Знаешь, что за это бывает?
- Хватит пугать! Я уже устала бояться, надоело участвовать в твоих аферах, думать над каждым словом! Когда ты оставишь меня в покое? Я уже ничего не хочу, только отвяжись!
- Ничего не хочешь? Врешь, милая! А австрийские сапоги на зиму? А канадскую дубленку? А югославское белье? А французскую косметику? Обойдешься? Нет, дорогая, ты уже порченая, к дорогим шмоткам приученная, к дармовым деньгам! Посади тебя на зарплату и одень в ширпотреб, и все сразу же увянешь! Да и вид товарный потеряешь, а это ведь единственное, что у тебя есть!
Золотов немного успокоился и теперь наслаждался, хлеща Вершикову словами, на которые она не могла ничего возразить.
- Никакой путной специальности ты не выучилась, даже лаком ногти мазать и то я тебя пристроил. За душой ничего нет. Или я не прав? Тогда возрази, выложи свои козыри!
- Да чего ты взъелся? Что я такого сказала?
Воля у нее была сломлена уже давно, она привыкла приспосабливаться к обстоятельствам, к тому же прекрасно понимала, что в чем-чем, а в этом Золотов прав.
- Не твоего ума дело! Лишнее сболтнула, а потому заруби себе на носу: про знакомых, про дела при посторонних ни ползвука! Ясно?
- Ясно...
Вершикова высморкалась, глядя в зеркальце, поправила расплывшиеся ресницы.
- То-то. Ну как жених, нравится?
- Ничего. Но он на меня не реагирует...
- Ты просто к такому не привыкла. Медленно загорается - дольше горит. Глаз на тебя положил, еще пару раз встретитесь, и все в порядке!
Когда они вернулись к столику, Федор и Хамид беседовали как давние знакомые.
- Ну что? - участливо спросил Петренко.
- Нормально. - Вершикова как ни в чем не бывало села рядом. - Почему не пьете? И у меня пустая рюмка!
- Но... Может быть, вам хватит?
- Ерунда! Давайте выпьем за любовь! Вы верите в любовь, Федя?
- Даже не знаю, что вам ответить...
Федор растерянно подергал мочку уха.
- А почему мы до сих пор на "вы"? Живо брудершафт! - Вершикова выставила согнутую полукольцом руку со стопкой.
Преодолев неловкость, Федор выпил через переплетенные руки и замешкался.
- Ну! - Марина ожидающе подняла лицо, и он поцеловал плотно сжатые губы.
"Молодец девка! - подумал Золотов. - Умело работает. По-моему, мальчик уже готов. Или почти готов. Но надо контролировать дальнейший ход событий. Если они вдруг и впрямь надумают пожениться... Тогда плохо... Перемкнутся друг на друга, и все - теряю обоих! Этого допустить нельзя... Ну да ладно, видно будет... Используем старую любовь - солдатика служивого или еще что-нибудь придумаем... Не впервой..."
Золотов на миг взглянул на себя со стороны. "А ведь я привык вертеть людьми, распоряжаться чужими судьбами... Даже испытываю удовлетворение от этого... И неплохо получается...
А как расценить такую привычку с позиций общепринятой морали? Безусловно, однозначно: значит, я мерзавец, отщепенец и негодяй? Так? Лично я не считаю себя негодяем. Правда, ни один мерзавец не признается в этом. Подсознательный барьер ограничивает пределы самокритики. Можно сказать: "Ах, я недостаточно усидчив!" или: "Я ленив!" В чем еще не стесняются признаваться? "Грешен - люблю хорошо поесть (выпить, одеться, погулять)!" То есть в мелочах, подразумевая, что в случае необходимости эти недостатки легко преодолеть...
А кто посмеет сказать: "Я глуп, жаден, подл, труслив"? Какая женщина произнесет: "Я развратна"? Даже не произнесет, подумает? Нет таких! Перед собой всегда находится тысяча оправданий, объяснений, уважительных причин и веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду.
А если все-таки это не удается, можно махнуть рукой и не держать ответа перед собой, а окружающим нетрудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И все в порядке! Как легко быть чистым, честным и порядочным! Мало кто занимается самокопанием...
Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому человеку свойственно оценивать себя выше остальных... Но я могу доказать это очень просто: признаться себе в том, в чем рядовой середнячок признаться не способен: да, если исходить из объективных критериев и общепринятых оценок, то иначе, как негодяем, меня не назовешь! То, что я это понимаю, и возвышает меня над толпой!
