Держите, – на глазах у немца выступили слезы, когда он передавал малыша Андрею. – Вы его отец, да?
– Да... – совершенно растерянно смотрел на сына Андрей, вглядываясь в крошечное сморщенное красное личико младенца.
– Он очень хороший. У вас очень красивый сын, – Карл чуть не расплакался и побыстрее повернулся, собираясь уходить. Вдруг он остановился и снова подошел к Андрею: – Скажите, пожалуйста, ваш адрес, чтобы я мог всегда вас найти. Когда он подрастет, – кивнул он на малыша, – мы приглашаем вас к нам в Баварию. Мы живем в большом доме, и вам всегда найдется место. Вы сможете хорошо отдохнуть, мы покажем вам Германию. Моя жена Хельга – она очень добрый человек...
– Да, конечно, – Андрей назвал свой почтовый адрес, и немец аккуратно записал его латинскими буквами в свой маленький блокнотик. Затем он еще раз посмотрел на мальчика, лежавшего на руках Андрея, и тихо произнес: – Мы очень к нему привязались. Он нам стал, как сын. Не обижайтесь на нас. Мы искренне желаем вам счастья. Простите нас, Ольга!
Он поклонился матери и вышел, едва сдерживая слезы.
Под удивленный и восхищенный гул набившихся в палату людей Андрей Сергиенко подошел к Ольге и опустился с ребенком на руках на колени перед ее кроватью.
– Это наш сын, Ольга!
– Да, я знаю.
– Это наш...
– Я видела его во сне.
– Да.
– Посмотри, как он похож на тебя.
– Конечно. Но носик твой. И ямочки на щеках! Какого цвета у него глаза?
– Я еще не знаю. Он спит.
– Наверное, голубые. Как у тебя.
– А может, и карие, как у тебя, у папы.
– Оля, ты веришь в чудо?
– Смотри, а разве это не чудо?
– Оленька, наш сын жив! Он с нами!
– Да, Андрюшенька!
В этот момент мальчик открыл наконец глазки.
Они оказались голубыми-голубыми, светлыми, почти прозрачными. Такими же, как у его мамы.
Он смешно наморщил носик, сложил губки трубочкой, почмокивая, и вдруг заплакал, сморщился, сразу став похожим на старичка.
И тогда, прижавшись к сыну, расплакалась и Ольга, а перед ними на коленях стоял Андрей, ласково и успокаивающе поглаживая жену по голове...
Через десять минут Ольга приложила своего мальчика к груди, и, как исключение (впрочем, и этот день в больнице было слишком много исключений из обычного режима!), врачи разрешили Андрею присутствовать во время первого кормления ребенка.
Слава Богу, каким-то чудом (еще одним чудом!), несмотря на все пережитые ею потрясения, молоко у Ольги не пропало, и Александр, как сразу, не сговариваясь, назвали его родители, стал жадно сосать, причмокивая маленькими губками и снова умиротворенно закрыв свои голубые глазки...
А к границе несся «Мерседес» с баварскими номерами цвета «серый металлик».
Он несся, не разбирая дороги, не обращая внимания на ямы и колдобины, на бешеной скорости.
На заднем сиденье, свернувшись калачиком в бессильной тоске, тихо плакала Хельга...
III
Прага встретила их солнцем, в лучах которого ярко сверкали шпили многочисленных и многообразных башенок старинных зданий.
Было очень тепло, и не верилось, что стояла осень. Погода в Одессе, хотя она и южнее, в эти дни была дождливой, и, только добравшись до Праги, они наконец почувствовали настоящее очарование золотой осени.
Бобровский смотрел на город во все глаза, не в силах оторваться от потрясающего зрелища. И даже Банда, уже видевший Прагу, был изумлен тем, как по-новому открывается для него этот город, как неповторим он, сколько бы раз ни попадал на эти старинные улицы человек, город раскрывал перед ним все новые и новые грани.
Да, черт возьми, везет же людям, которые живут "в окружении такой красоты!
– Слушай, давай поселимся в центре, – возбужденно предложил Бобровский, сверкая глазами. – Нам будет удобнее всего...
– Не уверен. Во-первых, – постарался остудить пыл товарища Банда, – это дорого. За номер в хорошем отеле берут по сто пятьдесят и более долларов в сутки.
– Нам дали деньги...
– Для того, чтобы мы шиковали в пятизвездочных отелях?
– Ну, а во-вторых?
– А во-вторых, в центре ограничено движение машин. В основном это пешеходные зоны, поэтому лучше жить в другом месте.
– Ну, как знаешь.
– Не расстраивайся. Ты еще не видел чешских гостиниц. Я здесь уже бывал и одну такую знаю. Сейчас увидишь. Наши гостиницы по сравнению с ней – бараки.
