— Да нет, я имею в виду на природе.
— Глупости! — ответил он. — Коллективные мероприятия. С декламацией стихов и общими хороводами.
Как бы то ни было, шашлык они все-таки изжарили. Оба так проголодались, что съели все с аппетитом, хотя жир затвердевал раньше, чем мясо успевало остыть. Костер медленно угасал, но Сашо время от времени подбрасывал в него ветки, просто чтоб было светлее. Очень приятно было вот так сидеть у тлеющих углей, когда носы немилосердно припекало, а спины так же немилосердно мерзли. Время от времени потрескивала какая-нибудь сухая ветка и во тьме разлетались маленькие жаркие светлячки. Оба окончательно примолкли — пора было идти в дом.
Дело было в том, что эту ночь Криста должна была провести с ним. Ее мать уехала в Казанлык к сестре, оба были совершенно свободны. Сашо пригласил ее очень осторожно, готовый мгновенно и безропотно проглотить отказ. То, что он о ней слышал, да и все ее поведение говорило о том, что ему ничего не светит. Но она сказала «да» очень спокойно и естественно, причем ее деликатные ушки даже не вспыхнули. Это поразило его больше, чем он ожидал. И не только поразило, но даже как будто слегка испугало. Сашо просто не понимал, что с ним происходит, ведь раньше подобные ситуации никогда не вызывали в нем никакого трепета.
Костер окончательно потух, угли покрылись тлеющим нагаром. Сашо выплеснул на них ведро воды, и обоих окутало облако едкого пара. Ночь вдруг стала очень темной, небо почернело. Когда они вошли в дом, Криста окончательно скисла, глаза у нее стали совсем круглыми.
— Хочешь немного коньяку? — спросил он.
— Да, очень. Налей, пожалуйста.
Сашо налил коньяк в красивую пузатую рюмку, Криста осушила ее чуть не залпом. На скатерть капнули две большие слезы.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Как это ничего?
— Я все испортила, — сказала она. — Все, все!.. Отравила тебе весь день. Куда я только тебя не таскала — на турбазы, в мясные лавки. Хорошо еще, что ты такой терпеливый.
— Глупости! Все равно должно же было это когда-нибудь со мной случиться. От судьбы не уйдешь, — добавил он многозначительно.
— Не уйдешь, — уныло согласилась она.
Внезапно лицо ее прояснилось.
— Я хочу тебя о чем-то попросить.
Он прекрасно знал, о чем она будет просить, и потому предусмотрительно промолчал. Ему показалось, что буквально в несколько секунд у Кристы пересохли, почти потрескались губы. На мгновение ему стало ее жалко, он был готов на все.
— Ты слушаешь меня или нет?
— Слушаю очень внимательно.
— Тогда обещай мне, — продолжала она, — только совсем, совсем по-настоящему обещай.
— Да, знаю, — ответил он. — Обещаю тебе совсем-совсем по-настоящему.
Она так обрадовалась, что вымочила ему всю шею своим мокрым от слез носишком.
— Знаешь, какой ты милый! — бормотала она. — Просто ужасно милый, по-настоящему.
— Но так ведь не может продолжаться вечно, — промямлил он. — А если может, так ты мне скажи сразу, чтоб я знал, как мне быть дальше.
В голосе у него слышался смех и, пожалуй, чуть явственней, — обида.
— Нет, нет, конечно же, нет! — ответила она. — Этот коньяк очень крепкий, нет ли чего-нибудь послаще?
