Прислуживал им тот же слуга. На столе стояло два блюда. В одном был гаспаччо, густой и ароматный — алый от помидоров, с огурцами и чесноком, который они ели с хрустящим свежим хлебом. На втором лежала рыбина — жареный лещ с подливкой из лука, помидоров и чеснока, а на гарнир — картофель. Затем подали салат с перцем и зеленым луком и помидоры, залитые оливковым маслом.
Пудинг был такой, какой Тесса в первый раз попробовала в Испании, назывался он по-испански «флан», и залит он был сладким соусом, густым и нежным, как голос Николаса. Он просто таял во рту. Пили они испанские вина.
И разговаривали.
Он оказался бесподобным собеседником. И заядлым спорщиком. От хорошего вина Тесса расслабилась, язык у нее развязался. Они обсуждали состояние экономики, в которой он, естественно, разбирался досконально. И, используя свои знания, он стал развенчивать ее, как он их назвал, «предубеждения». Когда он закончил свою речь, она уже имела достаточно ясное представление о том, что экономика — дело непростое. Оказывается, он не только всемирно известный плейбой.
Оказалось, что Николас действительно прочитал почти все книги в своей библиотеке.
— Прочел все, кроме тех, которые оказались слишком скучными или слишком плохими.
Для него, как и для нее, чтение было одним из любимейших занятий. Ему тоже нравились романы-биографии, и они даже поспорили о достоинствах современных романистов — Майкла Холройда и Питера Акройда. Еще Николас любил американские триллеры.
— Не английские детективы, заумные и занудные, а настоящие триллеры — с кровью и грязью, драками и опасностями.
А Тесса рассказала ему про то, с чем ей приходилось сталкиваться в жизни, в частности, про то, как ее вызвали в паб, где произошла драка.
— Дралось человек двадцать, не меньше. И их надо было разнимать и усмирять. Нам это почти удалось, но в углу кто-то еще тузил друг друга. И тут я увидела, что какой-то человек подобрал с пола кредитную карточку и сунул ее в карман. А другой человек, стоявший ко мне спиной, как раз засовывал содержимое своего бумажника обратно. Я вполне логично предположила, что тип в дубленке взял чужую карточку. Поэтому я его задержала, но он все отрицал. Он сказал, что у него нет никаких кредитных карточек. Каким-то образом он от нее избавился, потому что, когда его обыскали, действительно ничего не нашли. Но я была уверена в том, что он ее украл. Кроме него там не было никого в дубленках, я ясно видела, что это был он. Так что было мое слово против его и никаких доказательств. Хозяин паба сообщил, что одной карточки не хватает, но найти ее не могли. Когда дело дошло до суда, банк уже заменил карточку, а свидетель обвиняемого, его лучший друг, клялся, что я лгу и хочу просто засадить его приятеля в тюрьму, и суд дело закрыл. Но я знала, что тип в дубленке украл карточку и передал товарищу, а он ее уничтожил. И, когда мы выходили из суда, этот приятель сказал мне: «Ты еще свое получишь, сука!»
Николас слушал молча. Тесса вообще не была уверена, слышал ли он ее сбивчивый, невыразительный рассказ. Тесса злилась на себя за свое косноязычие, а он сидел, опершись рукой на подбородок, и не сводил с нее глаз, словно она его околдовала.
— Ну вот, несколько недель спустя в конце дежурства, — рискнула продолжить Тесса, — я задержалась, было около десяти вечера — я возвращалась в участок. Можно срезать путь и пройти между двумя домами. Было еще не совсем темно, но вокруг никого не было, а фонари в таких закоулках никогда не горят. На полпути я увидела, что мне навстречу идет какой-то человек. Когда он подошел ближе, я его узнала — это был тот самый друг обвиняемого. Он замер как вкопанный и сказал с угрозой в голосе: «А, вы та самая, которая хотела засадить Барри», и, не успела я опомниться, прижал меня к стене и замахнулся. Я зажмурила глаза, но удара не последовало — он вдруг отпустил меня и пошел прочь, потому что увидел мужчину с ротвейлером, выходившим из подворотни.
— Отделались легким испугом.
— Меня потом целый час трясло.
— И часто вы попадаете в такие истории?
— Бывает.
— Но вас же учили обороняться?
— Да, конечно, но когда в тебе росту только пять футов шесть дюймов, а в противнике — шесть и он к тому же здоровый детина, не очень-то и пообороняешься.
Николас задумчиво посмотрел на нее.
— Интересно, каково это — быть женщиной в такой мужской профессии.
