Нужно выучить столько важнейших текстов!
— Разве это не скучновато, если заниматься только этим?
— Напротив! Чем больше работаешь над иероглифами, тем больше чудес тебе открывается.
— А как ты находишь нас?
Икер покраснел до ушей.
— Но я... Как мне судить... Извините, но у меня дела, меня ждет мой осел.
— Разве мы не привлекательнее, чем это животное? — спросила та, которая до сих пор молчала.
— Я приношу извинения, но я действительно тороплюсь.
Ретируясь, Икеру удалось ускользнуть от трех красоток, удивительно походивших одна на другую. Разница в возрасте между ними, должно быть, была минимальной, и на первый взгляд их было трудно отличить друг от друга. Но их красота была слишком искусственной, а поведение вызывающим. И ученик писца хотел только одного: чтобы они перестали ему надоедать.
Это желание не исполнилось.
В тот же вечер младшая постучала в дверь его комнаты.
— Я не помешаю тебе, Икер?
— Нет... Впрочем, да... Вы не можете войти сюда, потому что...
— Потому что здесь уже другая девушка?
— Нет, конечно, нет!
— Тогда дай мне подарить тебе то, что я приготовила.
Ее косметика была положена чересчур густо: слишком густые зеленые тени вокруг глаз, слишком толстый слой красной охры на губах, слишком сильные духи.
Она поставила на пол два блюда.
— На первом фруктовый пирог, — объяснила она. — Моя служанка измельчила фрукты до состояния муки самого тонкого помола, а я лично добавила в пирог меда перед тем, как поставить его в печь. На втором блюде — сыр с травами, он приготовлен из молока нашей самой лучшей коровы. Я думаю, тебе никогда не доводилось есть ничего изысканнее. Если ты будешь со мною мил, то у тебя и в дальнейшем ни в чем не будет недостатка.
— Я не могу это принять.
— Отчего?
— Вы, конечно, принадлежите к влиятельному кругу, а я всего лишь ученик писца.
— Почему бы и тебе не стать влиятельным и важным? Я могу тебе в этом помочь, поверь мне!
— Я предпочитаю выходить из положения сам.
— Ладно, не играй в упрямца! Наберись смелости сказать, что я тебе не нравлюсь...
Икер посмотрел девушке прямо в глаза.
— Вы мне не нравитесь.
— Ты любишь рисковать, Икер. Ты на самом деле не знаешь, кто я?
— Кем бы вы ни были, я отказываюсь от ваших щедрот.
— Твое сердце уже занято?
— Это касается только меня.
— Позабудь ее! Как она может равняться с дочерью Джехути, правителя провинции Зайца! Мы с сестрами выбираем мужчин, с которыми получаем удовольствие. Ты — один из этих счастливых избранников.
Она начала медленно спускать со своего плеча бретель туники.
— Немедленно выйдите! — потребовал Икер.
— Не унижай меня, ты за это дорого заплатишь!
— Прекратите эту недостойную игру и оставьте меня в покое.
— Это твое последнее слово?
— Вы меня прекрасно поняли.
Она поправила бретель, метнула в сторону ученика писца ненавидящий взгляд. Икер поднял с пола два блюда.
— Не забудьте то, что принесли.
— Ты последние часы доживаешь в этой провинции, маленький наглец!
Задав корма своему ослу, Икер отправился в столовую. Только с последней ложкой похлебки он почувствовал, что вкус ее изменился. Он выпил немного воды, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, но результат получился прямо противоположный. Вода показалась Икеру непригодной для питья.
Ученик писца хотел поговорить с поваром, но тот куда-то исчез.
И вдруг в глазах у него потемнело. Голова кружилась так сильно, что Икер рухнул и не смог больше подняться.
Его взгляд заволокло туманом, но все же он сумел различить силуэты трех дочерей Джехути.
Младшая наклонилась над своей жертвой.
— Не бойся, ты не умрешь от яда. Мы приказали дать тебе простое снотворное, чтобы ты оказался в нашей власти. Теперь тебе дадут финикового спирта, много спирта. Твоя одежда и кожа пропитаются им. И когда работники придут в столовую, они обнаружат здесь совершенно пьяного писаку. Не правда ли, забавно?
Икер попытался протестовать, но непослушные слова путались, переплетаясь друг с другом.
— Спи крепко, маленький наглец, который посмел оттолкнуть нас! Когда ты проснешься, мы будем отомщены. А ты погибнешь.
— Ты похож на вывернутый руль, — сказал Икеру генерал Сепи. — Ты похож на храм без бога, на пустой дом! Можно научить танцевать обезьяну, выдрессировать собаку, можно даже поймать птицу за крыло, но тебя... как тебя воспитать? Твое сердце мятежно, а уши глухи! Ты, ученик моего класса, напился и напился в одежде писца!
— Я стал жертвой заговора, — объявил обвиняемый, чей разум был еще затуманен.
