Что он имел в виду, говоря о цвете? Или что он пытался сказать? Не мог же он только сейчас заметить тот очевидный факт, что она чернокожая, а он — белый. «А тебе идет этот цвет, сестричка», — а потом тут же сменить тему и заговорить о дурацкой песенке, в которой пьяный парень сидит в салуне и изливает душу усталому бармену, присевшему рядом с ним. Понимаешь, Джо, все, что ей хотелось знать...
«Это потому, что я черная?»
«Что — потому, что вы черная?»
«Вы звонили мне с улицы».
«Нет. Об этом я вообще не думал. А это потому, что я белый? Ну, вы приняли предложение?»
«Возможно».
«Ну тогда... может, вы хотите поговорить об этом?»
«Нет. Не сейчас».
«А когда?»
«Может быть, никогда».
«Ну ладно».
Естественно, после этого все разговоры заглохли — до того самого момента, когда пора было сказать: «Знаете, Берт, мне кажется, мы уже не успеваем в кино. Нет, правда. Нам ведь обоим завтра рано на работу. И ведь вы же на самом деле не любите фильмы про копов. Может быть, разойдемся по домам, а?»
«Спасибо, я прекрасно провела время».
«Это вам спасибо. Я тоже прекрасно провел вечер».
Теперь Шарин перешла к пальпированию — принялась выстукивать грудину пациента...
— Здесь больно?
— Нет.
— А здесь?
— Тоже нет.
Исключим возможность воспаления кардио...
— А это что? — внезапно спросила она.
— Что — это? — ответил вопросом Гаррод.
— Вот этот шрам на плече.
— Ну, шрам.
— Он выглядит как зажившее огнестрельное ранение.
— Ну да.
— Это оно и есть?
— Да.
— Я не видела у вас в карточке никакого упоминания о...
— Ну да, это оно и есть, что тут такого.
— Огнестрельное ранение? Как я могла пропустить такую запись?
— Может, вы не заглядывали настолько далеко.
— Когда вас подстрелили?
— Шесть-семь месяцев назад.
— До того, как начались эти боли в груди?
— Да.
Шарин посмотрела на пациента.
— Этот шрам не имеет никакого отношения к болям в груди, — сказал Гаррод. — Он вообще не болит.
— Но боли начались после того, как вас подстрелили?
— Ну да, после.
— Вы прошли обследование, и оно ничего не выявило...
— Да, но...
— ЭКГ, стресс-тест, прочие анализы ничего не дали. С мышцами тоже все в порядке...
— Вот уж что здесь ни при чем...
— Через какое время после ранения вы вернулись к работе?
— Через несколько недель, после курса лечения.
— Где вы лечились?
— В Буэнависте.
— Там хорошие специалисты.
— Да.
— Вы снова стали работать агентом подразделения по борьбе с наркотиками?
— Да.
— Боли начались после того, как вы снова вернулись к этой работе?
— Да, но...
— Кто вас лечил в Буэнависте?
— А, специалисты по физиотерапии. Привели мне плечо в порядок. Понимаете, я в хорошей форме...
— Да, я понимаю.
— Так что это не заняло много времени.
— Вы говорили с кем-нибудь об этом ранении?
— Да, конечно.
— А о психологических последствиях ранения?
— Конечно.
— А о посттравматическом синдроме?
— Вы же знаете, что в этом городе у целой кучи копов были огнестрельные ранения. Что я, какой-нибудь особенный?
— Но вы говорили с кем-нибудь в Буэнависте о...
— Да при чем тут это? Рана меня совсем не беспокоит.
Шарин снова посмотрела на своего посетителя.
— Я хотела бы, чтобы вы показались одному специалисту, — сказала она. — Сходите в регистратуру и запишитесь к нему на прием. Его зовут Саймон Вагенштейн, — продолжала Шарин, записывая имя врача на листке бумаги. — Он один из заместителей главврача.
— Почему я должен идти к какому-то другому врачу? Я уже черт знает сколько времени хожу от одного доктора к другому...
— Доктор Вагенштейн — психиатр.
— Ну уж нет! — тут же вскинулся Гаррод и сдернул свою рубашку со спинки стула. — Выписывайте меня, и дело с концом. Не хочу я идти ни к какому психиатру, пошло оно все в задницу.
— Возможно, он сумеет вам помочь.
— Да на кой черт мне идти к врачу, который лечит голову, если у меня болит в груди? Вы чего, серьезно?
Гаррод сердито натянул рубашку и принялся быстро застегиваться, не глядя на Шарин.
— Почему бы вам не обратиться с ходатайством о пенсии? — поинтересовалась она.
— Я не хочу на пенсию.
— Вы хотите остаться на службе, не так ли?
— Я хороший коп, — спокойно произнес Гаррод. — И я не стал хуже только от того, что меня подстрелили.
— Но вы можете отправиться на пенсию, как только...
— Не хочу я ни на какую пенсию.
— Тогда не стоит выдумывать воображаемые боли в груди, которые не позволяют вам вернуться...
