Шарин позвонила в дежурку и сказала...
...что она сейчас в центре и, если он по-прежнему хочет выпить кофе, они могут встретиться где-нибудь в верхнем городе, где она, собственно, и находится. Точнее, она сейчас в больнице Сан-Себастьяна. Потом Шарин обмолвилась, что она голодна как волк. Клинг сообщил, что он и сам еще не ел, и предложил одно недурственное местечко на Стеме. В половине двенадцатого — за пятнадцать минут до официального окончания смены — Клинг сломя голову вылетел из дежурки.
В настоящий момент Шарин поглощала пастраму с ржаным хлебом.
Она облизнулась и слизнула горчицу с губ.
— Я рад, что вы позвонили, — сказал Клинг. — А то я уже собирался выброситься из окна.
— Да ну?
— А что вы делали в Сан-Себастьяне?
— Пыталась перевести копа в больницу получше. Сегодня днем, сразу после того, как вы мне позвонили, одного офицера подстрелили между Денвером и Уэльсом...
— Девяносто третий участок.
— Да, девяносто третий. «Скорая» отвезла его в Сан-Себастьян, а это наихудшая больница во всем этом чертовом городе. Я добралась туда в шесть, выяснила, к какому врачу его направили, и забрала парня, пока его не прооперировали. Полицейские сопровождали нас всю дорогу до Буэнависты — с сиренами, с мигалками, — прямо как какую-нибудь крупную шишку.
— В общем, вы оказались в городе...
— Да.
— И позвонили мне...
— Ну да.
— ...просто, чтобы не терять времени даром.
— Правильно. И еще мне очень хотелось есть. А я задолжала вам одно приглашение.
— Ничего вы не задолжали.
— Нет, задолжала. Как вам гамбургер?
— Что? А, да. Наверное, неплохой, — сказал Клинг, взял с тарелки гамбургер и откусил большой кусок. — Правда неплохой, — подтвердил он.
— Почему вы все время на меня так внимательно смотрите? — спросила Шарин.
— Привычка.
— Плохая привычка.
— Я знаю. Но тогда не будьте такой красивой.
— Ну что вы.
— Почему вы убежали вчера вечером?
— Я не убегала.
— Ну, сократили нашу встречу.
— Вот это уже точнее.
— Но почему?
Шарин пожала плечами.
— Я что-то не то сказал?
— Нет.
— Я пытался понять, что же я такого сказал. Весь день сегодня пытался понять. Раз десять чуть было не позвонил вам — в смысле, до того, как все-таки позвонил. Что я такого сказал?
— Ничего.
— Ну скажите, Шарин. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы у нас все вот так вот сразу разладилось. Я хочу, чтобы... ну... Скажите, что я ляпнул.
— Вы сказали, что мне идет этот цвет.
Клинг посмотрел на нее.
— Ну и что?
— Я подумала, что вы имеете в виду, что этот цвет подходит к моему цвету кожи.
— Это я и имел в виду.
— Это навело меня на мысль, что вы звонили мне с улицы потому, что я чернокожая.
— Да, я помню. Вы меня спросили...
— И я подумала: а чего вы, собственно, от меня хотите? В смысле, может, белый господин собирается просто завалить домой к негритяночке? Я подумала, что мне не хотелось бы убедиться в том, что так оно и есть. Потому я решила, что будет лучше, если мы просто пожмем друг другу руки и распрощаемся, пока кто-нибудь из нас не задумался над этим вопросом слишком сильно.
Она откусила еще кусок от своего бутерброда и запила его пивом, стараясь не смотреть в глаза Клингу. Берт кивнул и тоже откусил еще кусок. Некоторое время они молча ели. Шарин уплетала бутерброд так, словно она не ела уже неделю, Клинг трудился над своим гамбургером с гораздо меньшим энтузиазмом.
— Ну а что вы теперь здесь делаете? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Шарин и пожала плечами. — Наверное, я решила, что вы и в самом деле хотели как лучше и что вы могли бы сказать то же самое блондинке, одевшейся в черное, или рыжеволосой девушке в коричневом наряде, или что там еще кому идет.
Клинг подумал, что это уже не в первый раз. Когда Шарин чувствует себя неловко, она переходит на негритянский жаргон.
— Наверное, в конце концов я поняла, что вы не хотели от меня ничего такого, чего не могли бы хотеть от любой другой женщины...
— Нет, неправда, — возразил Клинг.
— Тогда я решила, что все в порядке. Да здравствует разнообразие! Верно? Что за черт. Если ты нравишься мужчине...
— Нравитесь.
— Ты же не будешь спрашивать себя, из-за чего ты ему нравишься — из-за цвета глаз или цвета кожи...
— И из-за глаз тоже.
— ...точно так же, как не станешь себя спрашивать, не потому ли он тебе нравится, что он такой белый.
— В смысле?
— Я имею в виду, что у него белокурые волосы и светлые глаза... А где эти чертовы веснушки? Я в первый раз пошла на свидание с белым мужчиной, не может же он...