Гнев генерала, по всей вероятности, стал утихать.
— И кто эти заговорщики?
— Люди, которые воспользовались моей доверчивостью.
— Назови их!
— Я один виноват, я не должен быть так доверчив. В мою еду добавили одурманивающие вещества и насильно опоили.
— Кто эти люди?
— Если я вам назову их, вы мне не поверите. А если вы мне поверите, вы ничего не сможете сделать, чтобы наказать виновных. Их единственной целью было опозорить меня в ваших глазах. Чего же заслуживает ученик писца, которого признали пьяницей, как не изгнания из вашей школы и даже из провинции, где вы его приютили?
— Но факты есть факты, Икер. И твои объяснения слишком туманны, чтобы им можно было верить. Если ты хочешь доказать свою невиновность, нужно указать на своих недругов и устроить вам очную ставку.
— Она ни к чему не приведет, генерал.
— Значит, мое решение может изменить только знак из иного, высшего мира.
Сепи позвал двух солдат, которые должны были отвести Икера на южную границу провинции Зайца. Учителю было жаль расставаться со своим лучшим учеником, но проступок был слишком серьезным.
— Вон там, мой генерал, смотрите! — воскликнул военный, отступая.
В комнату только что проник хамелеон с белым животом. Он поднял на Сепи свой странный взгляд, но тот немедленно произнес успокаивающее заклинание. После короткой нерешительной паузы животное покинуло комнату.
— Хамелеон — это одно из воплощений Анубиса, — сказал Икеру генерал. — Кажется, ты пользуешься необыкновенным покровительством небесных сил.
— Вы... вы не вышлете меня?
— У кого безумие зайдет так далеко, что он осмелится пренебречь вмешательством Анубиса?
— Вы верите, генерал, что когда-нибудь я буду принадлежать Золотому Кругу Абидоса?
Сепи остолбенел. Икеру показалось, что он видит перед собой статую, глаза которой смотрели на него вопрошающе.
— Кто рассказал тебе об этом Круге?
— Это больше, чем просто поэтическое выражение, не так ли?
— Отвечай на мой вопрос.
— Один садовник. Наши пути пересеклись, а потом разошлись.
— Поэты умеют заставить нас мечтать, мой мальчик. Но ты работаешь для того, чтобы стать писцом и заниматься реальностью.
37
Перед Джехути, утопавшем в своем кресле с высокой спинкой, его три дочери не могли найти себе места от нетерпения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Разве это не скучновато, если заниматься только этим?
— Напротив! Чем больше работаешь над иероглифами, тем больше чудес тебе открывается.
— А как ты находишь нас?
Икер покраснел до ушей.
— Но я... Как мне судить... Извините, но у меня дела, меня ждет мой осел.
— Разве мы не привлекательнее, чем это животное? — спросила та, которая до сих пор молчала.
— Я приношу извинения, но я действительно тороплюсь.
Ретируясь, Икеру удалось ускользнуть от трех красоток, удивительно походивших одна на другую. Разница в возрасте между ними, должно быть, была минимальной, и на первый взгляд их было трудно отличить друг от друга. Но их красота была слишком искусственной, а поведение вызывающим. И ученик писца хотел только одного: чтобы они перестали ему надоедать.
Это желание не исполнилось.
В тот же вечер младшая постучала в дверь его комнаты.
— Я не помешаю тебе, Икер?
— Нет... Впрочем, да... Вы не можете войти сюда, потому что...
— Потому что здесь уже другая девушка?
— Нет, конечно, нет!
— Тогда дай мне подарить тебе то, что я приготовила.
Ее косметика была положена чересчур густо: слишком густые зеленые тени вокруг глаз, слишком толстый слой красной охры на губах, слишком сильные духи.
Она поставила на пол два блюда.
— На первом фруктовый пирог, — объяснила она. — Моя служанка измельчила фрукты до состояния муки самого тонкого помола, а я лично добавила в пирог меда перед тем, как поставить его в печь. На втором блюде — сыр с травами, он приготовлен из молока нашей самой лучшей коровы. Я думаю, тебе никогда не доводилось есть ничего изысканнее. Если ты будешь со мною мил, то у тебя и в дальнейшем ни в чем не будет недостатка.
— Я не могу это принять.
— Отчего?
— Вы, конечно, принадлежите к влиятельному кругу, а я всего лишь ученик писца.
— Почему бы и тебе не стать влиятельным и важным? Я могу тебе в этом помочь, поверь мне!
— Я предпочитаю выходить из положения сам.
— Ладно, не играй в упрямца! Наберись смелости сказать, что я тебе не нравлюсь...
Икер посмотрел девушке прямо в глаза.
— Вы мне не нравитесь.
— Ты любишь рисковать, Икер. Ты на самом деле не знаешь, кто я?
— Кем бы вы ни были, я отказываюсь от ваших щедрот.