— Нелегко, — сухо ответила Тесса. — Мой первый начальник, например, отбирая девушек на работу, судил по — цитирую — «размеру их сисек».
Николас ничего не сказал, но уголки рта у него напряглись.
— А когда я подала документы в так называемый окружной патруль — это батальон, который должен следить за порядком в районе, и такая работа мне как раз по душе — мне сказали, что туда принимают только мужчин. Я много раз сталкивалась с пренебрежительным к себе отношением. Как-то раз адвокат обвиняемого спросил: «Вы мисс Сэнсом или миссис?», на что я ответила: «Я сержант Сэнсом».
— Да, — пробормотал Николас. — Могу себе представить.
— Ну что с этим делать? — продолжала Тесса. — Как-то раз, когда я была еще констеблем, я дежурила с одним сержантом. Мы задержали машину, которая считалась угнанной. Там было двое мужчин, и они, завидев нас, бросились в разные стороны. У сержанта была рация, а у меня — нет, раций на всех не хватало. Я бросилась за одним, а сержант — за другим. Сержант был парнем надежным и вызвал подмогу, сказав, где я, и объяснив, что рации у меня нет. Дежурный офицер, как раз проезжавший на машине метрах в трехстах от того места, где была я, ответил: «Она считает, что справится. Что ж, пусть справляется». Он даже не поехал посмотреть, что со мной. Мне повезло — я догнала того типа, когда он остановился, чтобы отдышаться, и задержала его.
— А сержант передал вам слова дежурного офицера?
— Конечно. Сержант был просто в ярости. Он давно подозревал, что дежурный офицер — порядочный негодяй, а ему все это рассказал констебль, который был в машине с этим офицером, и считал, что начальник прав. В то время таких, как эта парочка, было полно.
— Но за последние годы положение женщин-полицейских изменилось, да?
— Изменилось. Теперь нас не называют женщинами-констеблями, а как и всех — полицейскими-констеблями.
— А вы феминистка?
— Если судить по тому, что я считаю себя ни в чем не уступающей мужчинам, то да. Но с экстремистками у меня нет ничего общего. — Она покраснела. — И в общество «Долой мужчин!» я вступать не собираюсь.
— Рад это слышать. В женщинах не должно быть острых углов, достаточно острого языка…
Почему-то от его слов у нее застучало в висках, но он продолжал:
— А как вы относитесь к вооружению полиции?
— В некоторых ситуациях мы используем оружие.
— Я имел в виду вооружение констеблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Пудинг был такой, какой Тесса в первый раз попробовала в Испании, назывался он по-испански «флан», и залит он был сладким соусом, густым и нежным, как голос Николаса. Он просто таял во рту. Пили они испанские вина.
И разговаривали.
Он оказался бесподобным собеседником. И заядлым спорщиком. От хорошего вина Тесса расслабилась, язык у нее развязался. Они обсуждали состояние экономики, в которой он, естественно, разбирался досконально. И, используя свои знания, он стал развенчивать ее, как он их назвал, «предубеждения». Когда он закончил свою речь, она уже имела достаточно ясное представление о том, что экономика — дело непростое. Оказывается, он не только всемирно известный плейбой.
Оказалось, что Николас действительно прочитал почти все книги в своей библиотеке.
— Прочел все, кроме тех, которые оказались слишком скучными или слишком плохими.
Для него, как и для нее, чтение было одним из любимейших занятий. Ему тоже нравились романы-биографии, и они даже поспорили о достоинствах современных романистов — Майкла Холройда и Питера Акройда. Еще Николас любил американские триллеры.
— Не английские детективы, заумные и занудные, а настоящие триллеры — с кровью и грязью, драками и опасностями.
А Тесса рассказала ему про то, с чем ей приходилось сталкиваться в жизни, в частности, про то, как ее вызвали в паб, где произошла драка.
— Дралось человек двадцать, не меньше. И их надо было разнимать и усмирять. Нам это почти удалось, но в углу кто-то еще тузил друг друга. И тут я увидела, что какой-то человек подобрал с пола кредитную карточку и сунул ее в карман. А другой человек, стоявший ко мне спиной, как раз засовывал содержимое своего бумажника обратно. Я вполне логично предположила, что тип в дубленке взял чужую карточку. Поэтому я его задержала, но он все отрицал. Он сказал, что у него нет никаких кредитных карточек. Каким-то образом он от нее избавился, потому что, когда его обыскали, действительно ничего не нашли. Но я была уверена в том, что он ее украл. Кроме него там не было никого в дубленках, я ясно видела, что это был он. Так что было мое слово против его и никаких доказательств. Хозяин паба сообщил, что одной карточки не хватает, но найти ее не могли. Когда дело дошло до суда, банк уже заменил карточку, а свидетель обвиняемого, его лучший друг, клялся, что я лгу и хочу просто засадить его приятеля в тюрьму, и суд дело закрыл. Но я знала, что тип в дубленке украл карточку и передал товарищу, а он ее уничтожил. И, когда мы выходили из суда, этот приятель сказал мне: «Ты еще свое получишь, сука!»