Он привез друга на Сальдову улицу, ориентируясь отчасти по памяти, но в основном по карте, и затормозил у «Карл Инн-Отель» – огромного красивого здания.
– Вот здесь мы и поселимся. Долларов пятьдесят – это максимум, что с нас возьмут. Пошли!
Отель действительно поражал своей... нет, не роскошью. Скорее домашним уютом и какой-то семейной атмосферой. Он был таким аккуратненьким и чистым, с такой доброжелательной и предупредительной прислугой, что Бобровский не мог поверить, что такое вообще возможно.
Номер, теплый, просторный и красивый, имел все удобства и все, необходимое для нормальной жизни, – две комнаты, телевизор, холодильник, телефон.
Устроившись, ребята решили погулять по Старой Праге. Все же начинать работу с вечера смысла не было, а возможность посмотреть один из красивейших городов мира представляется не каждый день.
Они постояли на Карловом мосту, вышли на Староместскую площадь, запрокинув головы, глядели на умопомрачительной высоты готические шпили, зашли в Собор Девы Марии перед Тыном, прошлись по Градчанской площади.
Красота города была столь великолепной и впечатляющей, что навевала даже какую-то непонятную грусть – ведь все чудесное когда-нибудь кончается, и здесь, на этих узких мощеных улочках, невольно думалось о том, сколь короток миг счастья.
Поэтому, чтобы немного развеяться и поднять настроение, они забрели в ресторан «Макарска», что на Малостранской. Заплатив за двоих всего-то двадцать долларов, ребята вышли из заведения с таким чувством, будто они никогда не ели так вкусно и так сытно. Вдобавок никогда не пили столько прекрасного пива. Именно так они назвали замечательный чешский напиток под интригующим названием «Велькопоповицке-Козел».
Они еще долго бродили по городу и вернулись в гостиницу только к полуночи, захмелевшие, сытые, счастливые и смертельно уставшие. Напряжение последних суток дало о себе знать, и, чуть коснувшись головами подушек. Банда и Бобровский провалились в сон. И в снах их кружилась и сияла красавица Злата Прага...
* * *
– Ни хрена себе особнячок! – удивление Бобровского было совершенно искренним, и даже Банда изумленно покачал головой, когда они, медленно катясь по асфальтовой дороге, проехали мимо дома по адресу, указанному Рябкиной и Берхардом.
Эта улочка находилась уже практически за пределами города, уводя дорогу в старый густой лес.
Редкие дома, стоявшие друг от друга на приличном расстоянии, напоминали скорее виллы, чем скромные дачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Да... – совершенно растерянно смотрел на сына Андрей, вглядываясь в крошечное сморщенное красное личико младенца.
– Он очень хороший. У вас очень красивый сын, – Карл чуть не расплакался и побыстрее повернулся, собираясь уходить. Вдруг он остановился и снова подошел к Андрею: – Скажите, пожалуйста, ваш адрес, чтобы я мог всегда вас найти. Когда он подрастет, – кивнул он на малыша, – мы приглашаем вас к нам в Баварию. Мы живем в большом доме, и вам всегда найдется место. Вы сможете хорошо отдохнуть, мы покажем вам Германию. Моя жена Хельга – она очень добрый человек...
– Да, конечно, – Андрей назвал свой почтовый адрес, и немец аккуратно записал его латинскими буквами в свой маленький блокнотик. Затем он еще раз посмотрел на мальчика, лежавшего на руках Андрея, и тихо произнес: – Мы очень к нему привязались. Он нам стал, как сын. Не обижайтесь на нас. Мы искренне желаем вам счастья. Простите нас, Ольга!
Он поклонился матери и вышел, едва сдерживая слезы.
Под удивленный и восхищенный гул набившихся в палату людей Андрей Сергиенко подошел к Ольге и опустился с ребенком на руках на колени перед ее кроватью.
– Это наш сын, Ольга!
– Да, я знаю.
– Это наш...
– Я видела его во сне.
– Да.
– Посмотри, как он похож на тебя.
– Конечно. Но носик твой. И ямочки на щеках! Какого цвета у него глаза?
– Я еще не знаю. Он спит.
– Наверное, голубые. Как у тебя.
– А может, и карие, как у тебя, у папы.
– Оля, ты веришь в чудо?
– Смотри, а разве это не чудо?
– Оленька, наш сын жив! Он с нами!
– Да, Андрюшенька!
В этот момент мальчик открыл наконец глазки.
Они оказались голубыми-голубыми, светлыми, почти прозрачными. Такими же, как у его мамы.
Он смешно наморщил носик, сложил губки трубочкой, почмокивая, и вдруг заплакал, сморщился, сразу став похожим на старичка.
И тогда, прижавшись к сыну, расплакалась и Ольга, а перед ними на коленях стоял Андрей, ласково и успокаивающе поглаживая жену по голове...
