Оставаться в неведении и пассивности было невыносимо.
Как-то среди таких дурных снов у него возникло безумное предположение — такое ужасное, что юноша сначала отбросил его от себя с негодованием. Но мысль настойчиво возвращалась, и Икеру больше не удавалось от нее отмахнуться. Она сделала его мрачным и молчаливым, еще больше изолируя от людей.
К счастью, его осел понимал малейшие колебания состояния его души и неустанно выслушивал признания своего друга. Если Икер задавал ему вопросы, то Северный Ветер отвечал «нет», поднимая левое ухо, и «да», поднимая правое.
Своему верному приятелю» Икер мог доверять полностью. Поэтому он рассказал ему о своем мучительном предположении.
И Северный Ветер поднял правое ухо.
Врачеватель Гуа был в отчаянии.
— Две недели пиров, и ваша печень раздулась больше, чем у гуся, которого откармливают по специальной диете! С медицинской точки зрения это настоящее самоубийство.
Джехути пожал плечами.
— Я чувствую себя великолепно.
— У меня нет никаких лекарств для лечения несознательности. Если вы не будете принимать в день по двадцать пилюль для восстановления функции вашей печени, я ни за что не отвечаю.
Доктор Гуа сухо кашлянул, закрыл свой кожаный мешок и вышел из приемной, где толпились управители работ по возведению плотин и ирригационных сооружений, чьи доклады были вполне оптимистичными.
За ними вошел Икер, серьезность которого удивила окружение Джехути.
— Выйдите все, — приказал правитель провинции.
Неподвижно стоя перед Джехути, юный писец молчал и глядел ему в глаза.
— Что происходит, мой мальчик?
— Я требую правды.
Правитель провинции тяжело опустился в свое кресло и, глубоко вздохнув, положил руки на колени.
— Правды! Достаточно ли вместительно твое сердце, чтобы принять ее? Только знаешь ли ты, что такое настоящее сердце — то, которое служит храмом божественному? Все создается сердцем: оно дает нам знание, думает и замышляет. Поэтому оно должно быть широким, большим, свободно биться и одновременно быть мягким. А ты, Икер, ты выказываешь слишком большую жесткость с другими и с самим собой! Если твое сердце в смятении, оно становится тяжелым и не может больше принимать Маат. Духовная энергия в нем больше не циркулирует, и твое сознание путается.
— Господин, мое обучение писца научило меня не путать одну вещь с другой и стремиться к ясности в любых обстоятельствах. Да, я уверен, что вы не случайно так благородно ко мне относитесь. У вас есть передо мной долг, не так ли?
— Твое воображение ослепляет тебя, мой мальчик. Я оценил твои качества, вот и все. Только твои заслуги позволили тебе преуспеть.
— Я так не думаю, господин. Я уверен, что вы много знаете о тех людях, которые хотели меня убить, и что, сделав меня одним из главных писцов своей провинции, вы старались уберечь меня. Теперь я хочу знать правду. Почему именно меня выбрали искупительной жертвой, кто за это в ответе, являюсь ли еще до сих пор игрушкой в руках демона, скрывающегося в тени, где находится страна Пунт, аромат которой спасителен для доброго писца?
— Не слишком ли много ты задаешь вопросов?
— Не думаю.
В отчаянии Джехути вцепился в подлокотники своего кресла.
— Чье повеление может заставить меня тебе отвечать?
— Любовь к истине.
— А если эта истина опаснее, чем незнание?
— Я чуть не потерял жизнь и хочу знать, почему и из-за кого.
— Не предпочтительнее ли для тебя позабыть об этих трагических событиях и оценить радости спокойной жизни, которая дает тебе возможность удовлетворять твой вкус к письму и чтению?
— Жить, не понимая, жить в темноте — разве это не худшая из пыток?
— Это зависит от человека, мой мальчик! Большинство людей предпочитают неведение и совсем не желают из него выбираться.
— Это не мой случай.
— Так мне и казалось! Икер, я последний раз прошу тебя: не настаивай на раскрытии того, что должно оставаться тайным.
Сейчас Икер твердо знал, что его предположение было справедливо. Его взгляд разрушил последнее сопротивление правителя провинции.
— Как хочешь, мой мальчик, но ты рискуешь пожалеть об этом. Что касается Пунта, то относительно него никаких сведений дать тебе не могу. Но я слышал разговоры о двух моряках по имени Черепаший Глаз и Головорез.
Икер подпрыгнул.
— Вы... это вы их наняли?
— Нет, они просто проходили через главный порт моей провинции. Их корабль несколько дней оставался у нашего причала.
— Но в архиве нет никаких следов их пребывания! — возразил юноша.
— Документ этот был уничтожен.
