Подруга, настоящая подруга… Мы так ее оплакивали… И еще долго будем оплакивать.
И как бы в подтверждение своих слов мадемуазель Вертюзай извлекла из левого рукава прелестный платочек из тончайшего батиста и с величайшей осторожностью принялась промокать им накрашенные ресницы.
— Вы сами, мадемуазель, занимались мадам Арсизак, когда она приходила к вам как клиентка?
Резкое движение корпуса назад выразило ее крайнее удивление.
— Мсье комиссар! Я выхожу к своим клиенткам исключительно для того, чтобы дать совет по выбору материала или модели, окинуть взглядом во время примерки… И лишь на секунду, мсье комиссар, мимоходом!
Пристыженный, Гремилли смутился так, как если бы он спросил у маркизы де Монтеспан, не она ли подметает Зеркальную галерею Версальского дворца?
— Прошу простить мое невежество, мадемуазель. Я слабо разбираюсь в секретах ателье мод.
Мадемуазель Вертюзай сделала небрежный и одновременно снисходительный жест рукой, показывая тем самым, что инцидент исчерпан.
— Если вы хотели спросить меня, мсье комиссар, имя служащей, которая чаще других обслуживала мадам Арсизак, то я могу вам его назвать: мадемуазель Симона.
— Она сегодня здесь?
— Это как раз та девушка, которая вас встретила.
— Вы не против, если я поговорю с ней наедине?
— О мадам Арсизак?
— Да. Я стараюсь составить собственное мнение об этой женщине, так трагически погибшей, о которой все говорят только самое лестное.
— И по справедливости, мсье комиссар, и по справедливости!
— Я в этом и не сомневался, мадемуазель, однако мне хотелось бы узнать о ней больше, и мне кажется, что клиентки таких престижных магазинов, как ваш, должны немножко открываться тем, кто их одевает.
Мадемуазель Вертюзай ответила с некоторой язвительностью в голосе:
— Конечно, мсье комиссар, конечно, хотя мне трудно себе представить, что бы такого могла вам поведать мадемуазель Симона, чего не могла бы сделать я. В конце концов…
Она поднялась.
— Пожалуйста, сидите. Я вам сейчас пришлю мадемуазель Симону. Надеюсь, правда, что это ненадолго?
— Можете не сомневаться, мадемуазель, что я приложу все свои силы, чтобы внести как можно меньше беспорядка в отлаженную работу вашего магазина.
Она поблагодарила его кивком головы и удалилась. Через несколько секунд на пороге появилась мадемуазель Симона.
— Мадемуазель мне сказала, что вы…
— Присядьте… Так вот, мне хотелось бы услышать ваше мнение о мадам Арсизак.
— Бог мой… Это была очень-очень порядочная женщина. С большим вкусом одевалась. Прямо-таки с иголочки! Всегда в прекрасном настроении, к тому же с каким пониманием относилась к персоналу!
Полицейский подумал, что ему вот-вот станет дурно. Прямо наизусть все выучила!
— Скажите, мадемуазель, вы давно здесь работаете?
— Шесть месяцев.
— Шесть месяцев? В таком случае, кто занимался мадам Арсизак до вас?
— Мадемуазель Агата.
— А почему ее ко мне не послали?
— Она… она уехала.
Гремилли почувствовал, что от него что-то скрывают.
— И давно?
— Шесть месяцев.
— По сути дела, вы ее заменили?
— Да, это так.
— А в связи с чем она уехала, эта мадемуазель Агата?
— Я… я не знаю.
Комиссар принялся ее журить прямо-таки по-родственному:
— Вы что, не знаете, что обманывать полицию — это очень нехорошо и опасно?
Симона заколебалась, затем вдруг решилась:
— Вы обещаете мне, что ничего не скажете мадемуазель Вертюзай?
— Я вам это обещаю.
— Агату выгнали.
— За что?
— Это мадам Арсизак потребовала ее увольнения.
А вот и первый сучок, и первая задоринка! Наконец-то Гремилли встретил того, кто не пел дифирамбы Элен Арсизак! Полицейский облегченно вздохнул. Он почувствовал, что приближается к убитой, что недосягаемая Элен возвращается на землю, приобретая человеческий облик.
— Вам ничего не известно о мотивах этого требования?
— Нет… или плохо. Лучше, если вы поговорите с Агатой.
— А где она сейчас?
— Мне кажется, она нашла работу, только я не знаю, где именно. Впрочем, мне известен ее адрес: улица л'Абревуар, сто восемьдесят один.
— Так как, вы говорите, ее зовут?
— Агата Роделль. У нее муж водопроводчик.
Когда Гремилли пересекал магазин, собираясь уйти, он столкнулся с поджидающей его мадемуазель Вертюзай.
— Ну и как, мсье комиссар, удалось узнать что-нибудь интересное?
— У меня такое впечатление, мадемуазель, что я только зря потратил свое и ваше время. Прошу прощения.
Мадемуазель Линар, модистка с проспекта Монтеня, была гораздо более молода и гораздо менее надменна, чем мадемуазель Вертюзай. Она встретила комиссара с веселым любопытством, которое значительно возросло, когда она узнала, кем был Гремилли.
— Уж не шпионку ли вы решили отыскать среди моих малышек, мсье комиссар?
— Ну что вы, мадемуазель, мне просто хотелось бы поговорить с вами о мадам Арсизак.
Лицо модистки неожиданно изменилось.