Николас слушал молча. Тесса вообще не была уверена, слышал ли он ее сбивчивый, невыразительный рассказ. Тесса злилась на себя за свое косноязычие, а он сидел, опершись рукой на подбородок, и не сводил с нее глаз, словно она его околдовала.
— Ну вот, несколько недель спустя в конце дежурства, — рискнула продолжить Тесса, — я задержалась, было около десяти вечера — я возвращалась в участок. Можно срезать путь и пройти между двумя домами. Было еще не совсем темно, но вокруг никого не было, а фонари в таких закоулках никогда не горят. На полпути я увидела, что мне навстречу идет какой-то человек. Когда он подошел ближе, я его узнала — это был тот самый друг обвиняемого. Он замер как вкопанный и сказал с угрозой в голосе: «А, вы та самая, которая хотела засадить Барри», и, не успела я опомниться, прижал меня к стене и замахнулся. Я зажмурила глаза, но удара не последовало — он вдруг отпустил меня и пошел прочь, потому что увидел мужчину с ротвейлером, выходившим из подворотни.
— Отделались легким испугом.
— Меня потом целый час трясло.
— И часто вы попадаете в такие истории?
— Бывает.
— Но вас же учили обороняться?
— Да, конечно, но когда в тебе росту только пять футов шесть дюймов, а в противнике — шесть и он к тому же здоровый детина, не очень-то и пообороняешься.
Николас задумчиво посмотрел на нее.
— Интересно, каково это — быть женщиной в такой мужской профессии.
— Нелегко, — сухо ответила Тесса. — Мой первый начальник, например, отбирая девушек на работу, судил по — цитирую — «размеру их сисек».
Николас ничего не сказал, но уголки рта у него напряглись.
— А когда я подала документы в так называемый окружной патруль — это батальон, который должен следить за порядком в районе, и такая работа мне как раз по душе — мне сказали, что туда принимают только мужчин. Я много раз сталкивалась с пренебрежительным к себе отношением. Как-то раз адвокат обвиняемого спросил: «Вы мисс Сэнсом или миссис?», на что я ответила: «Я сержант Сэнсом».
— Да, — пробормотал Николас. — Могу себе представить.
— Ну что с этим делать? — продолжала Тесса. — Как-то раз, когда я была еще констеблем, я дежурила с одним сержантом. Мы задержали машину, которая считалась угнанной. Там было двое мужчин, и они, завидев нас, бросились в разные стороны. У сержанта была рация, а у меня — нет, раций на всех не хватало. Я бросилась за одним, а сержант — за другим. Сержант был парнем надежным и вызвал подмогу, сказав, где я, и объяснив, что рации у меня нет. Дежурный офицер, как раз проезжавший на машине метрах в трехстах от того места, где была я, ответил: «Она считает, что справится. Что ж, пусть справляется». Он даже не поехал посмотреть, что со мной. Мне повезло — я догнала того типа, когда он остановился, чтобы отдышаться, и задержала его.
— А сержант передал вам слова дежурного офицера?
— Конечно. Сержант был просто в ярости. Он давно подозревал, что дежурный офицер — порядочный негодяй, а ему все это рассказал констебль, который был в машине с этим офицером, и считал, что начальник прав. В то время таких, как эта парочка, было полно.
— Но за последние годы положение женщин-полицейских изменилось, да?
— Изменилось. Теперь нас не называют женщинами-констеблями, а как и всех — полицейскими-констеблями.
— А вы феминистка?
— Если судить по тому, что я считаю себя ни в чем не уступающей мужчинам, то да. Но с экстремистками у меня нет ничего общего. — Она покраснела. — И в общество «Долой мужчин!» я вступать не собираюсь.
— Рад это слышать. В женщинах не должно быть острых углов, достаточно острого языка…
Почему-то от его слов у нее застучало в висках, но он продолжал:
— А как вы относитесь к вооружению полиции?
— В некоторых ситуациях мы используем оружие.
— Я имел в виду вооружение констеблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63