Они забывают, что мы служим дольше их, и уровень смертности среди механиков выше, чем в любом другом роде войск. Забывают, что благодаря нам им не приходится «по-настоящему» лезть в самое пекло.
Ну, конечно, для кое-кого из них важнее совсем другое: мы ведь мешаем им выслужиться, не даем показать, какие они герои. «Миру нужны всякие люди», – говаривала моя мама. Армии – тоже, но в меньшем количестве.
Сержанту наконец пришлось признать, что я – это я.
– Оружие есть? – спросил он, заполняя мой путевой лист.
– Нет. Днем я хожу без оружия.
– Похороны за свой счет, – сказал сержант. Он аккуратно сложил путевой лист пополам и протянул мне. На самом деле оружие у меня было – армейский выкидной вибронож и маленькая «беретта» – лазерный пистолет. А этому парню придется когда-нибудь оплачивать свои собственные похороны, раз уж он не может определить, вооружен человек или нет. Я отсалютовал его приятелям одним поднятым между глаз пальцем – обычное приветствие солдат действительной службы – и поехал по своим делам.
Возле ворот крутилось несколько проституток. Одна как-то нервно подергивалась, и голова у нее была обрита наголо. Но для бывшего механика эта девица была слишком старой. Всегда удивляюсь таким. Она, конечно, сразу же меня заметила.
– Эй, Джек! – проститутка вышла на дорожку и не дала мне проехать. – Могу предложить кое-что как раз для тебя.
– Как-нибудь в другой раз, – сказал я. – С виду ты вроде ничего, – на самом деле она была страшная, как смерть. Лицо, да и все тело у нее было какое-то осунувшееся и потасканное. И, судя по вечно красным белкам глаз, эта мамзель частенько прикладывалась к бутылке.
– Тебе – за полцены, лапочка!
Я покачал головой. Она вцепилась в руль моего велосипеда.
– Ну хоть за четверть цены! Я так давно не делала этого в подключении…
– Я не занимаюсь таким, когда подключен, – я почему-то разоткровенничался – отчасти. – Во всяком случае, с незнакомками.
– И долго бы я тогда оставалась для тебя незнакомкой? – в ее голосе звучала откровенная мольба.
– Извини, – я свернул с дорожки на траву. Если я еще хоть немного здесь задержусь, она начнет предлагать деньги мне!
Прочие проститутки наблюдали за этим разговором, и на лицах их отражались самые разные чувства: интерес, жалость, понимание и сочувствие. Как будто они сами не были жертвами той или иной пагубной страсти. В нашем добром «государстве всеобщего благосостояния» никто не стал бы трахаться за деньги ради того, чтобы заработать на жизнь. Никто не обязан был делать ничего такого – надо было просто не влезать ни в какие неприятности, и все. И это прекрасно срабатывало.
Когда я был маленьким, во Флориде узаконили проституцию. Но к тому времени, когда я достаточно вырос, чтобы этим интересоваться, проститутки остались только при крупных казино.
В Техасе закон запрещает заниматься проституцией, но надо слишком уж серьезно докучать полицейским, чтобы тебя отдали за это под суд. Двое копов, которые прекрасно видели, как бритая девица ко мне приставала, и пальцем не пошевелили, чтобы ею заняться. Может, как-нибудь потом, когда у них заведутся лишние деньги.
Обычно у проституток с имплантатами нет отбоя от клиентов. Еще бы – они ведь знают, что при этом чувствует мужчина.
Я поехал в город, мимо университетских магазинов, цены в которых были именно академические. Правда, Южный Хьюстон пользовался сомнительной репутацией, но ведь я был вооружен. Кроме того, я полагал, что плохие парни предпочитают бесчинствовать в более поздние часы и сейчас должны мирно спать в своих постелях. Но один не спал.
Я прислонил велосипед к стене возле магазинчика с выпивкой и стал возиться с замком – надежным, хитрой системы, для которого требовалась моя личная карточка.
– Эй, приятель! – пробасил кто-то у меня за спиной. – У тебя найдется для меня десять долларов? Или, может, даже двадцать?
Я медленно повернулся. Он был на голову выше меня, средних лет, худощавый и мускулистый. Обут в высокие, до колен, начищенные сапоги, длинные волосы туго собраны в хвост, как принято у сектантов-свето-преставленцев – наверное, он надеялся, что бог когда-нибудь схватит его за этот хвост и утащит живым на небо.
– Я думаю, что вам не нужны деньги.
– Мне нужны. И прямо сейчас.
– Какую «дурь» ты куришь? – спросил я и положил руку на бедро. Не слишком естественный жест и не слишком удобный, зато так легче будет подобраться к выкидному ножу. – Может, с тобой поделиться? У меня кое-что есть.