В маленьком баре они нашли немного бенедиктина, фальшивого, разумеется. Сладкий прозрачный напиток оказался гораздо коварнее, чем она думала. Вскоре Криста окончательно развеселилась и со смехом вспоминала дневные приключения — сердитого мясника, ветку, царапнувшую Сашо по носу. Так продолжалось, пока она незаметно не оказались в спальне маститого академика. Была чудесная ночь, настоящая счастливая соловьиная ночь. И луна закрыла окно своей белой ладонью, чтобы никто не мог их увидеть. Оба не спали почти всю ночь, повторяли друг другу те красивые слова, которые каждый из них давно ожидал услышать и которые почти не слушал, настолько в эту минуту в них верил. Но в последнее мгновенье Криста словно бы окаменела, тело ее стало гладким и твердым, как очищенный корень. Но так или иначе, а через этот дурацкий порог надо было перешагнуть — другого пути не было. Словно крохотная мышка пискнула в углу, напряжение ослабло. Он еле видел во тьме ее холодное белое лицо, длинные, полуопущенные ресницы. На секунду оно стало похожим на трагическую маску. Внутри у него все сжалось, и вдруг показалось, что он остался во мраке совершенно один.
Но когда он проснулся утром, солнце так весело сверкало на полу, что Сашо тут же забыл все свои нелепые и мрачные мысли. Он был спокоен и счастлив, сердце его было полно. Надо, пожалуй, приготовить завтрак этой маленькой лентяйке, сейчас это модно. Сашо осторожно вытянул руку из-под ее шеи — не разбудил ли? Нет, спит. И откуда ему было знать, что Криста спит не больше, чем соловьи, которые изо всех сил заливались в соседней лощине. Он вышел на цыпочках, таща за собой в одной руке брюки, а в другой майку, осторожно прикрыл за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
— Правда красиво? — очарованно воскликнула девушка.
— До того красиво, — ответил он, — что в любую минуту могут примчаться пожарные.
— Почему?
— Да этот костер виден даже из Софии. Еще подумают, что у академика пожар.
Но никто не приехал. В этом мире частных дач царило отчуждение, и если бы на даче в самом деле случился пожар, оба они, наверное, так бы и сгорели здесь без всякой помощи. Огненная пирамида рухнула. Сашо старательно подбрасывал в огонь недогоревшие сучья. Вскоре образовалась большая куча пылающих углей, которая быстро темнела и гасла.
— Можешь начинать, — сказала Криста.
— Что начинать?
— Жарить шашлык.
Но он, не уловив в ее голосе скрытой иронии, взял обе палочки с нанизанными на них кусочками мяса и перца и поднес их к углям, потемневшим, но все еще пышущим жаром. Вот, значит, как жарят шашлык! Сашо склонился было над углями, но жар заставил его отпрянуть. Все это время Криста наблюдала за ним с полным безразличием, только глаза ее смеялись.
— Не понимаю, как можно изжарить эти штуки, не изжарив при этом рук, — пробормотал он.
— Ты что, с неба свалился? — воскликнула Криста.
— А что?
— Возьми две палки с развилками и положи на них шампуры. А потом только поворачивай их время от времени. Вот и все.
— Ну конечно! — сказал он.
— Ты вообще был когда-нибудь на экскурсии?
— Был один раз, в Белграде.
— Да нет, я имею в виду на природе.
— Глупости! — ответил он. — Коллективные мероприятия. С декламацией стихов и общими хороводами.
Как бы то ни было, шашлык они все-таки изжарили. Оба так проголодались, что съели все с аппетитом, хотя жир затвердевал раньше, чем мясо успевало остыть. Костер медленно угасал, но Сашо время от времени подбрасывал в него ветки, просто чтоб было светлее. Очень приятно было вот так сидеть у тлеющих углей, когда носы немилосердно припекало, а спины так же немилосердно мерзли. Время от времени потрескивала какая-нибудь сухая ветка и во тьме разлетались маленькие жаркие светлячки. Оба окончательно примолкли — пора было идти в дом.
Дело было в том, что эту ночь Криста должна была провести с ним. Ее мать уехала в Казанлык к сестре, оба были совершенно свободны. Сашо пригласил ее очень осторожно, готовый мгновенно и безропотно проглотить отказ. То, что он о ней слышал, да и все ее поведение говорило о том, что ему ничего не светит. Но она сказала «да» очень спокойно и естественно, причем ее деликатные ушки даже не вспыхнули. Это поразило его больше, чем он ожидал. И не только поразило, но даже как будто слегка испугало. Сашо просто не понимал, что с ним происходит, ведь раньше подобные ситуации никогда не вызывали в нем никакого трепета.