— Правда?
— ...быть чуть более темной копией Чарли, не может же он...
— Правда, в первый раз?
— Да.
— И я тоже. В смысле — вы первая темнокожая женщина среди моих знакомых. Среди тех, с кем я пытался встречаться. То есть я надеюсь, что можно сказать, что я с вами встречаюсь...
— Можно, можно.
— Я на это надеюсь.
— Я тоже на это надеюсь.
— Хотите еще кофе?
— Да, пожалуйста.
Клинг подал знак официантке.
— К тому же я подумала, — добавила Шарин, — что это мило с вашей стороны — позвонить мне и сказать, что вы готовы снова приехать на Калмс-Пойнт, хотя бы даже и в полночь, лишь бы выпить со мной чашку кофе. Просто для того, чтобы немного поговорить со мной. Я подумала, что это очень мило. И вы были так настойчивы! Когда я ехала в Сан-Себастьян, я все время думала об этом звонке. Я подумала: это, наверное, судьба — что этого копа подстрелили и мне пришлось ехать в город. Значит, так суждено, чтобы у нашей первой встречи было продолжение. Не нужно было так резко разговаривать с ним по телефону, не нужно было так резко отказывать. Ради Бога, ну что такого бедный парень сказал? Он всего лишь сказал, что ему нравится цвет моего костюма. Который, между прочим, совершенно не гармонирует с цветом моей кожи...
— Вовсе нет.
— И из-за чего я так расстроилась? Из-за того, что мужчина сделал мне комплимент? Я думала об этом всю дорогу, но потом, когда я добралась до больницы, у меня все мысли были лишь о том, как найти врача, отвечающего за раненого, и поставить его в известность, что прибыл представитель управления полиции и что они должны обеспечить копу наилучший уход и лечение, или они поплатятся.
— С ним все в порядке?
— Да, все нормально. Две дырки в ноге, а так ничего.
— Терпеть не могу, когда стреляют в копов.
— И не говорите, — мрачно кивнула Шарин. — Ну, так или иначе, пока я не перевезла копа в Буэнависту, где, слава Богу, не может случиться такого, что ему ночью станет плохо, а к нему никто не подойдет, — пока я его не отвезла, я не думала о вас, о вашем звонке, о том, как вы были настойчивы. Я как раз шла к своей машине, собираясь вернуться в Калмс-Пойнт, как вдруг мне снова вспомнились ваши слова, что вы хотели бы приехать туда после того, как сменитесь, просто для того, чтобы выпить чашечку кофе и поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
...что она сейчас в центре и, если он по-прежнему хочет выпить кофе, они могут встретиться где-нибудь в верхнем городе, где она, собственно, и находится. Точнее, она сейчас в больнице Сан-Себастьяна. Потом Шарин обмолвилась, что она голодна как волк. Клинг сообщил, что он и сам еще не ел, и предложил одно недурственное местечко на Стеме. В половине двенадцатого — за пятнадцать минут до официального окончания смены — Клинг сломя голову вылетел из дежурки.
В настоящий момент Шарин поглощала пастраму с ржаным хлебом.
Она облизнулась и слизнула горчицу с губ.
— Я рад, что вы позвонили, — сказал Клинг. — А то я уже собирался выброситься из окна.
— Да ну?
— А что вы делали в Сан-Себастьяне?
— Пыталась перевести копа в больницу получше. Сегодня днем, сразу после того, как вы мне позвонили, одного офицера подстрелили между Денвером и Уэльсом...
— Девяносто третий участок.
— Да, девяносто третий. «Скорая» отвезла его в Сан-Себастьян, а это наихудшая больница во всем этом чертовом городе. Я добралась туда в шесть, выяснила, к какому врачу его направили, и забрала парня, пока его не прооперировали. Полицейские сопровождали нас всю дорогу до Буэнависты — с сиренами, с мигалками, — прямо как какую-нибудь крупную шишку.
— В общем, вы оказались в городе...
— Да.
— И позвонили мне...
— Ну да.
— ...просто, чтобы не терять времени даром.
— Правильно. И еще мне очень хотелось есть. А я задолжала вам одно приглашение.
— Ничего вы не задолжали.
— Нет, задолжала. Как вам гамбургер?
— Что? А, да. Наверное, неплохой, — сказал Клинг, взял с тарелки гамбургер и откусил большой кусок. — Правда неплохой, — подтвердил он.
— Почему вы все время на меня так внимательно смотрите? — спросила Шарин.
— Привычка.
— Плохая привычка.
— Я знаю. Но тогда не будьте такой красивой.
— Ну что вы.
— Почему вы убежали вчера вечером?
— Я не убегала.
— Ну, сократили нашу встречу.
— Вот это уже точнее.
— Но почему?
Шарин пожала плечами.
— Я что-то не то сказал?
— Нет.
— Я пытался понять, что же я такого сказал. Весь день сегодня пытался понять. Раз десять чуть было не позвонил вам — в смысле, до того, как все-таки позвонил. Что я такого сказал?