И не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. "Бытие определяет сознание". Точно! Окружающим пришлось немало постараться, чтобы сделать из меня того, кто я есть. Так что теперь пусть не обижаются..."
- Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
- Да, вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь...
Когда они вышли на улицу, оживление спало - то, что связывало этих четверых людей, осталось в ресторанном зале. Первым откланялся Хамид, потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
- Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечерком зайду, поговорить надо.
Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег на траву и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Хотелось безмятежности и абсолютного покоя, но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
О Деле он начал думать давно, с тех пор, как пришел к выводу, что деньги дают не только все доступные удовольствия, но и власть, авторитет. Зарплаты хватало только на такси, да и то не всегда. Он начал вертеться оптом брал у знакомого продавца или завмага дефицитный товар и через своих людей сбывал его в розницу. Хлопотно, опасно и не очень выгодно: со многими приходилось делиться.
Попробовал заняться "самолетом". Доверенный человек приводил заботливого папашу, желающего "подстраховать" свое чадо на вступительных экзаменах в институт. Золотов придирчиво изучал документы, особое внимание обращал на аттестат. При хороших оценках говорил, что может попробовать, но ничего не обещает и ничего не просит вперед: если получится, тогда...
Один раз система сработала, и растроганный родитель принес пакет с "благодарностью", но дальше пошли неудачи: абитуриенты срезались все подряд, а когда один все-таки поступил, папа "забыл" выполнить свою часть обязательств.
Тогда и зародилась мечта о собственном деле. Он знал, что есть люди, свободно оперирующие суммами, которые ему только снились. Случай и услужливый посредник свели Золотова с одним из таких дельцов. Добиться расположения Шаха было нелегко, даже вспоминать неприятно...
Однажды Шах зашел без предварительной договоренности, смуглое лицо отливало серым, движения были резкими, дергаными.
- Послушай, Золото, надо оставить у тебя одну вещь. На хранение.
Он положил на стол маленький тяжелый пакет.
- На днях я его заберу. Если... - Шах задумался, напряженно глядя в одну точку. - В общем, пусть пока полежит. У тебя же будет в сохранности, как в сберкассе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Хватит пугать! Я уже устала бояться, надоело участвовать в твоих аферах, думать над каждым словом! Когда ты оставишь меня в покое? Я уже ничего не хочу, только отвяжись!
- Ничего не хочешь? Врешь, милая! А австрийские сапоги на зиму? А канадскую дубленку? А югославское белье? А французскую косметику? Обойдешься? Нет, дорогая, ты уже порченая, к дорогим шмоткам приученная, к дармовым деньгам! Посади тебя на зарплату и одень в ширпотреб, и все сразу же увянешь! Да и вид товарный потеряешь, а это ведь единственное, что у тебя есть!
Золотов немного успокоился и теперь наслаждался, хлеща Вершикову словами, на которые она не могла ничего возразить.
- Никакой путной специальности ты не выучилась, даже лаком ногти мазать и то я тебя пристроил. За душой ничего нет. Или я не прав? Тогда возрази, выложи свои козыри!
- Да чего ты взъелся? Что я такого сказала?
Воля у нее была сломлена уже давно, она привыкла приспосабливаться к обстоятельствам, к тому же прекрасно понимала, что в чем-чем, а в этом Золотов прав.
- Не твоего ума дело! Лишнее сболтнула, а потому заруби себе на носу: про знакомых, про дела при посторонних ни ползвука! Ясно?
- Ясно...
Вершикова высморкалась, глядя в зеркальце, поправила расплывшиеся ресницы.
- То-то. Ну как жених, нравится?
- Ничего. Но он на меня не реагирует...
- Ты просто к такому не привыкла. Медленно загорается - дольше горит. Глаз на тебя положил, еще пару раз встретитесь, и все в порядке!
Когда они вернулись к столику, Федор и Хамид беседовали как давние знакомые.
- Ну что? - участливо спросил Петренко.
- Нормально. - Вершикова как ни в чем не бывало села рядом. - Почему не пьете? И у меня пустая рюмка!
- Но... Может быть, вам хватит?
- Ерунда! Давайте выпьем за любовь! Вы верите в любовь, Федя?
- Даже не знаю, что вам ответить...
Федор растерянно подергал мочку уха.