Через десять минут Ольга приложила своего мальчика к груди, и, как исключение (впрочем, и этот день в больнице было слишком много исключений из обычного режима!), врачи разрешили Андрею присутствовать во время первого кормления ребенка.
Слава Богу, каким-то чудом (еще одним чудом!), несмотря на все пережитые ею потрясения, молоко у Ольги не пропало, и Александр, как сразу, не сговариваясь, назвали его родители, стал жадно сосать, причмокивая маленькими губками и снова умиротворенно закрыв свои голубые глазки...
А к границе несся «Мерседес» с баварскими номерами цвета «серый металлик».
Он несся, не разбирая дороги, не обращая внимания на ямы и колдобины, на бешеной скорости.
На заднем сиденье, свернувшись калачиком в бессильной тоске, тихо плакала Хельга...
III
Прага встретила их солнцем, в лучах которого ярко сверкали шпили многочисленных и многообразных башенок старинных зданий.
Было очень тепло, и не верилось, что стояла осень. Погода в Одессе, хотя она и южнее, в эти дни была дождливой, и, только добравшись до Праги, они наконец почувствовали настоящее очарование золотой осени.
Бобровский смотрел на город во все глаза, не в силах оторваться от потрясающего зрелища. И даже Банда, уже видевший Прагу, был изумлен тем, как по-новому открывается для него этот город, как неповторим он, сколько бы раз ни попадал на эти старинные улицы человек, город раскрывал перед ним все новые и новые грани.
Да, черт возьми, везет же людям, которые живут "в окружении такой красоты!
– Слушай, давай поселимся в центре, – возбужденно предложил Бобровский, сверкая глазами. – Нам будет удобнее всего...
– Не уверен. Во-первых, – постарался остудить пыл товарища Банда, – это дорого. За номер в хорошем отеле берут по сто пятьдесят и более долларов в сутки.
– Нам дали деньги...
– Для того, чтобы мы шиковали в пятизвездочных отелях?
– Ну, а во-вторых?
– А во-вторых, в центре ограничено движение машин. В основном это пешеходные зоны, поэтому лучше жить в другом месте.
– Ну, как знаешь.
– Не расстраивайся. Ты еще не видел чешских гостиниц. Я здесь уже бывал и одну такую знаю. Сейчас увидишь. Наши гостиницы по сравнению с ней – бараки.
Он привез друга на Сальдову улицу, ориентируясь отчасти по памяти, но в основном по карте, и затормозил у «Карл Инн-Отель» – огромного красивого здания.
– Вот здесь мы и поселимся. Долларов пятьдесят – это максимум, что с нас возьмут. Пошли!
Отель действительно поражал своей... нет, не роскошью. Скорее домашним уютом и какой-то семейной атмосферой. Он был таким аккуратненьким и чистым, с такой доброжелательной и предупредительной прислугой, что Бобровский не мог поверить, что такое вообще возможно.
Номер, теплый, просторный и красивый, имел все удобства и все, необходимое для нормальной жизни, – две комнаты, телевизор, холодильник, телефон.
Устроившись, ребята решили погулять по Старой Праге. Все же начинать работу с вечера смысла не было, а возможность посмотреть один из красивейших городов мира представляется не каждый день.
Они постояли на Карловом мосту, вышли на Староместскую площадь, запрокинув головы, глядели на умопомрачительной высоты готические шпили, зашли в Собор Девы Марии перед Тыном, прошлись по Градчанской площади.
Красота города была столь великолепной и впечатляющей, что навевала даже какую-то непонятную грусть – ведь все чудесное когда-нибудь кончается, и здесь, на этих узких мощеных улочках, невольно думалось о том, сколь короток миг счастья.
Поэтому, чтобы немного развеяться и поднять настроение, они забрели в ресторан «Макарска», что на Малостранской. Заплатив за двоих всего-то двадцать долларов, ребята вышли из заведения с таким чувством, будто они никогда не ели так вкусно и так сытно. Вдобавок никогда не пили столько прекрасного пива. Именно так они назвали замечательный чешский напиток под интригующим названием «Велькопоповицке-Козел».
Они еще долго бродили по городу и вернулись в гостиницу только к полуночи, захмелевшие, сытые, счастливые и смертельно уставшие. Напряжение последних суток дало о себе знать, и, чуть коснувшись головами подушек. Банда и Бобровский провалились в сон. И в снах их кружилась и сияла красавица Злата Прага...
* * *
– Ни хрена себе особнячок! – удивление Бобровского было совершенно искренним, и даже Банда изумленно покачал головой, когда они, медленно катясь по асфальтовой дороге, проехали мимо дома по адресу, указанному Рябкиной и Берхардом.
Эта улочка находилась уже практически за пределами города, уводя дорогу в старый густой лес.
Редкие дома, стоявшие друг от друга на приличном расстоянии, напоминали скорее виллы, чем скромные дачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65