Он уже хотел влезть в это трио со своими оправданиями, но его опередил Альвареза, которому больше всех нравился спектакль, который они с жителями репетировали полдня.
– Нехорошо, Чокнутый, поступаешь. – Брови вместе, руки на уровни земли. – Ты ж на сегодняшнее утро выступление назначил, а сам продрых где-то? Все стаи давно готовы, тебя ждем, с места не сходим. Не кормлены, не поены и, так сказать, не выгуляны. Нехорошо, командир. Нехорошо.
Пасть Мила стала понемногу открываться. Выходило, что его песочат совершенно не из-за Шейлы? И, по всей видимости, никто ничего не знает? Даже Квар? Но тогда это очень, очень и очень здорово.
Мил реагировал моментально. Старые повадки полицейского не подкачали и на этот раз. Морда приобрела задумчиво-усталое выражение, и он, сурово посмотрев на товарищей, сказал только два слова:
– Я думал.
После чего повернулся к жителям спиной и величественно удалился. Если бы Мил соизволил обернуться и посмотреть, чем за его спиной занимаются жители, то был бы несказанно удивлен.
Альвареза, уткнувшись ноздрями в плечо Бобо, глупо хихикал, понемногу задыхаясь от лезущей в рот шерсти. Сам Бобо готов был плашмя брякнуться на землю и залиться смехом, но подпорка в виде орангутанга не позволяла осуществиться его планам. Поэтому он только радостно озирался, выискивая глазами тех, с кем в дальнейшем можно разделить радость.
И только старая пантера, староста Квар, чуть свесив морду, с легкой, чуть грустной улыбкой смотрел вслед Чокнутому и думал о том, что всегда мечтал иметь такого сына, как этот белый Чокнутый. И еще старая пантера думала о том, что теперь ее сердце будет разрываться на две половины между Шейлой и альбиносом. Почему? Просто так уж устроен и воспитан он, вожак стаи черных пантер.
Ночью Шейла и Ириза в сопровождении того самого отряда, который занимался их освобождением, покинули лагерь в неизвестном направлении. Молодой пантере даже не позволили проститься с Чокнутым. Быстрые сборы, последние короткие объяснения Квара, неумолимого и какого-то даже жестокого, – и в дорогу.
Уходя все дальше от лагеря, молодая пантера все реже и реже оборачивалась в ту сторону, где оставался ее друг, ее любовь, ее самец. Но все чаще и чаще старая Ириза ловила на морде Шейлы странную блуждающую улыбку. Словно молодая пантера погружалась все глубже и глубже в мир фантазий, воспоминаний и сладкого ожидания новой встречи.
А утром лагерь мятежников опустел.
Высоко в небе, там, где прозрачный горизонт почти соприкасается со светилом, дающим планете тепло и свет, в восходящих потоках воздуха парил стервятник. У него не было имени. У стервятников никогда не бывает имен. Ни один из уважающих себя жителей никогда не снизойдет до разговора с этой птицей, питающейся мертвечиной и гнилью. Да и стервятник, если он, конечно, не желторотый птенец, только что вылупившийся из яйца, не найдет ни одной причины, по которой станет искать общения среди неравных ему. Но как ошибаются те из жителей, кто считает, что в маленькой, почти лысой голове стервятника нет никаких мыслей. Как ошибаются…
Стервятник, у которого не было имени, внимательно следил за тем, что происходит там, на земле. Иногда то, что интересовало его, скрывалось за зеленью деревьев, и тогда стервятник нервничал. Но то, что служило объектом столь пристального внимания безымянной птицы, двигалось по направлению к выжженным равнинам. И одно это успокаивало стервятника. Он знал, что рано или поздно то, за чем он следит, появится на безжизненной пустоши. И тогда уже ничто не помешает ему, стервятнику, следить.
Стервятник поймал теплый поток, взмыл чуть выше. Вот уже двое суток он ничего не ел. Голодный желудок неприятно урчал и требовал хоть чего-нибудь. Но даже и этого «чего-нибудь» в столь трудное время не найти. В последние месяцы происходило что-то странное. Их, стервятников, развелось так много, что еды часто не хватало.
Птица решила опуститься чуть ниже, чтобы рассмотреть будущую пищу. Темный комок, почти неразличимый с земли, с легким свистом спикировал и, затормозив, устроился на сухой верхушке некогда могучего лесного великана. Замечательный вид. Столько еды стервятник не видел давно. Старинные приметы верны: чем больше вылупляется стервятников, тем больше будет пищи. Он вглядывался сквозь листву в проходивших под ним жителей и уже знал наверняка: скоро в джунглях прольется много крови. И скоро в джунглях станет так много никому не нужного мяса, что он и его конкуренты в деле добывания пропитания смогут отъедаться до отвала не одну неделю.
