.. Казалось, каждая морщинка за это время стала глубже, резкими складками исказив ее лицо. Волосы были взлохмачены, будто и не укладывались с утра с помощью «Тафт-стайлинга». Запекшиеся губы, покрасневшие белки глаз, вся ее безвольная поза являли собой тягостную картину.
Коля Самойленко сварил специально для нее кофе, а Банда даже поднес ей пятьдесят граммов коньячку, который она залпом выпила, даже не почувствовав вкуса.
Наконец она немного ожила, и ребята, рассевшись вокруг нее, приготовились получить сведения, за которыми они так долго охотились. Коля Самойленко вытащил из сумки слабенький редакционный диктофон, и у него буквально отвисла челюсть, когда он увидел, на что собирался записывать рассказ Рябкиной Бобровский.
– Сережа, покажи-ка, – потянулся он к невиданному диктофону, искренне восхищенный даже внешней его красотой. – И как он пишет?
– Как положено – на расстоянии до ста метров вот этим микрофончиком он может уловить даже шепот.
– Елки-палки! А мой надо под самый нос совать, чтобы что-то потом разобрать...
– Ну, так твой сколько, баксов пятьдесят-шестьдесят стоит?
– Наверное. Мне его в редакции выдали.
– А этот, – Бобровский ласково погладил миниатюрную черную коробочку размером с пачку сигарет, – долларов шестьсот, не меньше.
– Ох, мне бы такой!
– Тебе? Да ты интервью и на своем возьмешь. Эта штука для дел куда более серьезных...
– Да нет, ты не понимаешь, – загорячился Самойленко. – Это же можно было такие записи делать, такие сенсации ловить!..
– Мужики, хорош про диктофоны, – прервал их Банда. – У нас есть более важный разговор.
Он сидел очень серьезный и настороженный.
Да, Рябкина согласилась дать показания, но что-то подсказывало Банде – этим дело не кончится.
Слишком четкая организация, слишком много людей было вовлечено в этот бизнес и слишком серьезным и опасным делом они занимались, чтобы можно было рассчитывать на быстрый и полный успех...
III
– Честно говоря, я не знаю, с чего начать. Может, будет лучше, если вы станете задавать мне вопросы? – Рябкина уже немного отошла от «музыкальной пытки» и теперь была собрана и деловита, и лишь бледность выдавала, как нелегко дается ей это состояние. – Я буду подробно отвечать.
– Нелли Кимовна, мы, конечно, будем вас спрашивать, если нам это понадобится, просить рассказать о чем-то более подробно. Но, боюсь, интервью у нас не получится – лучше уж вы рассказывайте все сами, по порядку, и тогда это будет учтено как чистосердечное признание, – инициативу взял теперь в свои руки Бобровский. – Начнем с главного – куда пропадают дети?
– Все до единого живы, – спокойно и равнодушно начала главврач. – И все – за границей. В Германии, Австрии, Швейцарии. Кажется, еще в Голландии и Италии, но более точно, боюсь, я вам не отвечу.
– То есть...
– Дети продавались состоятельным парам из европейских стран. Тем, кто хотел, но не мог иметь ребенка. У нашей больницы была одна функция – мы детей поставляли. Продажей занималась другая организация – фирма «Генерация», зарегистрированная в Чехии. Родители... вернее, те, кто хотел стать родителями, сами приезжали за детьми.
– Сколько лет, с какого времени это продолжалось?
– Первый ребенок был продан в мае 1992 года.
– Сколько детей продали вы за это время?
– Около сорока. Если хотите, я могу сказать абсолютно точно, дома у меня есть записи. Могу назвать фамилии и адреса родителей... Настоящих, я имею в виду, родителей.
– Ребенок Оли Сергиенко тоже жив? – не выдержав, Банда встрял в разговор, взволнованно глядя на Рябкину. – Он уже продан? Он уже увезен?
Где он сейчас?
– Да, он жив, конечно. Его передали ночью тем, кто заплатил за его усыновление. Не знаю, где они сейчас. Но думаю, что не очень далеко. Все же ребенок слишком мал, и сразу вывезти его за границу не удастся. Его купили немцы, семейная пара. Они приехали на «Мерседесе», цвет, к сожалению, ночью я не разглядела, но номера записала, сейчас...
– Александр, прошу тебя, успокойся, – протестующе замахал руками на Банду Бобровский. – Нельзя же так! Надо все по порядку.
– Ну извини!
Банда пожал плечами и, поудобнее устроившись в кресле напротив Рябкиной, вытащил сигарету и закурил, приготовившись слушать.
Нелли Кимовна, заметив, что он курит «Мальборо», только удивленно покачала головой:
– Ну, Бондаренко...