– Ты не должен давать мне то, что мне надо. Ты должен дать на это деньги, – верзила вытащил из голенища длинный нож с узким волнистым лезвием.
– Убери эту штуку. Будет тебе десятка, – его детская безделушка не шла ни в какое сравнение с моим выкидным ножом, но я не хотел устраивать резню прямо здесь, на тротуаре.
– Ага, ты согласен на десятку. А может, и на все пятьдесят… – он двинулся ко мне.
Я выхватил свой нож и нажал на кнопку. Лезвие резко щелкнуло, вылетев из рукояти, и хищно блеснуло пламенеющей кромкой.
– Потерял ты свою десятку, парень. Сколько еще ты хочешь потерять?
Он уставился на вибрирующее лезвие. Мерцающая дымка на его кромке была горячей, как раскаленная поверхность солнца.
– Ты служишь в армии. Ты – механик.
– Может, механик, а может, я убил одного такого и забрал у него нож – не важно. Короче, ты еще не передумал играть со мной в игрушки?
– Механики не особо крутые парни. Я сам служил в армии, знаю.
– Значит, ты и сам все знаешь. – Он отступил на шаг вправо. Я решил – готовит какую-то пакость. – Значит, тебе не охота ждать, пока тебя возьмут на небо живьем? Захотел подохнуть прямо сейчас?
Мужик поглядел на меня, оценивая. В глазах его ничего не отражалось.
– А, хрен с тобой! – сказал он и засунул нож обратно в сапог. Повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
Я выключил вибронож и подул на лезвие. Когда оно достаточно остыло, я защелкнул его обратно в рукоятку и положил на место. Потом вошел в магазин.
Продавец держал наготове блестящий баллончик с аэрозолем «Ремингтон».
– Сраный светопреставленец! Надо мне было его сделать!
– Спасибо, – сказал я. Этим своим аэрозолем он «сделал» бы и меня за компанию с незадачливым вымогателем. – Дайте мне шесть «Дикси».
– Пожалуйста! – продавец открыл холодильник. – Какое у вас довольствие?
– Армейское, – коротко ответил я. Доставать документы не хотелось.
– Могу себе представить, – сказал продавец, копаясь в холодильнике. – Нет, ну надо же! Они приняли закон, по которому я обязан впускать в магазин всяких сраных светопреставленцев! А эти оборванцы все равно никогда ничего не покупают.
– А зачем бы им это делать? Они считают, что мир не сегодня завтра пойдет прахом, и все закончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Ну, конечно, для кое-кого из них важнее совсем другое: мы ведь мешаем им выслужиться, не даем показать, какие они герои. «Миру нужны всякие люди», – говаривала моя мама. Армии – тоже, но в меньшем количестве.
Сержанту наконец пришлось признать, что я – это я.
– Оружие есть? – спросил он, заполняя мой путевой лист.
– Нет. Днем я хожу без оружия.
– Похороны за свой счет, – сказал сержант. Он аккуратно сложил путевой лист пополам и протянул мне. На самом деле оружие у меня было – армейский выкидной вибронож и маленькая «беретта» – лазерный пистолет. А этому парню придется когда-нибудь оплачивать свои собственные похороны, раз уж он не может определить, вооружен человек или нет. Я отсалютовал его приятелям одним поднятым между глаз пальцем – обычное приветствие солдат действительной службы – и поехал по своим делам.
Возле ворот крутилось несколько проституток. Одна как-то нервно подергивалась, и голова у нее была обрита наголо. Но для бывшего механика эта девица была слишком старой. Всегда удивляюсь таким. Она, конечно, сразу же меня заметила.
– Эй, Джек! – проститутка вышла на дорожку и не дала мне проехать. – Могу предложить кое-что как раз для тебя.
– Как-нибудь в другой раз, – сказал я. – С виду ты вроде ничего, – на самом деле она была страшная, как смерть. Лицо, да и все тело у нее было какое-то осунувшееся и потасканное. И, судя по вечно красным белкам глаз, эта мамзель частенько прикладывалась к бутылке.
– Тебе – за полцены, лапочка!
Я покачал головой. Она вцепилась в руль моего велосипеда.
– Ну хоть за четверть цены! Я так давно не делала этого в подключении…
– Я не занимаюсь таким, когда подключен, – я почему-то разоткровенничался – отчасти. – Во всяком случае, с незнакомками.
– И долго бы я тогда оставалась для тебя незнакомкой? – в ее голосе звучала откровенная мольба.
– Извини, – я свернул с дорожки на траву. Если я еще хоть немного здесь задержусь, она начнет предлагать деньги мне!