Стервятник, завороженный видом пока живой пищи, потерял осторожность и спустился еще ниже. Желудок стал призывно дергаться, принуждая приступить к принятию пищи немедленно. Птица свесила голову, истекая слюной, и именно в этот момент потеряла бдительность. Суковатая коряга, брошенная одним из жителей, с надсадным шелестом раздвинула листья и вонзилась точно в маленькую голову стервятника. А птица еще успела подумать, что пролежавшие два-три дня под звездой, дающей планете тепло и свет, тушки имеют ни с чем не сравнимый, неповторимый вкус.
– Ненавижу эту погань. – Альвареза вытащил из-за кустов тушку стервятника и поднял за горло вверх, для всеобщего обозрения. – Развелось тут всякого дерьма, пройти невозможно.
– Они по земле не ходят. – Ночной Родж не обратил никакого внимания на сомнительно геройский поступок орангутанга. – Каким местом мешал?
– Ходить не ходил, а на голову постоянно гадил, – не унимался Альвареза, который больше всего в жизни мечтал научиться летать. А по несбыточности такого желания столь же страшно ненавидел тех, кто этим свойством обладал.
– Да хватит вам. – Мил помотал мордой. Странные все-таки жители. Готовы из-за любого пустяка развести столько философии, что тошно становится. За всю дорогу от лагеря жители настолько надоели ему своим и нытьем, и гудением, что становилось иногда по-настоящему плохо. Правильно ему Квар предлагал. Передвигаться раздельными группами и не действовать друг другу на нервы. Но раз он, Мил, не послушался, то приходилось терпеть и иногда самому встревать в различного вида разговоры.
– Хватит, – повторил он, – передайте лучше своим, чтобы остановились на краю джунглей. Да дозорных предупредить не забудьте, пусть не лезут вглубь.
Альвареза, предварительно раскрутив за шею стервятника и запульнув тельце в кусты, вприпрыжку бросился выполнять распоряжения. Следом за ним среди зелени растворились и остальные. С Милом остался только Квар. Отряд пантер двигался позади, прикрывая неповоротливую четверку пещерных медведей, которые волокли оружие.
– Откуда знаешь, что джунгли кончаются? – Долгий переход Квар переносил нормально, но старость все же давала о себе знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Нехорошо, Чокнутый, поступаешь. – Брови вместе, руки на уровни земли. – Ты ж на сегодняшнее утро выступление назначил, а сам продрых где-то? Все стаи давно готовы, тебя ждем, с места не сходим. Не кормлены, не поены и, так сказать, не выгуляны. Нехорошо, командир. Нехорошо.
Пасть Мила стала понемногу открываться. Выходило, что его песочат совершенно не из-за Шейлы? И, по всей видимости, никто ничего не знает? Даже Квар? Но тогда это очень, очень и очень здорово.
Мил реагировал моментально. Старые повадки полицейского не подкачали и на этот раз. Морда приобрела задумчиво-усталое выражение, и он, сурово посмотрев на товарищей, сказал только два слова:
– Я думал.
После чего повернулся к жителям спиной и величественно удалился. Если бы Мил соизволил обернуться и посмотреть, чем за его спиной занимаются жители, то был бы несказанно удивлен.
Альвареза, уткнувшись ноздрями в плечо Бобо, глупо хихикал, понемногу задыхаясь от лезущей в рот шерсти. Сам Бобо готов был плашмя брякнуться на землю и залиться смехом, но подпорка в виде орангутанга не позволяла осуществиться его планам. Поэтому он только радостно озирался, выискивая глазами тех, с кем в дальнейшем можно разделить радость.
И только старая пантера, староста Квар, чуть свесив морду, с легкой, чуть грустной улыбкой смотрел вслед Чокнутому и думал о том, что всегда мечтал иметь такого сына, как этот белый Чокнутый. И еще старая пантера думала о том, что теперь ее сердце будет разрываться на две половины между Шейлой и альбиносом. Почему? Просто так уж устроен и воспитан он, вожак стаи черных пантер.
Ночью Шейла и Ириза в сопровождении того самого отряда, который занимался их освобождением, покинули лагерь в неизвестном направлении. Молодой пантере даже не позволили проститься с Чокнутым. Быстрые сборы, последние короткие объяснения Квара, неумолимого и какого-то даже жестокого, – и в дорогу.