– Бондарович, – поправил ее Банда.
– Что?
– Моя настоящая фамилия – Бондарович.
– А-а... Ну, все равно. Как вы только смогли все это время курить всякую дешевку?
– Как я смог все это время столько водки пить – вот о чем лучше спросите, – самодовольно улыбнулся Банда. – Но не будем отвлекаться.
– Да, конечно. Так вот. Все началось в 1991 году, в октябре, в Праге...
* * *
Эх, замечательное было время – начало реформ Страна, огромная неповоротливая страна под названием СССР, похожая на затянутое тиной и заросшее мхом болото, вдруг всколыхнулась, развернулась и – понеслась. Понеслась, как та гоголевская тройка, не разбирая дорог, не ведая границ.
Дело даже не в том, что бывшие республики стали независимыми странами. Бог с ними – никто, кроме самой России, по этому поводу не сокрушается.
Изменились люди. Вот что самое главное.
Этот период со всеми его кардинальными переменами, с подавлением путча в Москве, с расстрелом митинга в Тбилиси, с захватом телецентра в Вильнюсе – этот период будоражил не только страны, не только политиков, но и обычных людей.
Несмотря ни на что, стало легче дышать, хотелось чего-то ранее невозможного. И мечты начинали воплощаться.
Именно в это время начали постепенно создаваться миллионные состояния. Именно в это время советские люди массовым потоком хлынули за рубеж, осваивая для начала Польшу, потом Турцию, а затем пробираясь все дальше и дальше по всем направлениям. Именно в это время достигли невиданной свободы СМИ, избавившись от коммунистической цензуры и еще не вкусив новой, «демократической».
Именно в это время впервые за рубежом оказалась и Нелли Кимовна Рябкина, новоиспеченный главврач больницы.
Ее как молодого и перспективного специалиста направили в Прагу, на международную конференцию врачей-гинекологов. Форум, проводимый под эгидой Всемирной организации здравоохранения на деньги какого-то гуманитарного фонда, призван был «подтянуть» врачей из стран бывшего соцлагеря к вершинам мирового здравоохранения – к новым препаратам, методикам, медицинским технологиям. По большому счету, этот съезд врачей больше походил не на научное мероприятие, а на огромную ярмарку – смотрите, мол, бедолаги, как живет и как лечит Европа – вот к чему надо стремиться. Смотрите, учитесь, покупайте.
Нелли Кимовна смотрела во все глаза.
И на красавицу-Прагу.
И на медицинские достижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Коля Самойленко сварил специально для нее кофе, а Банда даже поднес ей пятьдесят граммов коньячку, который она залпом выпила, даже не почувствовав вкуса.
Наконец она немного ожила, и ребята, рассевшись вокруг нее, приготовились получить сведения, за которыми они так долго охотились. Коля Самойленко вытащил из сумки слабенький редакционный диктофон, и у него буквально отвисла челюсть, когда он увидел, на что собирался записывать рассказ Рябкиной Бобровский.
– Сережа, покажи-ка, – потянулся он к невиданному диктофону, искренне восхищенный даже внешней его красотой. – И как он пишет?
– Как положено – на расстоянии до ста метров вот этим микрофончиком он может уловить даже шепот.
– Елки-палки! А мой надо под самый нос совать, чтобы что-то потом разобрать...
– Ну, так твой сколько, баксов пятьдесят-шестьдесят стоит?
– Наверное. Мне его в редакции выдали.
– А этот, – Бобровский ласково погладил миниатюрную черную коробочку размером с пачку сигарет, – долларов шестьсот, не меньше.
– Ох, мне бы такой!
– Тебе? Да ты интервью и на своем возьмешь. Эта штука для дел куда более серьезных...
– Да нет, ты не понимаешь, – загорячился Самойленко. – Это же можно было такие записи делать, такие сенсации ловить!..
– Мужики, хорош про диктофоны, – прервал их Банда. – У нас есть более важный разговор.
Он сидел очень серьезный и настороженный.
Да, Рябкина согласилась дать показания, но что-то подсказывало Банде – этим дело не кончится.
Слишком четкая организация, слишком много людей было вовлечено в этот бизнес и слишком серьезным и опасным делом они занимались, чтобы можно было рассчитывать на быстрый и полный успех...
III
– Честно говоря, я не знаю, с чего начать. Может, будет лучше, если вы станете задавать мне вопросы? – Рябкина уже немного отошла от «музыкальной пытки» и теперь была собрана и деловита, и лишь бледность выдавала, как нелегко дается ей это состояние. – Я буду подробно отвечать.