— А по какой причине, господин?
— Чтобы избежать, причудливых видений, фантасмагорий.
— Фантасмагорий... Но каких? Должен ли я предположить, что причина этой махинации — вы?
— Довольно, Икер! Разве ты не понимаешь, что я — твой покровитель? И видеть, как ты разбиваешь себе голову о свою собственную судьбу, выше моих сил!
— Мне нужно сказать все, господин.
— Ты не знаешь, чему себя открываешь.
— Благодаря вам — узнаю.
Джехути снова в отчаянии глубоко вздохнул.
— Эти два моряка принадлежали к экипажу, который имел особые привилегии. Ты действительно хочешь их узнать?
— Неужели я должен вырывать у вас каждое слово?
— Я не являюсь сторонником Сесостриса. Так вот, этот корабль был под покровительством царской печати, и капитан попросил у меня разрешения на короткую стоянку для ремонта. Отказав ему, я бы вызвал конфликт. Давая ему свое согласие, я становился подданным монарха, чью власть я оспариваю. Поэтому я решил, что ни корабля, ни его экипажа никогда здесь и не было. А потом приехал ты со своими вопросами, и твоя личность выбивалась из обычного ряда. Ты не похож на других писцов, Икер. В тебе горит огонь, природы которого ты еще не знаешь. Поэтому я и попытался вырвать тебя у твоего прошлого.
— Куда отправились эти моряки?
— Они поплыли в город Кахун, которому Сесострис придает особое значение. Там хранятся государственные архивы.
— Если я их посмотрю, я узнаю ответы на свои вопросы!
— Ехать туда, Икер, это означает бросить вызов фараону.
— Почему он хотел меня погубить?
— Не знаю, мой мальчик, но мне известно, что никто не может выступать против законного монарха, не погубив себя.
— Истина дороже, чем моя жизнь. Помогите мне еще раз: отправьте меня в Кахун. В любом городе Египта писец, прибывший из провинции Тота, будет встречен хорошо.
— Ты просишь меня отправить тебя на смерть.
— Я безгранично благодарен вам. Если я останусь здесь, закрыв свои глаза и уши, я стану вам плохим слугой.
— Ты взваливаешь на мои плечи тяжелую ответственность.
— Единственный виновник — это я сам. Я убедил вас приподнять завесу и дать мне пойти своим путем. Благодаря вам я стал крепче и чувствую себя способным встретить это новое испытание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Как-то среди таких дурных снов у него возникло безумное предположение — такое ужасное, что юноша сначала отбросил его от себя с негодованием. Но мысль настойчиво возвращалась, и Икеру больше не удавалось от нее отмахнуться. Она сделала его мрачным и молчаливым, еще больше изолируя от людей.
К счастью, его осел понимал малейшие колебания состояния его души и неустанно выслушивал признания своего друга. Если Икер задавал ему вопросы, то Северный Ветер отвечал «нет», поднимая левое ухо, и «да», поднимая правое.
Своему верному приятелю» Икер мог доверять полностью. Поэтому он рассказал ему о своем мучительном предположении.
И Северный Ветер поднял правое ухо.
Врачеватель Гуа был в отчаянии.
— Две недели пиров, и ваша печень раздулась больше, чем у гуся, которого откармливают по специальной диете! С медицинской точки зрения это настоящее самоубийство.
Джехути пожал плечами.
— Я чувствую себя великолепно.
— У меня нет никаких лекарств для лечения несознательности. Если вы не будете принимать в день по двадцать пилюль для восстановления функции вашей печени, я ни за что не отвечаю.
Доктор Гуа сухо кашлянул, закрыл свой кожаный мешок и вышел из приемной, где толпились управители работ по возведению плотин и ирригационных сооружений, чьи доклады были вполне оптимистичными.
За ними вошел Икер, серьезность которого удивила окружение Джехути.
— Выйдите все, — приказал правитель провинции.
Неподвижно стоя перед Джехути, юный писец молчал и глядел ему в глаза.
— Что происходит, мой мальчик?
— Я требую правды.
Правитель провинции тяжело опустился в свое кресло и, глубоко вздохнув, положил руки на колени.
— Правды! Достаточно ли вместительно твое сердце, чтобы принять ее? Только знаешь ли ты, что такое настоящее сердце — то, которое служит храмом божественному? Все создается сердцем: оно дает нам знание, думает и замышляет. Поэтому оно должно быть широким, большим, свободно биться и одновременно быть мягким. А ты, Икер, ты выказываешь слишком большую жесткость с другими и с самим собой! Если твое сердце в смятении, оно становится тяжелым и не может больше принимать Маат. Духовная энергия в нем больше не циркулирует, и твое сознание путается.
