– Так вот это кто, – произнес он. – Значит, все-таки приехала? Я твой дядя Джосс Мерлин. Ну что ж, пожалуйте в "Ямайку".
Он втянул Мэри в дом и, вновь захохотав, захлопнул за собой дверь, а фонарь поставил на стол в прихожей. Теперь они могли разглядеть друг друга.
2
Джосс Мерлин оказался здоровенным детиной, почти семи футов ростом, с крутым изломом черных бровей и смуглой, как у цыгана, кожей. Густые темные пряди волос падали на глаза, свисали над ушами. С широкими плечами, длиннющими руками, достававшими почти до колен, и огромными увесистыми кулаками он, видимо, обладал недюжинной силой. На столь мощном теле голова казалась слишком маленькой и как бы уходила в плечи. Полусогнутая фигура, мохнатые черные брови и спутанные волосы делали его похожим на гориллу.
Однако в чертах его лица не было ничего обезьяньего. Длинный крючковатый нос, рот, прежде, видимо, хорошо очерченный, а теперь запавший, с опустившимися вниз уголками, большие темные глаза, еще довольно красивые, несмотря на морщины и склеротические прожилки вокруг них. А вот зубы сохранились – крепкие и очень белые. Когда он улыбался, они особенно резко выделялись на загорелом лице, делая его похожим на голодного волка. Казалось бы, как можно сравнивать улыбку человека с волчьим оскалом? Но у Джосса Мерлина была именно такая улыбка.
– Стало быть, ты и есть Мэри Йеллан, – сказал он наконец, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть ее. – И ты столько проехала, чтобы поухаживать за своим дядюшкой Джоссом. Это очень благородно с твоей стороны, – произнес он и снова разразился хохотом, который гулко прокатился по всему дому и резко стегнул по нервам измученной Мэри.
– А где же моя тетя Пейшнс? – спросила она, оглядывая плохо освещенную унылую прихожую с холодным каменным полом и узкой расшатанной лестницей, ведущей наверх. – Разве она не ждала меня?
– "Где моя тетя Пейшнс? – передразнил он ее. – Где моя дорогая тетушка, которая будет меня целовать, миловать и носиться со мной?" Тебе не терпится поскорее броситься к ней в объятия? А дядюшку Джосса поцеловать не желаешь?
Мэри невольно с отвращением отпрянула от него. Поцеловать этого человека? Он был либо ненормальный, либо просто пьян. А может быть, и то, и другое. Но она боялась разозлить его. Он заметил ее смятение и снова захохотал.
– Да нет же, – сказал он, – я не собираюсь трогать тебя, со мной ты в безопасности, как в монастыре. Мне никогда не нравились темноволосые женщины, милочка. И у меня есть дела поинтереснее, чем флиртовать с собственной племянницей.
Посмотрев на нее, он презрительно ухмыльнулся, как шут, уставший от собственных острот, и бросил взгляд на лестницу.
– Пейшнс, – взревел он, – какого черта ты там делаешь? Тут приехала девчонка и вся трясется от нетерпения увидеть тебя. Ее уже тошнит от моего вида.
Наверху завозились, послышалось восклицание, шарканье ног, заметался тусклый свет. По узкой лестнице со свечой в руке, загораживая ладонью глаза от пламени, спускалась женщина. Выцветший домашний чепец прикрывал свисавшие до плеч редкие, седые, спутанные волосы; концы их она, видимо, подвивала, но локоны не держались. У нее было осунувшееся лицо с обтянутыми тонкой кожей скулами, большие, словно вопрошающие о чем-то, глаза. Женщина нервно подергивала губами. На ней была поношенная юбка в полоску, прежде вишневая, а теперь вылинявшая до блекло-розового цвета, плечи прикрывала штопаная-перештопаная шаль. Желая, видно, как-то освежить свой наряд, она вдела в чепец новую ярко-красную ленту, которая никак не вязалась с ее внешностью и лишь сильнее подчеркивала пугающую бледность.
Мэри с изумлением и жалостью смотрела на нее. Неужели это бледное замученное существо, эта неряшливо одетая женщина, выглядевшая лет на двадцать старше своего возраста, и была той самой очаровательной тетей Пейшнс, предметом ее детских грез?
Спустившись, тетя подошла к Мэри, схватила ее руки и уставилась в лицо.
– Ты в самом деле приехала? – прошептала она. – Ты моя племянница Мэри Йеллан? Дитя моей покойной сестры?
Мэри молча кивнула, благодаря Бога за то, что мать не видит сестру в эту минуту.
– Дорогая тетя Пейшнс, – мягко произнесла она, – как я рада снова видеть вас. Ведь столько лет прошло с тех пор, как вы приезжали к нам в Хелфорд.
Тетя все не отпускала девушку, поглаживая ее, ощупывая одежду. Вдруг она прижалась к Мэри и, уткнувшись головой ей в плечо, громко, с отчаянным всхлипыванием зарыдала.
– Да прекрати ты! – проворчал ее муж. – Это называется приветствие?
Чего раскудахталась, дура ты эдакая? Не соображаешь, что ли, что девчонку нужно накормить? Ступай с ней на кухню и дай бекона и чего-нибудь выпить.
Нагнувшись, он поднял и взвалил на плечо сундучок Мэри с такой легкостью, словно он ничего не весил.
– Я отнесу это в ее комнату, – сказал он, – и если к моему возвращению на столе не будет чего-нибудь закусить, ты получишь от меня кое-что, из-за чего действительно придется поплакать. И ты тоже, если захочешь, – добавил он, придвинувшись лицом к Мэри и схватив ее за подбородок своей лапищей. – Ты ручная или кусаешься? – спросил он и, снова загоготав на весь дом, с грохотом стал взбираться по лестнице, держа сундучок на плече.
Тетя взяла себя в руки. Она через силу улыбнулась, пытаясь пригладить жиденькие развившиеся локоны жестом, который напомнил Мэри прежнюю Пейшнс.
Затем, нервно моргая и поджимая губы, она провела ее темным коридором на кухню, где горели три свечи, а в очаге еле тлел торф.
Манеры ее внезапно изменились.
– Ты не должна обижаться на дядю Джосса, – сказала она заискивающе.
Подобно жалобно поскуливающей собаке, приученной жестоким обращением повиноваться хозяину без звука, она, несмотря на пинки и брань, готова была, как тигрица, броситься на его защиту. – К дяде, знаешь ли, надо уметь подойти. Он своенравен, и не знающие его люди поначалу не понимают его. Но со дня нашей свадьбы и по сей день он был мне очень хорошим мужем.
Снуя взад и вперед по каменному полу, накрывая стол для ужина, извлекая из большого стенного шкафа хлеб, сыр и топленое сало, она лепетала без умолку. Мэри же, подсев поближе к огню, тщетно пыталась согреть окоченевшие руки.
В кухне стоял чад. Струйки дыма поднимались к потолку, заползали во все углы и щели, сизым облаком висели в воздухе. Дым разъедал глаза, лез в нос и рот.
– Вот увидишь, ты скоро привыкнешь к дяде Джоссу, и он тебе понравится, – говорила тетя. – Он прекрасный и очень смелый человек. Его хорошо знают в округе и весьма уважают. Никто не скажет дурного слова о Джоссе Мерлине. Иногда у нас собирается много народу. Не всегда тут тихо, как сейчас. Это, знаешь ли, довольно бойкая дорога. Кареты проезжают мимо каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78