– Нелли Кимовна, мы, конечно, будем вас спрашивать, если нам это понадобится, просить рассказать о чем-то более подробно. Но, боюсь, интервью у нас не получится – лучше уж вы рассказывайте все сами, по порядку, и тогда это будет учтено как чистосердечное признание, – инициативу взял теперь в свои руки Бобровский. – Начнем с главного – куда пропадают дети?
– Все до единого живы, – спокойно и равнодушно начала главврач. – И все – за границей. В Германии, Австрии, Швейцарии. Кажется, еще в Голландии и Италии, но более точно, боюсь, я вам не отвечу.
– То есть...
– Дети продавались состоятельным парам из европейских стран. Тем, кто хотел, но не мог иметь ребенка. У нашей больницы была одна функция – мы детей поставляли. Продажей занималась другая организация – фирма «Генерация», зарегистрированная в Чехии. Родители... вернее, те, кто хотел стать родителями, сами приезжали за детьми.
– Сколько лет, с какого времени это продолжалось?
– Первый ребенок был продан в мае 1992 года.
– Сколько детей продали вы за это время?
– Около сорока. Если хотите, я могу сказать абсолютно точно, дома у меня есть записи. Могу назвать фамилии и адреса родителей... Настоящих, я имею в виду, родителей.
– Ребенок Оли Сергиенко тоже жив? – не выдержав, Банда встрял в разговор, взволнованно глядя на Рябкину. – Он уже продан? Он уже увезен?
Где он сейчас?
– Да, он жив, конечно. Его передали ночью тем, кто заплатил за его усыновление. Не знаю, где они сейчас. Но думаю, что не очень далеко. Все же ребенок слишком мал, и сразу вывезти его за границу не удастся. Его купили немцы, семейная пара. Они приехали на «Мерседесе», цвет, к сожалению, ночью я не разглядела, но номера записала, сейчас...
– Александр, прошу тебя, успокойся, – протестующе замахал руками на Банду Бобровский. – Нельзя же так! Надо все по порядку.
– Ну извини!
Банда пожал плечами и, поудобнее устроившись в кресле напротив Рябкиной, вытащил сигарету и закурил, приготовившись слушать.
Нелли Кимовна, заметив, что он курит «Мальборо», только удивленно покачала головой:
– Ну, Бондаренко...
– Бондарович, – поправил ее Банда.
– Что?
– Моя настоящая фамилия – Бондарович.
– А-а... Ну, все равно. Как вы только смогли все это время курить всякую дешевку?
– Как я смог все это время столько водки пить – вот о чем лучше спросите, – самодовольно улыбнулся Банда. – Но не будем отвлекаться.
– Да, конечно. Так вот. Все началось в 1991 году, в октябре, в Праге...
* * *
Эх, замечательное было время – начало реформ Страна, огромная неповоротливая страна под названием СССР, похожая на затянутое тиной и заросшее мхом болото, вдруг всколыхнулась, развернулась и – понеслась. Понеслась, как та гоголевская тройка, не разбирая дорог, не ведая границ.
Дело даже не в том, что бывшие республики стали независимыми странами. Бог с ними – никто, кроме самой России, по этому поводу не сокрушается.
Изменились люди. Вот что самое главное.
Этот период со всеми его кардинальными переменами, с подавлением путча в Москве, с расстрелом митинга в Тбилиси, с захватом телецентра в Вильнюсе – этот период будоражил не только страны, не только политиков, но и обычных людей.
Несмотря ни на что, стало легче дышать, хотелось чего-то ранее невозможного. И мечты начинали воплощаться.
Именно в это время начали постепенно создаваться миллионные состояния. Именно в это время советские люди массовым потоком хлынули за рубеж, осваивая для начала Польшу, потом Турцию, а затем пробираясь все дальше и дальше по всем направлениям. Именно в это время достигли невиданной свободы СМИ, избавившись от коммунистической цензуры и еще не вкусив новой, «демократической».
Именно в это время впервые за рубежом оказалась и Нелли Кимовна Рябкина, новоиспеченный главврач больницы.
Ее как молодого и перспективного специалиста направили в Прагу, на международную конференцию врачей-гинекологов. Форум, проводимый под эгидой Всемирной организации здравоохранения на деньги какого-то гуманитарного фонда, призван был «подтянуть» врачей из стран бывшего соцлагеря к вершинам мирового здравоохранения – к новым препаратам, методикам, медицинским технологиям. По большому счету, этот съезд врачей больше походил не на научное мероприятие, а на огромную ярмарку – смотрите, мол, бедолаги, как живет и как лечит Европа – вот к чему надо стремиться. Смотрите, учитесь, покупайте.
Нелли Кимовна смотрела во все глаза.
И на красавицу-Прагу.
И на медицинские достижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65