— Господин, мое обучение писца научило меня не путать одну вещь с другой и стремиться к ясности в любых обстоятельствах. Да, я уверен, что вы не случайно так благородно ко мне относитесь. У вас есть передо мной долг, не так ли?
— Твое воображение ослепляет тебя, мой мальчик. Я оценил твои качества, вот и все. Только твои заслуги позволили тебе преуспеть.
— Я так не думаю, господин. Я уверен, что вы много знаете о тех людях, которые хотели меня убить, и что, сделав меня одним из главных писцов своей провинции, вы старались уберечь меня. Теперь я хочу знать правду. Почему именно меня выбрали искупительной жертвой, кто за это в ответе, являюсь ли еще до сих пор игрушкой в руках демона, скрывающегося в тени, где находится страна Пунт, аромат которой спасителен для доброго писца?
— Не слишком ли много ты задаешь вопросов?
— Не думаю.
В отчаянии Джехути вцепился в подлокотники своего кресла.
— Чье повеление может заставить меня тебе отвечать?
— Любовь к истине.
— А если эта истина опаснее, чем незнание?
— Я чуть не потерял жизнь и хочу знать, почему и из-за кого.
— Не предпочтительнее ли для тебя позабыть об этих трагических событиях и оценить радости спокойной жизни, которая дает тебе возможность удовлетворять твой вкус к письму и чтению?
— Жить, не понимая, жить в темноте — разве это не худшая из пыток?
— Это зависит от человека, мой мальчик! Большинство людей предпочитают неведение и совсем не желают из него выбираться.
— Это не мой случай.
— Так мне и казалось! Икер, я последний раз прошу тебя: не настаивай на раскрытии того, что должно оставаться тайным.
Сейчас Икер твердо знал, что его предположение было справедливо. Его взгляд разрушил последнее сопротивление правителя провинции.
— Как хочешь, мой мальчик, но ты рискуешь пожалеть об этом. Что касается Пунта, то относительно него никаких сведений дать тебе не могу. Но я слышал разговоры о двух моряках по имени Черепаший Глаз и Головорез.
Икер подпрыгнул.
— Вы... это вы их наняли?
— Нет, они просто проходили через главный порт моей провинции. Их корабль несколько дней оставался у нашего причала.
— Но в архиве нет никаких следов их пребывания! — возразил юноша.
— Документ этот был уничтожен.
— А по какой причине, господин?
— Чтобы избежать, причудливых видений, фантасмагорий.
— Фантасмагорий... Но каких? Должен ли я предположить, что причина этой махинации — вы?
— Довольно, Икер! Разве ты не понимаешь, что я — твой покровитель? И видеть, как ты разбиваешь себе голову о свою собственную судьбу, выше моих сил!
— Мне нужно сказать все, господин.
— Ты не знаешь, чему себя открываешь.
— Благодаря вам — узнаю.
Джехути снова в отчаянии глубоко вздохнул.
— Эти два моряка принадлежали к экипажу, который имел особые привилегии. Ты действительно хочешь их узнать?
— Неужели я должен вырывать у вас каждое слово?
— Я не являюсь сторонником Сесостриса. Так вот, этот корабль был под покровительством царской печати, и капитан попросил у меня разрешения на короткую стоянку для ремонта. Отказав ему, я бы вызвал конфликт. Давая ему свое согласие, я становился подданным монарха, чью власть я оспариваю. Поэтому я решил, что ни корабля, ни его экипажа никогда здесь и не было. А потом приехал ты со своими вопросами, и твоя личность выбивалась из обычного ряда. Ты не похож на других писцов, Икер. В тебе горит огонь, природы которого ты еще не знаешь. Поэтому я и попытался вырвать тебя у твоего прошлого.
— Куда отправились эти моряки?
— Они поплыли в город Кахун, которому Сесострис придает особое значение. Там хранятся государственные архивы.
— Если я их посмотрю, я узнаю ответы на свои вопросы!
— Ехать туда, Икер, это означает бросить вызов фараону.
— Почему он хотел меня погубить?
— Не знаю, мой мальчик, но мне известно, что никто не может выступать против законного монарха, не погубив себя.
— Истина дороже, чем моя жизнь. Помогите мне еще раз: отправьте меня в Кахун. В любом городе Египта писец, прибывший из провинции Тота, будет встречен хорошо.
— Ты просишь меня отправить тебя на смерть.
— Я безгранично благодарен вам. Если я останусь здесь, закрыв свои глаза и уши, я стану вам плохим слугой.
— Ты взваливаешь на мои плечи тяжелую ответственность.
— Единственный виновник — это я сам. Я убедил вас приподнять завесу и дать мне пойти своим путем. Благодаря вам я стал крепче и чувствую себя способным встретить это новое испытание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85