Уходя все дальше от лагеря, молодая пантера все реже и реже оборачивалась в ту сторону, где оставался ее друг, ее любовь, ее самец. Но все чаще и чаще старая Ириза ловила на морде Шейлы странную блуждающую улыбку. Словно молодая пантера погружалась все глубже и глубже в мир фантазий, воспоминаний и сладкого ожидания новой встречи.
А утром лагерь мятежников опустел.
Высоко в небе, там, где прозрачный горизонт почти соприкасается со светилом, дающим планете тепло и свет, в восходящих потоках воздуха парил стервятник. У него не было имени. У стервятников никогда не бывает имен. Ни один из уважающих себя жителей никогда не снизойдет до разговора с этой птицей, питающейся мертвечиной и гнилью. Да и стервятник, если он, конечно, не желторотый птенец, только что вылупившийся из яйца, не найдет ни одной причины, по которой станет искать общения среди неравных ему. Но как ошибаются те из жителей, кто считает, что в маленькой, почти лысой голове стервятника нет никаких мыслей. Как ошибаются…
Стервятник, у которого не было имени, внимательно следил за тем, что происходит там, на земле. Иногда то, что интересовало его, скрывалось за зеленью деревьев, и тогда стервятник нервничал. Но то, что служило объектом столь пристального внимания безымянной птицы, двигалось по направлению к выжженным равнинам. И одно это успокаивало стервятника. Он знал, что рано или поздно то, за чем он следит, появится на безжизненной пустоши. И тогда уже ничто не помешает ему, стервятнику, следить.
Стервятник поймал теплый поток, взмыл чуть выше. Вот уже двое суток он ничего не ел. Голодный желудок неприятно урчал и требовал хоть чего-нибудь. Но даже и этого «чего-нибудь» в столь трудное время не найти. В последние месяцы происходило что-то странное. Их, стервятников, развелось так много, что еды часто не хватало.
Птица решила опуститься чуть ниже, чтобы рассмотреть будущую пищу. Темный комок, почти неразличимый с земли, с легким свистом спикировал и, затормозив, устроился на сухой верхушке некогда могучего лесного великана. Замечательный вид. Столько еды стервятник не видел давно. Старинные приметы верны: чем больше вылупляется стервятников, тем больше будет пищи. Он вглядывался сквозь листву в проходивших под ним жителей и уже знал наверняка: скоро в джунглях прольется много крови. И скоро в джунглях станет так много никому не нужного мяса, что он и его конкуренты в деле добывания пропитания смогут отъедаться до отвала не одну неделю.
Стервятник, завороженный видом пока живой пищи, потерял осторожность и спустился еще ниже. Желудок стал призывно дергаться, принуждая приступить к принятию пищи немедленно. Птица свесила голову, истекая слюной, и именно в этот момент потеряла бдительность. Суковатая коряга, брошенная одним из жителей, с надсадным шелестом раздвинула листья и вонзилась точно в маленькую голову стервятника. А птица еще успела подумать, что пролежавшие два-три дня под звездой, дающей планете тепло и свет, тушки имеют ни с чем не сравнимый, неповторимый вкус.
– Ненавижу эту погань. – Альвареза вытащил из-за кустов тушку стервятника и поднял за горло вверх, для всеобщего обозрения. – Развелось тут всякого дерьма, пройти невозможно.
– Они по земле не ходят. – Ночной Родж не обратил никакого внимания на сомнительно геройский поступок орангутанга. – Каким местом мешал?
– Ходить не ходил, а на голову постоянно гадил, – не унимался Альвареза, который больше всего в жизни мечтал научиться летать. А по несбыточности такого желания столь же страшно ненавидел тех, кто этим свойством обладал.
– Да хватит вам. – Мил помотал мордой. Странные все-таки жители. Готовы из-за любого пустяка развести столько философии, что тошно становится. За всю дорогу от лагеря жители настолько надоели ему своим и нытьем, и гудением, что становилось иногда по-настоящему плохо. Правильно ему Квар предлагал. Передвигаться раздельными группами и не действовать друг другу на нервы. Но раз он, Мил, не послушался, то приходилось терпеть и иногда самому встревать в различного вида разговоры.
– Хватит, – повторил он, – передайте лучше своим, чтобы остановились на краю джунглей. Да дозорных предупредить не забудьте, пусть не лезут вглубь.
Альвареза, предварительно раскрутив за шею стервятника и запульнув тельце в кусты, вприпрыжку бросился выполнять распоряжения. Следом за ним среди зелени растворились и остальные. С Милом остался только Квар. Отряд пантер двигался позади, прикрывая неповоротливую четверку пещерных медведей, которые волокли оружие.
– Откуда знаешь, что джунгли кончаются? – Долгий переход Квар переносил нормально, но старость все же давала о себе знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104