22 февраля 1773 года российская императрица собрала министров и генералитет, которые постановили:
"1) по русским интересам, Лещинского и других, которые зависят от Короны Французской и Шведской и, следовательно, от Турецкой, до Короны Польской допустить никак нельзя;
2) для того отправляемые в Польшу министры должны усильно стараться, денежные и другие пристойные способы употреблять, сообща с министрами союзников, чтобы поляков от избрания Лещинского и других подобных ему отвратить, для того этих министров надобно снабдить денежными суммами;
3) а так как может случиться, что вышеозначенные способы для отвращения таких вредных русскому государству предприятий окажутся недостаточными… без упущения времени на самих границах поставить 18 полков пехоты, и 10 полков конницы… донских казаков 2000, гусар украинских сколько есть, из слободских полков 1000, из Малороссии 10 000, Чугуевских калмыков 150 да волжских тысячи З".
Как в воду глядели — «пристойных способов» оказалось недостаточно. Пока из Вены в Варшаву шло 100 000 червонных, а посланник саксонский давал ежедневные обеды на 40 человек, пока русские везли туда денежные «суммы», шустрые французы сунули Вольским «демократам» более миллиона ливров, и те проголосовали за Станислава Лещинского. Но подоспели деньги от австрийцев и русских. Польские демократы взяли и эти деньги и еще раз проголосовали — теперь за курфюста саксонского. В Польше оказалось два законных короля: один профранцузский, другой — прорусский. Россия двинула в Польшу войска.
Лещинский стал собирать вокруг себя верных шляхтичей. Казалось, в патриотическом подъеме гордые поляки должны были дать мощный отпор интервентам. Но … Польша стала «демократической и цивилизованной». Историк Соловьев так описывает события.
«…русские беспрепятственно били приверженцев Станислава в Польше и Литве. Мы видели, что этих приверженцев было много, но вместо того, чтобы вести войну с русскими, они занимались усобицею, опустошением земель своих противников, приверженцев Август. Они вредили русским войскам только тем, что утомляли их бесполезными переходами. —Иногда большие массы поляков приближались к русскому отряду, распуская слух, что хотят дать сражение, но не успеют русские дать два пушечных выстрела, как уже поляки бегут; никогда русский отряд в 300 человек не сворачивал с дороги для избежания 3000 поляков, потому что русские привыкли бить их при встречах». Лещинский бежал в Данциг, сильную крепость, гарнизон которой к тому же был усилен 2000 присланных Францией солдат. К Данцигу подошла русская пехота. Однако король Пруссии не разрешал провезти через свою территорию осадную артиллерию. Пока российский фельдмаршал Миних торговался с ним по этому поводу, пехота взяла укрепленное предместье Данцига, разумеется, с польскими пушками и боеприпасами, и с помощью польских же пушек блокировала Данциг. К этому времени подтянулась осадная артиллерия, и Данциг сдался вместе с французами. Лещинский снова бежал.
Ив цивилизованной Швеции к тому времени была такая же «демократия». Истосковавшиеся по грабежам шведские офицеры образовали значительную партию, которая требовала начать войну с Россией, пока она усмиряет крымских татар и ведет войну с Турцией. Король Швеции был связан представительными органами власти. Он искренне не хотел новой войны и даже пытался обосновать свою позицию отсутствием необходимой конъюнктуры, на что получил ответ от ястребов шведской секретной комиссии: «Надобно жалеть, что мы нынешними конъюнктурами не пользовались и войска на помощь Станиславу не послали, особенно в то время, когда город Данциг еще не покорился: мы все ждем революции в России, ждем уже 14 лет и все не дождемся, видно, мы до тех пор будем ждать, когда небо на Россию упадет и всех подавит: тогда нам полезна конъюнктура будет». Агрессивные настроения дворянства умело подогревал с помощью ливров французский посол. Русский же посол Бестужев поддерживал (тоже деньгами) мирные настроения шведского кабинета министров, представителей бюргеров, духовенства, крестьян. Но француз, который уже истратил на эти цели по слухам 300 000 ефимков, взял и в одну ночь сунул бюргерам 6000 ефимков сразу. Бюргеры переметнулись на французскую сторону. Мир между Россией и Швецией повис на волоске.
Шведы через Марсель послали в Турцию предложение о заключении наступательного союза против России, а копии предложений дали опытному разведчику майору Синклеру, чтобы он их доставил в Турцию через Польшу.
Шведский король проинформировал о миссии майора Синклера российского посла, и тот просит Петербург перехватить Синклера и «аневлировать» его, а потом распустить слух, что на него напали разбойники. Петербург, как всегда, промедлил, и Синклер проскользнул в Порту. Но и в Петербурге все же дела двигаются: на «охоту» за Синклером отправлен поручик Левицкий, а за курьерами между Турцией и Францией Рогоци и молодым Орликом (а заодно и Синклером) — капитан Кутлер и поручик Веселовский. Как видим, и в те времена разведка России кое-что умела. Синклер попался Кутлеру и Левицкому на обратном пути, когда возвращался с ответом в Швецию. Разумеется, этот Джеймс Бонд XVIII века скоропостижно «скончался», а его бумаги были переданы русскому послу в Польше. Но смерть Синклера не удалось списать на разбойников. Кутлеру и Левицкому срочно сменили фамилии и отправили служить в полки подальше от западных границ.
В Стокгольме начался скандал. За смерть Синклера шведские ястребы пообещали уничтожить Бестужева. Посол незамедлительно отдал деньги для взяток на хранение голландскому послу, сжег все расписки и счета взяточников, а также секретные бумаги и укрылся в посольстве. Король усилил охрану посольства и не допустил погрома. Конечно, это сюжет для «Трех мушкетеров», но каковы последствия парламентаризма? Король Швеции за мир, часть парламента подкуплена русскими, часть — французами, часть — англичанами. В то время не стеснялись, никто не придумывал словосочетаний типа «Движение Демократическая Россия», а говорили прямо: русская партия, французская партия, английская партия. Иностранные государства спокойно и нагло отстаивали свои интересы в шведском, так сказать, парламенте.
В Польше в это время русские министры продолжали тратить деньги, пытаясь пристойным способом утихомирить расходившихся «демократов». Страницы истории, посвященные этому периоду, напоминают бухгалтерские книги: «Теще коронного гетмана 1500 и 20 000, дочери его 1300, литовскому гетману 800, жене его 2500, примасу 3166 (ежегодно), духовнику его 100, сеймовому маршалу на сейме 1738 года 1000, депутатам 33 ООО» и т.д. Россия хорошо знала, что творится и вследствие чего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137