— Они не воображаемые!
— Вы имеете право на пенсию...
— Я не хочу...
— Вы можете претендовать...
— Я хочу вернуться к работе!
— ...на федеральное пособие по инвали...
— Я не боюсь возвращаться на работу!
— Но никто не сможет обвинить вас, если вы больше не хотите рисковать...
— Как раз в этом они меня и обвиняют! — воскликнул Гаррод. — Они думают, что меня подстрелили потому, что я плохо справлялся со своей работой. Раз меня подстрелили, значит, я сделал что-то не так — понимаете? Я для них неудачник. Они не хотят больше работать вместе со мной, они боятся, что их тоже могут подстрелить, если они будут работать рядом со мной. Если я возьму пенсию по инвалидности...
Гаррод осекся, покачал головой.
— Я хороший коп, — повторил он.
— Если вы проходите еще восемь месяцев с болями в груди, причину которых никто не может выяснить, вы подпадете под действие статьи четвертой...
— Да, но если я соглашусь...
— На что?
— Если я ухвачусь за эту пенсию и уволюсь...
— И что тогда?
— Они скажут, что все ниггеры — бабы.
— А я и есть баба, — сказала Шарин.
Они стояли, глядя друг на друга. Телефонный звонок заставил их обоих вздрогнуть. Шарин сняла трубку.
— Доктор Кук слушает.
— Шарин? Это я.
Берт Клинг?
Дернуло же его позвонить именно в эту минуту!
— Подождите секунду, — сказала Шарин и прикрыла трубку рукой. — Пообещайте мне, что вы сходите на прием к доктору Вагенштейну.
— Давайте сюда эту сраную бумажку, — пробурчал Гаррод и выхватил у нее из рук листок с фамилией врача.
* * *
Репетиция возобновилась в пять, а сейчас было начало седьмого. Все четыре актера, играющие ведущие роли, вот уже час находились на сцене, прорабатывая наиболее трудные эпизоды. Начало назревать столкновение характеров.
Фредди Корбин дал главным действующим лицам своей пьесы следующие имена: Актриса, Дублерша, Детектив и Режиссер. Мишель это сразу показалось претенциозным, но потом она обнаружила, что вся эта дурацкая пьеса насквозь претенциозна.
Остальные четыре актера — двое темнокожих и двое белых — должны были играть массовку, роли без слов. Предполагалось, что они должны создавать «ощущение времени и места действия», как написал Фредди в одном из своих бесконечных указаний о том, как следует играть ту или иную сцену.
Двое мужчин-статистов играли детективов, воров, швейцаров, постоянных посетителей ресторана, библиотекарей, шоферов, официантов, политиков, уличных торговцев, продавцов, газетных репортеров и тележурналистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
«Это потому, что я черная?»
«Что — потому, что вы черная?»
«Вы звонили мне с улицы».
«Нет. Об этом я вообще не думал. А это потому, что я белый? Ну, вы приняли предложение?»
«Возможно».
«Ну тогда... может, вы хотите поговорить об этом?»
«Нет. Не сейчас».
«А когда?»
«Может быть, никогда».
«Ну ладно».
Естественно, после этого все разговоры заглохли — до того самого момента, когда пора было сказать: «Знаете, Берт, мне кажется, мы уже не успеваем в кино. Нет, правда. Нам ведь обоим завтра рано на работу. И ведь вы же на самом деле не любите фильмы про копов. Может быть, разойдемся по домам, а?»
«Спасибо, я прекрасно провела время».
«Это вам спасибо. Я тоже прекрасно провел вечер».
Теперь Шарин перешла к пальпированию — принялась выстукивать грудину пациента...
— Здесь больно?
— Нет.
— А здесь?
— Тоже нет.
Исключим возможность воспаления кардио...
— А это что? — внезапно спросила она.
— Что — это? — ответил вопросом Гаррод.
— Вот этот шрам на плече.
— Ну, шрам.
— Он выглядит как зажившее огнестрельное ранение.
— Ну да.
— Это оно и есть?
— Да.
— Я не видела у вас в карточке никакого упоминания о...
— Ну да, это оно и есть, что тут такого.
— Огнестрельное ранение? Как я могла пропустить такую запись?
— Может, вы не заглядывали настолько далеко.
— Когда вас подстрелили?
— Шесть-семь месяцев назад.
— До того, как начались эти боли в груди?
— Да.
Шарин посмотрела на пациента.
— Этот шрам не имеет никакого отношения к болям в груди, — сказал Гаррод. — Он вообще не болит.
— Но боли начались после того, как вас подстрелили?
— Ну да, после.
— Вы прошли обследование, и оно ничего не выявило...
— Да, но...
— ЭКГ, стресс-тест, прочие анализы ничего не дали. С мышцами тоже все в порядке...
— Вот уж что здесь ни при чем...
— Через какое время после ранения вы вернулись к работе?
— Через несколько недель, после курса лечения.
— Где вы лечились?
— В Буэнависте.
— Там хорошие специалисты.