- А почему мы до сих пор на "вы"? Живо брудершафт! - Вершикова выставила согнутую полукольцом руку со стопкой.
Преодолев неловкость, Федор выпил через переплетенные руки и замешкался.
- Ну! - Марина ожидающе подняла лицо, и он поцеловал плотно сжатые губы.
"Молодец девка! - подумал Золотов. - Умело работает. По-моему, мальчик уже готов. Или почти готов. Но надо контролировать дальнейший ход событий. Если они вдруг и впрямь надумают пожениться... Тогда плохо... Перемкнутся друг на друга, и все - теряю обоих! Этого допустить нельзя... Ну да ладно, видно будет... Используем старую любовь - солдатика служивого или еще что-нибудь придумаем... Не впервой..."
Золотов на миг взглянул на себя со стороны. "А ведь я привык вертеть людьми, распоряжаться чужими судьбами... Даже испытываю удовлетворение от этого... И неплохо получается...
А как расценить такую привычку с позиций общепринятой морали? Безусловно, однозначно: значит, я мерзавец, отщепенец и негодяй? Так? Лично я не считаю себя негодяем. Правда, ни один мерзавец не признается в этом. Подсознательный барьер ограничивает пределы самокритики. Можно сказать: "Ах, я недостаточно усидчив!" или: "Я ленив!" В чем еще не стесняются признаваться? "Грешен - люблю хорошо поесть (выпить, одеться, погулять)!" То есть в мелочах, подразумевая, что в случае необходимости эти недостатки легко преодолеть...
А кто посмеет сказать: "Я глуп, жаден, подл, труслив"? Какая женщина произнесет: "Я развратна"? Даже не произнесет, подумает? Нет таких! Перед собой всегда находится тысяча оправданий, объяснений, уважительных причин и веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду.
А если все-таки это не удается, можно махнуть рукой и не держать ответа перед собой, а окружающим нетрудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И все в порядке! Как легко быть чистым, честным и порядочным! Мало кто занимается самокопанием...
Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому человеку свойственно оценивать себя выше остальных... Но я могу доказать это очень просто: признаться себе в том, в чем рядовой середнячок признаться не способен: да, если исходить из объективных критериев и общепринятых оценок, то иначе, как негодяем, меня не назовешь! То, что я это понимаю, и возвышает меня над толпой!
И не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. "Бытие определяет сознание". Точно! Окружающим пришлось немало постараться, чтобы сделать из меня того, кто я есть. Так что теперь пусть не обижаются..."
- Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
- Да, вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь...
Когда они вышли на улицу, оживление спало - то, что связывало этих четверых людей, осталось в ресторанном зале. Первым откланялся Хамид, потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
- Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечерком зайду, поговорить надо.
Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег на траву и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Хотелось безмятежности и абсолютного покоя, но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
О Деле он начал думать давно, с тех пор, как пришел к выводу, что деньги дают не только все доступные удовольствия, но и власть, авторитет. Зарплаты хватало только на такси, да и то не всегда. Он начал вертеться оптом брал у знакомого продавца или завмага дефицитный товар и через своих людей сбывал его в розницу. Хлопотно, опасно и не очень выгодно: со многими приходилось делиться.
Попробовал заняться "самолетом". Доверенный человек приводил заботливого папашу, желающего "подстраховать" свое чадо на вступительных экзаменах в институт. Золотов придирчиво изучал документы, особое внимание обращал на аттестат. При хороших оценках говорил, что может попробовать, но ничего не обещает и ничего не просит вперед: если получится, тогда...
Один раз система сработала, и растроганный родитель принес пакет с "благодарностью", но дальше пошли неудачи: абитуриенты срезались все подряд, а когда один все-таки поступил, папа "забыл" выполнить свою часть обязательств.
Тогда и зародилась мечта о собственном деле. Он знал, что есть люди, свободно оперирующие суммами, которые ему только снились. Случай и услужливый посредник свели Золотова с одним из таких дельцов. Добиться расположения Шаха было нелегко, даже вспоминать неприятно...
Однажды Шах зашел без предварительной договоренности, смуглое лицо отливало серым, движения были резкими, дергаными.
- Послушай, Золото, надо оставить у тебя одну вещь. На хранение.
Он положил на стол маленький тяжелый пакет.
- На днях я его заберу. Если... - Шах задумался, напряженно глядя в одну точку. - В общем, пусть пока полежит. У тебя же будет в сохранности, как в сберкассе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18