— Ничего.
— Ну скажите, Шарин. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы у нас все вот так вот сразу разладилось. Я хочу, чтобы... ну... Скажите, что я ляпнул.
— Вы сказали, что мне идет этот цвет.
Клинг посмотрел на нее.
— Ну и что?
— Я подумала, что вы имеете в виду, что этот цвет подходит к моему цвету кожи.
— Это я и имел в виду.
— Это навело меня на мысль, что вы звонили мне с улицы потому, что я чернокожая.
— Да, я помню. Вы меня спросили...
— И я подумала: а чего вы, собственно, от меня хотите? В смысле, может, белый господин собирается просто завалить домой к негритяночке? Я подумала, что мне не хотелось бы убедиться в том, что так оно и есть. Потому я решила, что будет лучше, если мы просто пожмем друг другу руки и распрощаемся, пока кто-нибудь из нас не задумался над этим вопросом слишком сильно.
Она откусила еще кусок от своего бутерброда и запила его пивом, стараясь не смотреть в глаза Клингу. Берт кивнул и тоже откусил еще кусок. Некоторое время они молча ели. Шарин уплетала бутерброд так, словно она не ела уже неделю, Клинг трудился над своим гамбургером с гораздо меньшим энтузиазмом.
— Ну а что вы теперь здесь делаете? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Шарин и пожала плечами. — Наверное, я решила, что вы и в самом деле хотели как лучше и что вы могли бы сказать то же самое блондинке, одевшейся в черное, или рыжеволосой девушке в коричневом наряде, или что там еще кому идет.
Клинг подумал, что это уже не в первый раз. Когда Шарин чувствует себя неловко, она переходит на негритянский жаргон.
— Наверное, в конце концов я поняла, что вы не хотели от меня ничего такого, чего не могли бы хотеть от любой другой женщины...
— Нет, неправда, — возразил Клинг.
— Тогда я решила, что все в порядке. Да здравствует разнообразие! Верно? Что за черт. Если ты нравишься мужчине...
— Нравитесь.
— Ты же не будешь спрашивать себя, из-за чего ты ему нравишься — из-за цвета глаз или цвета кожи...
— И из-за глаз тоже.
— ...точно так же, как не станешь себя спрашивать, не потому ли он тебе нравится, что он такой белый.
— В смысле?
— Я имею в виду, что у него белокурые волосы и светлые глаза... А где эти чертовы веснушки? Я в первый раз пошла на свидание с белым мужчиной, не может же он...
— Правда?
— ...быть чуть более темной копией Чарли, не может же он...
— Правда, в первый раз?
— Да.
— И я тоже. В смысле — вы первая темнокожая женщина среди моих знакомых. Среди тех, с кем я пытался встречаться. То есть я надеюсь, что можно сказать, что я с вами встречаюсь...
— Можно, можно.
— Я на это надеюсь.
— Я тоже на это надеюсь.
— Хотите еще кофе?
— Да, пожалуйста.
Клинг подал знак официантке.
— К тому же я подумала, — добавила Шарин, — что это мило с вашей стороны — позвонить мне и сказать, что вы готовы снова приехать на Калмс-Пойнт, хотя бы даже и в полночь, лишь бы выпить со мной чашку кофе. Просто для того, чтобы немного поговорить со мной. Я подумала, что это очень мило. И вы были так настойчивы! Когда я ехала в Сан-Себастьян, я все время думала об этом звонке. Я подумала: это, наверное, судьба — что этого копа подстрелили и мне пришлось ехать в город. Значит, так суждено, чтобы у нашей первой встречи было продолжение. Не нужно было так резко разговаривать с ним по телефону, не нужно было так резко отказывать. Ради Бога, ну что такого бедный парень сказал? Он всего лишь сказал, что ему нравится цвет моего костюма. Который, между прочим, совершенно не гармонирует с цветом моей кожи...
— Вовсе нет.
— И из-за чего я так расстроилась? Из-за того, что мужчина сделал мне комплимент? Я думала об этом всю дорогу, но потом, когда я добралась до больницы, у меня все мысли были лишь о том, как найти врача, отвечающего за раненого, и поставить его в известность, что прибыл представитель управления полиции и что они должны обеспечить копу наилучший уход и лечение, или они поплатятся.
— С ним все в порядке?
— Да, все нормально. Две дырки в ноге, а так ничего.
— Терпеть не могу, когда стреляют в копов.
— И не говорите, — мрачно кивнула Шарин. — Ну, так или иначе, пока я не перевезла копа в Буэнависту, где, слава Богу, не может случиться такого, что ему ночью станет плохо, а к нему никто не подойдет, — пока я его не отвезла, я не думала о вас, о вашем звонке, о том, как вы были настойчивы. Я как раз шла к своей машине, собираясь вернуться в Калмс-Пойнт, как вдруг мне снова вспомнились ваши слова, что вы хотели бы приехать туда после того, как сменитесь, просто для того, чтобы выпить чашечку кофе и поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73