— Да.
— Вы снова стали работать агентом подразделения по борьбе с наркотиками?
— Да.
— Боли начались после того, как вы снова вернулись к этой работе?
— Да, но...
— Кто вас лечил в Буэнависте?
— А, специалисты по физиотерапии. Привели мне плечо в порядок. Понимаете, я в хорошей форме...
— Да, я понимаю.
— Так что это не заняло много времени.
— Вы говорили с кем-нибудь об этом ранении?
— Да, конечно.
— А о психологических последствиях ранения?
— Конечно.
— А о посттравматическом синдроме?
— Вы же знаете, что в этом городе у целой кучи копов были огнестрельные ранения. Что я, какой-нибудь особенный?
— Но вы говорили с кем-нибудь в Буэнависте о...
— Да при чем тут это? Рана меня совсем не беспокоит.
Шарин снова посмотрела на своего посетителя.
— Я хотела бы, чтобы вы показались одному специалисту, — сказала она. — Сходите в регистратуру и запишитесь к нему на прием. Его зовут Саймон Вагенштейн, — продолжала Шарин, записывая имя врача на листке бумаги. — Он один из заместителей главврача.
— Почему я должен идти к какому-то другому врачу? Я уже черт знает сколько времени хожу от одного доктора к другому...
— Доктор Вагенштейн — психиатр.
— Ну уж нет! — тут же вскинулся Гаррод и сдернул свою рубашку со спинки стула. — Выписывайте меня, и дело с концом. Не хочу я идти ни к какому психиатру, пошло оно все в задницу.
— Возможно, он сумеет вам помочь.
— Да на кой черт мне идти к врачу, который лечит голову, если у меня болит в груди? Вы чего, серьезно?
Гаррод сердито натянул рубашку и принялся быстро застегиваться, не глядя на Шарин.
— Почему бы вам не обратиться с ходатайством о пенсии? — поинтересовалась она.
— Я не хочу на пенсию.
— Вы хотите остаться на службе, не так ли?
— Я хороший коп, — спокойно произнес Гаррод. — И я не стал хуже только от того, что меня подстрелили.
— Но вы можете отправиться на пенсию, как только...
— Не хочу я ни на какую пенсию.
— Тогда не стоит выдумывать воображаемые боли в груди, которые не позволяют вам вернуться...
— Они не воображаемые!
— Вы имеете право на пенсию...
— Я не хочу...
— Вы можете претендовать...
— Я хочу вернуться к работе!
— ...на федеральное пособие по инвали...
— Я не боюсь возвращаться на работу!
— Но никто не сможет обвинить вас, если вы больше не хотите рисковать...
— Как раз в этом они меня и обвиняют! — воскликнул Гаррод. — Они думают, что меня подстрелили потому, что я плохо справлялся со своей работой. Раз меня подстрелили, значит, я сделал что-то не так — понимаете? Я для них неудачник. Они не хотят больше работать вместе со мной, они боятся, что их тоже могут подстрелить, если они будут работать рядом со мной. Если я возьму пенсию по инвалидности...
Гаррод осекся, покачал головой.
— Я хороший коп, — повторил он.
— Если вы проходите еще восемь месяцев с болями в груди, причину которых никто не может выяснить, вы подпадете под действие статьи четвертой...
— Да, но если я соглашусь...
— На что?
— Если я ухвачусь за эту пенсию и уволюсь...
— И что тогда?
— Они скажут, что все ниггеры — бабы.
— А я и есть баба, — сказала Шарин.
Они стояли, глядя друг на друга. Телефонный звонок заставил их обоих вздрогнуть. Шарин сняла трубку.
— Доктор Кук слушает.
— Шарин? Это я.
Берт Клинг?
Дернуло же его позвонить именно в эту минуту!
— Подождите секунду, — сказала Шарин и прикрыла трубку рукой. — Пообещайте мне, что вы сходите на прием к доктору Вагенштейну.
— Давайте сюда эту сраную бумажку, — пробурчал Гаррод и выхватил у нее из рук листок с фамилией врача.
* * *
Репетиция возобновилась в пять, а сейчас было начало седьмого. Все четыре актера, играющие ведущие роли, вот уже час находились на сцене, прорабатывая наиболее трудные эпизоды. Начало назревать столкновение характеров.
Фредди Корбин дал главным действующим лицам своей пьесы следующие имена: Актриса, Дублерша, Детектив и Режиссер. Мишель это сразу показалось претенциозным, но потом она обнаружила, что вся эта дурацкая пьеса насквозь претенциозна.
Остальные четыре актера — двое темнокожих и двое белых — должны были играть массовку, роли без слов. Предполагалось, что они должны создавать «ощущение времени и места действия», как написал Фредди в одном из своих бесконечных указаний о том, как следует играть ту или иную сцену.
Двое мужчин-статистов играли детективов, воров, швейцаров, постоянных посетителей ресторана, библиотекарей, шоферов, официантов, политиков, уличных торговцев, продавцов, газетных репортеров и тележурналистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73