Прочие проститутки наблюдали за этим разговором, и на лицах их отражались самые разные чувства: интерес, жалость, понимание и сочувствие. Как будто они сами не были жертвами той или иной пагубной страсти. В нашем добром «государстве всеобщего благосостояния» никто не стал бы трахаться за деньги ради того, чтобы заработать на жизнь. Никто не обязан был делать ничего такого – надо было просто не влезать ни в какие неприятности, и все. И это прекрасно срабатывало.
Когда я был маленьким, во Флориде узаконили проституцию. Но к тому времени, когда я достаточно вырос, чтобы этим интересоваться, проститутки остались только при крупных казино.
В Техасе закон запрещает заниматься проституцией, но надо слишком уж серьезно докучать полицейским, чтобы тебя отдали за это под суд. Двое копов, которые прекрасно видели, как бритая девица ко мне приставала, и пальцем не пошевелили, чтобы ею заняться. Может, как-нибудь потом, когда у них заведутся лишние деньги.
Обычно у проституток с имплантатами нет отбоя от клиентов. Еще бы – они ведь знают, что при этом чувствует мужчина.
Я поехал в город, мимо университетских магазинов, цены в которых были именно академические. Правда, Южный Хьюстон пользовался сомнительной репутацией, но ведь я был вооружен. Кроме того, я полагал, что плохие парни предпочитают бесчинствовать в более поздние часы и сейчас должны мирно спать в своих постелях. Но один не спал.
Я прислонил велосипед к стене возле магазинчика с выпивкой и стал возиться с замком – надежным, хитрой системы, для которого требовалась моя личная карточка.
– Эй, приятель! – пробасил кто-то у меня за спиной. – У тебя найдется для меня десять долларов? Или, может, даже двадцать?
Я медленно повернулся. Он был на голову выше меня, средних лет, худощавый и мускулистый. Обут в высокие, до колен, начищенные сапоги, длинные волосы туго собраны в хвост, как принято у сектантов-свето-преставленцев – наверное, он надеялся, что бог когда-нибудь схватит его за этот хвост и утащит живым на небо.
– Я думаю, что вам не нужны деньги.
– Мне нужны. И прямо сейчас.
– Какую «дурь» ты куришь? – спросил я и положил руку на бедро. Не слишком естественный жест и не слишком удобный, зато так легче будет подобраться к выкидному ножу. – Может, с тобой поделиться? У меня кое-что есть.
– Ты не должен давать мне то, что мне надо. Ты должен дать на это деньги, – верзила вытащил из голенища длинный нож с узким волнистым лезвием.
– Убери эту штуку. Будет тебе десятка, – его детская безделушка не шла ни в какое сравнение с моим выкидным ножом, но я не хотел устраивать резню прямо здесь, на тротуаре.
– Ага, ты согласен на десятку. А может, и на все пятьдесят… – он двинулся ко мне.
Я выхватил свой нож и нажал на кнопку. Лезвие резко щелкнуло, вылетев из рукояти, и хищно блеснуло пламенеющей кромкой.
– Потерял ты свою десятку, парень. Сколько еще ты хочешь потерять?
Он уставился на вибрирующее лезвие. Мерцающая дымка на его кромке была горячей, как раскаленная поверхность солнца.
– Ты служишь в армии. Ты – механик.
– Может, механик, а может, я убил одного такого и забрал у него нож – не важно. Короче, ты еще не передумал играть со мной в игрушки?
– Механики не особо крутые парни. Я сам служил в армии, знаю.
– Значит, ты и сам все знаешь. – Он отступил на шаг вправо. Я решил – готовит какую-то пакость. – Значит, тебе не охота ждать, пока тебя возьмут на небо живьем? Захотел подохнуть прямо сейчас?
Мужик поглядел на меня, оценивая. В глазах его ничего не отражалось.
– А, хрен с тобой! – сказал он и засунул нож обратно в сапог. Повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
Я выключил вибронож и подул на лезвие. Когда оно достаточно остыло, я защелкнул его обратно в рукоятку и положил на место. Потом вошел в магазин.
Продавец держал наготове блестящий баллончик с аэрозолем «Ремингтон».
– Сраный светопреставленец! Надо мне было его сделать!
– Спасибо, – сказал я. Этим своим аэрозолем он «сделал» бы и меня за компанию с незадачливым вымогателем. – Дайте мне шесть «Дикси».
– Пожалуйста! – продавец открыл холодильник. – Какое у вас довольствие?
– Армейское, – коротко ответил я. Доставать документы не хотелось.
– Могу себе представить, – сказал продавец, копаясь в холодильнике. – Нет, ну надо же! Они приняли закон, по которому я обязан впускать в магазин всяких сраных светопреставленцев! А эти оборванцы все равно никогда ничего не покупают.
– А зачем бы им это делать? Они считают, что мир не сегодня завтра пойдет прахом, и все закончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114