Костер окончательно потух, угли покрылись тлеющим нагаром. Сашо выплеснул на них ведро воды, и обоих окутало облако едкого пара. Ночь вдруг стала очень темной, небо почернело. Когда они вошли в дом, Криста окончательно скисла, глаза у нее стали совсем круглыми.
— Хочешь немного коньяку? — спросил он.
— Да, очень. Налей, пожалуйста.
Сашо налил коньяк в красивую пузатую рюмку, Криста осушила ее чуть не залпом. На скатерть капнули две большие слезы.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Как это ничего?
— Я все испортила, — сказала она. — Все, все!.. Отравила тебе весь день. Куда я только тебя не таскала — на турбазы, в мясные лавки. Хорошо еще, что ты такой терпеливый.
— Глупости! Все равно должно же было это когда-нибудь со мной случиться. От судьбы не уйдешь, — добавил он многозначительно.
— Не уйдешь, — уныло согласилась она.
Внезапно лицо ее прояснилось.
— Я хочу тебя о чем-то попросить.
Он прекрасно знал, о чем она будет просить, и потому предусмотрительно промолчал. Ему показалось, что буквально в несколько секунд у Кристы пересохли, почти потрескались губы. На мгновение ему стало ее жалко, он был готов на все.
— Ты слушаешь меня или нет?
— Слушаю очень внимательно.
— Тогда обещай мне, — продолжала она, — только совсем, совсем по-настоящему обещай.
— Да, знаю, — ответил он. — Обещаю тебе совсем-совсем по-настоящему.
Она так обрадовалась, что вымочила ему всю шею своим мокрым от слез носишком.
— Знаешь, какой ты милый! — бормотала она. — Просто ужасно милый, по-настоящему.
— Но так ведь не может продолжаться вечно, — промямлил он. — А если может, так ты мне скажи сразу, чтоб я знал, как мне быть дальше.
В голосе у него слышался смех и, пожалуй, чуть явственней, — обида.
— Нет, нет, конечно же, нет! — ответила она. — Этот коньяк очень крепкий, нет ли чего-нибудь послаще?
В маленьком баре они нашли немного бенедиктина, фальшивого, разумеется. Сладкий прозрачный напиток оказался гораздо коварнее, чем она думала. Вскоре Криста окончательно развеселилась и со смехом вспоминала дневные приключения — сердитого мясника, ветку, царапнувшую Сашо по носу. Так продолжалось, пока она незаметно не оказались в спальне маститого академика. Была чудесная ночь, настоящая счастливая соловьиная ночь. И луна закрыла окно своей белой ладонью, чтобы никто не мог их увидеть. Оба не спали почти всю ночь, повторяли друг другу те красивые слова, которые каждый из них давно ожидал услышать и которые почти не слушал, настолько в эту минуту в них верил. Но в последнее мгновенье Криста словно бы окаменела, тело ее стало гладким и твердым, как очищенный корень. Но так или иначе, а через этот дурацкий порог надо было перешагнуть — другого пути не было. Словно крохотная мышка пискнула в углу, напряжение ослабло. Он еле видел во тьме ее холодное белое лицо, длинные, полуопущенные ресницы. На секунду оно стало похожим на трагическую маску. Внутри у него все сжалось, и вдруг показалось, что он остался во мраке совершенно один.
Но когда он проснулся утром, солнце так весело сверкало на полу, что Сашо тут же забыл все свои нелепые и мрачные мысли. Он был спокоен и счастлив, сердце его было полно. Надо, пожалуй, приготовить завтрак этой маленькой лентяйке, сейчас это модно. Сашо осторожно вытянул руку из-под ее шеи — не разбудил ли? Нет, спит. И откуда ему было знать, что Криста спит не больше, чем соловьи, которые изо всех сил заливались в соседней лощине. Он вышел на цыпочках, таща за собой в одной руке брюки, а в другой майку, осторожно прикрыл за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120