Ей было хорошо с этими детьми. Да, хорошо. Кончина собственных детей страшно потрясла ее, и она до сих пор не пришла в себя. И йот наконец у нее на руках были дети.
Но эти двое ей не поверили. Казалось, они думали, что она опять начнет пытаться их разделить, поэтому они держались друг за друга с такой силой, как будто запрещали кому бы то ни было разлучать их.
— Ну, хорошо, хорошо, — баюкала она их. — Я не дам вас в обиду. Они вас не разлучат. Я защищу вас. Я не дам никому вас тронуть.
Дети успокоились и расслабились у нее на руках, как будто поняли, что она им сказала.
14
- Дайте мне посмотреть на сына, — проговорила Алида, приходя в себя после того, как чуть было не потеряла сознание. Она сама не понимала, что же с ней произошло. Эти роды ничем не отличались от любых других, которые у нее были. На самом деле в этот раз было даже легче, потому что плод был довольно маленький. Но в тот момент, когда нож повитухи коснулся тела той женщины; которая лежала подле нее, все ее тело пронзила дикая боль. Ей казалось, эта бессердечная женщина режет ее. Каким-то образом Алида знала, что девушка была жива вплоть до рождения своего ребенка. Только уверившись, что ее ребенок будет жить, она отошла в мир иной. Алида понимала также, что девушка умерла успокоенной, зная, что ее ребенка не бросят и будут заботиться о нем.
Сейчас Алиде нe хотелось об этом думать, но тогда, когда девушка умеряя, Алиде показалось, что ее душа летает где-то неподалеку, смотрит на них сверху и все видит. Душа матери хотела еще раз взглянуть на своего ребенка. Девушка была уже в ином мире. Она уже покинула разрезанное почти пополам тело. Ей больше не было больно.
Больно было Алиде. Это ей казалось, что ее тело вспороли, что у нее вываливаются все внутренности. Она всегда гордилась тем, что рожает легко, и презирала тех женщин, которые орали и вопили из-за такой мелочи, как роды. И вот она обнаружила, «то сама кричит во всю мочь. Она сходила с ума от боли, хватаясь за свой живот, чтобы убедиться, что он цел, что его никто не резал. Ей казалось, что из него хлещет кровь, что он разорван, вспорот. Боль была непереносима, она истерически визжала от боли. Повитуха и служанки в смятении пытались понять, чем это вызвано, совершенно забыв при этом о детях.
Придя наконец в себя, Алида сказала, что хочет посмотреть на сына. Не может быть, чтобы женщина, вытерпев такое, не получила то, что она хочет. Алида никогда не сделала Господу ничего, чтобы он был настолько жесток и послал ей еще одну дочь.
После слов Алиды в комнате мгновенно воцарилась тишина. Все глаза, кроме глаз Мег, устремились на нее. Мег в эту минуту сосредоточенно пеленала детей, боясь их простудить.
— Ну! — вскричала Алида со всей силой, на какую была способна, потому что все еще была слаба от боли. — Где же мой сын?
Ни одной из служанок не хотелось испытать на себе, каков будет гнев госпожи, когда ей скажут, что у нее еще одна дочь.
Все это казалось Мег ерундой. Она, конечно, знала, как ее светлость молилась о сыне, но этих просьб Мег не понимала. Какая разница, будет ребенок девочкой или мальчиком? Детей посылает Господь, это Его дар, так что обращаться с этим даром надо соответственно.
Мег поднялась со стула и направилась к Алиде, чтобы с улыбкой показать ей детей:
— У вас дочка и прехорошенькая.
В комнате наступила полная тишина.
В первый момент Алида отказалась поверить в то, что было сказано. Этого не могло быть. Она не могла, не могла редеть еще одну девку!
— Ну, разве не красавица? — говорила Мег, наклоняясь над кроватью Алиды и показывая ей обоих детей, которых держала на руках. Она откинула пеленку с тельца девочки: — Посмотрите только, какая у нее белая кожа, и какие чудные волосы! А что у нее за глазки! Она будет самой красивой из всех ваших дочерей, это я вам точно скажу.
Алида, измученная болью, потрясенная разочарованием, все еще не могла поверить в свое несчастье Все, что она могла видеть, — это был большой мальчик с золотистой кожей, рядом с крошечной девочкой-блондинкой.
— Покажите мне моего сына. Покажите, — повторяла она, словно обезумев. Она протянула руки, чтобы взять мальчика. На девочку она даже не посмотрела. Сообразив, что она сейчас сделает, Мег выпрямилась и прижала детей к себе.
— Нет, — тотчас сказала она. — Дети хотят быть вместе.
Все, кто был в комнате, затаили дыхание. Было хорошо известно, какой у Алиды горячий и жесткий нрав. Тот гнев, который питал к ней ее муж, она вымещала на всех, кто попадался ей под руку, и служанки боялись ее. Но в словах Мег было столько здравого смысла, что Алида одумалась.
— Я хочу этого мальчика, — прошептала она. — Он должен был быть моим.
Быстро оглядев комнату, она принялась лихорадочно соображать, кто здесь был с начала и сможет ли она так запугать всех этих женщин, чтобы заставить их молчать и хранить тайну.
Она хотела забрать себе этого мальчика. Разве та девушка не отдала его ей и он не принадлежит ей по праву? К тому же в суматохе детей могли перепутать, так что этот мальчик на самом деле был ее, а девочка — дочь умершей иностранки… Какая разница, в самом деле, что у нее все девочки блондинки, а у этого парня на голове густая черная шевелюра.
Итак, интересно, сможет ли она это сделать?
Только Мег, которая не жила под одной крышей с Алидой в течение долгих лет и не видела, как мучил ее муж все эти годы, не подозревала, о чем думает ее светлость, да и вообще Алида немного для нее значила, пока с детьми все было хорошо.
Пенелла, наоборот, была с Алидой со дня ее свадьбы. В ее глазах стояли слезы, потому что она по-настоящему любила свою госпожу и видела, как та из счастливой смеющейся девушки превратилась в ужасную мегеру.
Пенелла заговорила первой.
— Вот у нее, — она показала пальцем на мертвое тело матери мальчика, — была старая служанка. Как только мальчик появился на свет, она тотчас побежала сказать отцу.
В глазах у Алиды потемнело от гнева, а голова закружилась. Гнев ее был на саму себя, на всех, кто не догадался подменить младенцев. Надо было загодя приказать служанке, чтобы та выгнала всех из комнаты, кроме повитухи. Тогда произвести подмену было бы очень просто. Никто не осмелился бы заподозрить вслух, что сын не ее, а этой мертвой девчонки.
А если бы она сказала Джону, что это его сын, а этот кретин Гильберт Рашер стал бы это оспаривать, Джон бы придушил его собственными руками Но главное — Джон тогда любил бы ее. По-настоящему бы ее любил.
— Я попытаюсь ее остановить, — прошептала Пенелла, открывая дверь и бросаясь вслед за посланницей.
Но за дверью уже стоял Джон, а за ним — пьяный Гильберт Рашер. Его красное лицо было, как всегда, грязным.
Несмотря на то, что он сделал все, что мог, чтобы в его голосе не прозвучало нисколько надежды, все-таки лицо его выдавало какое-то предчувствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129