— Твое сердце уже занято?
— Это касается только меня.
— Позабудь ее! Как она может равняться с дочерью Джехути, правителя провинции Зайца! Мы с сестрами выбираем мужчин, с которыми получаем удовольствие. Ты — один из этих счастливых избранников.
Она начала медленно спускать со своего плеча бретель туники.
— Немедленно выйдите! — потребовал Икер.
— Не унижай меня, ты за это дорого заплатишь!
— Прекратите эту недостойную игру и оставьте меня в покое.
— Это твое последнее слово?
— Вы меня прекрасно поняли.
Она поправила бретель, метнула в сторону ученика писца ненавидящий взгляд. Икер поднял с пола два блюда.
— Не забудьте то, что принесли.
— Ты последние часы доживаешь в этой провинции, маленький наглец!
Задав корма своему ослу, Икер отправился в столовую. Только с последней ложкой похлебки он почувствовал, что вкус ее изменился. Он выпил немного воды, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, но результат получился прямо противоположный. Вода показалась Икеру непригодной для питья.
Ученик писца хотел поговорить с поваром, но тот куда-то исчез.
И вдруг в глазах у него потемнело. Голова кружилась так сильно, что Икер рухнул и не смог больше подняться.
Его взгляд заволокло туманом, но все же он сумел различить силуэты трех дочерей Джехути.
Младшая наклонилась над своей жертвой.
— Не бойся, ты не умрешь от яда. Мы приказали дать тебе простое снотворное, чтобы ты оказался в нашей власти. Теперь тебе дадут финикового спирта, много спирта. Твоя одежда и кожа пропитаются им. И когда работники придут в столовую, они обнаружат здесь совершенно пьяного писаку. Не правда ли, забавно?
Икер попытался протестовать, но непослушные слова путались, переплетаясь друг с другом.
— Спи крепко, маленький наглец, который посмел оттолкнуть нас! Когда ты проснешься, мы будем отомщены. А ты погибнешь.
— Ты похож на вывернутый руль, — сказал Икеру генерал Сепи. — Ты похож на храм без бога, на пустой дом! Можно научить танцевать обезьяну, выдрессировать собаку, можно даже поймать птицу за крыло, но тебя... как тебя воспитать? Твое сердце мятежно, а уши глухи! Ты, ученик моего класса, напился и напился в одежде писца!
— Я стал жертвой заговора, — объявил обвиняемый, чей разум был еще затуманен.
Гнев генерала, по всей вероятности, стал утихать.
— И кто эти заговорщики?
— Люди, которые воспользовались моей доверчивостью.
— Назови их!
— Я один виноват, я не должен быть так доверчив. В мою еду добавили одурманивающие вещества и насильно опоили.
— Кто эти люди?
— Если я вам назову их, вы мне не поверите. А если вы мне поверите, вы ничего не сможете сделать, чтобы наказать виновных. Их единственной целью было опозорить меня в ваших глазах. Чего же заслуживает ученик писца, которого признали пьяницей, как не изгнания из вашей школы и даже из провинции, где вы его приютили?
— Но факты есть факты, Икер. И твои объяснения слишком туманны, чтобы им можно было верить. Если ты хочешь доказать свою невиновность, нужно указать на своих недругов и устроить вам очную ставку.
— Она ни к чему не приведет, генерал.
— Значит, мое решение может изменить только знак из иного, высшего мира.
Сепи позвал двух солдат, которые должны были отвести Икера на южную границу провинции Зайца. Учителю было жаль расставаться со своим лучшим учеником, но проступок был слишком серьезным.
— Вон там, мой генерал, смотрите! — воскликнул военный, отступая.
В комнату только что проник хамелеон с белым животом. Он поднял на Сепи свой странный взгляд, но тот немедленно произнес успокаивающее заклинание. После короткой нерешительной паузы животное покинуло комнату.
— Хамелеон — это одно из воплощений Анубиса, — сказал Икеру генерал. — Кажется, ты пользуешься необыкновенным покровительством небесных сил.
— Вы... вы не вышлете меня?
— У кого безумие зайдет так далеко, что он осмелится пренебречь вмешательством Анубиса?
— Вы верите, генерал, что когда-нибудь я буду принадлежать Золотому Кругу Абидоса?
Сепи остолбенел. Икеру показалось, что он видит перед собой статую, глаза которой смотрели на него вопрошающе.
— Кто рассказал тебе об этом Круге?
— Это больше, чем просто поэтическое выражение, не так ли?
— Отвечай на мой вопрос.
— Один садовник. Наши пути пересеклись, а потом разошлись.
— Поэты умеют заставить нас мечтать, мой мальчик. Но ты работаешь для того, чтобы стать писцом и заниматься реальностью.
37
Перед Джехути, утопавшем в своем кресле с высокой спинкой, его три дочери не могли найти себе места от нетерпения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85