— Мадам Арсизак…
— Вы не могли бы мне сказать, что у нее был за характер?
— Все, что я вам скажу, останется между нами?
— Вне всякого сомнения.
— Тяжелый характер, очень тяжелый.
— То есть?
— Ей никогда ничем нельзя было угодить, всем вечно недовольна. Она буквально наслаждалась своими мелкими уколами по поводу наших моделей, от которых, по ее словам, за версту несло провинцией. Клянусь вам, что, если бы она не вращалась в таких знатных кругах Перигё, я бы давно ее выставила за дверь. Так что, когда она появлялась, среди девочек начинался настоящий переполох.
Обувной магазин, который держал на улице Республики Сели, полнокровный мужчина с седеющей шерстью на груди и очками в металлической оправе на носу, встретил Гремилли уже знакомым звоном колокольчика. Хозяин пригласил полицейского пройти в ателье и, узнав о цели визита, не стал ходить вокруг да около:
— Мадам Арсизак? Та, которую удушили? Зануда! Можно было подумать, что она испытывала садистское удовлетворение, выматывая вам все нервы. То там ей переделать, то там подправить… И все это, как вы понимаете, с такими обидными комментариями! Иногда, когда я был уже на пределе и готов был дать ей пинка под зад, она шипела на меня: «Вам, думаю, будет не очень приятно, мсье Сели, если я расскажу всем своим подругам, что вы не в состоянии сшить пару туфель, которые хорошо сидели бы на ноге, а гоните вместо этого какие-то ботинки, способные вызвать смех даже у деревенского сапожника». Я еле сдерживался, чтобы не выплюнуть ей прямо в лицо все, что я о ней думаю. Настоящая скотина! Не хотелось бы мне оказаться на месте ее мужа, и если это он провернул это дело — я, конечно же, ничего не утверждаю, — то я его понимаю.
Мадам Домейрат, пирожница с улица Тайфера, рассыпалась в похвалах в адрес погибшей. Гремилли пришлось выслушать в очередной раз песню, содержание которой ему было прекрасно известно с самого приезда в Перигё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
И как бы в подтверждение своих слов мадемуазель Вертюзай извлекла из левого рукава прелестный платочек из тончайшего батиста и с величайшей осторожностью принялась промокать им накрашенные ресницы.
— Вы сами, мадемуазель, занимались мадам Арсизак, когда она приходила к вам как клиентка?
Резкое движение корпуса назад выразило ее крайнее удивление.
— Мсье комиссар! Я выхожу к своим клиенткам исключительно для того, чтобы дать совет по выбору материала или модели, окинуть взглядом во время примерки… И лишь на секунду, мсье комиссар, мимоходом!
Пристыженный, Гремилли смутился так, как если бы он спросил у маркизы де Монтеспан, не она ли подметает Зеркальную галерею Версальского дворца?
— Прошу простить мое невежество, мадемуазель. Я слабо разбираюсь в секретах ателье мод.
Мадемуазель Вертюзай сделала небрежный и одновременно снисходительный жест рукой, показывая тем самым, что инцидент исчерпан.
— Если вы хотели спросить меня, мсье комиссар, имя служащей, которая чаще других обслуживала мадам Арсизак, то я могу вам его назвать: мадемуазель Симона.
— Она сегодня здесь?
— Это как раз та девушка, которая вас встретила.
— Вы не против, если я поговорю с ней наедине?
— О мадам Арсизак?
— Да. Я стараюсь составить собственное мнение об этой женщине, так трагически погибшей, о которой все говорят только самое лестное.
— И по справедливости, мсье комиссар, и по справедливости!
— Я в этом и не сомневался, мадемуазель, однако мне хотелось бы узнать о ней больше, и мне кажется, что клиентки таких престижных магазинов, как ваш, должны немножко открываться тем, кто их одевает.
Мадемуазель Вертюзай ответила с некоторой язвительностью в голосе:
— Конечно, мсье комиссар, конечно, хотя мне трудно себе представить, что бы такого могла вам поведать мадемуазель Симона, чего не могла бы сделать я. В конце концов…
Она поднялась.
— Пожалуйста, сидите. Я вам сейчас пришлю мадемуазель Симону. Надеюсь, правда, что это ненадолго?
— Можете не сомневаться, мадемуазель, что я приложу все свои силы, чтобы внести как можно меньше беспорядка в отлаженную работу вашего магазина.
Она поблагодарила его кивком головы и удалилась. Через несколько секунд на пороге появилась мадемуазель Симона.
— Мадемуазель мне сказала, что вы…
— Присядьте… Так вот, мне хотелось бы услышать ваше мнение о мадам Арсизак.
— Бог мой… Это была очень-очень порядочная женщина. С большим вкусом одевалась. Прямо-таки с иголочки! Всегда в прекрасном настроении, к тому же с каким пониманием относилась к персоналу!
Полицейский подумал, что ему вот-вот станет дурно. Прямо наизусть все выучила!
— Скажите, мадемуазель, вы давно здесь работаете?
— Шесть месяцев.
— Шесть месяцев? В таком случае, кто занимался мадам Арсизак до вас?
— Мадемуазель Агата.
— А почему ее ко мне не послали?
— Она… она уехала.
Гремилли почувствовал, что от него что-то скрывают.
— И давно?
— Шесть месяцев.
— По сути дела, вы ее заменили?
— Да, это так.
— А в связи с чем она уехала, эта мадемуазель Агата?
— Я… я не знаю.
Комиссар принялся ее журить прямо-таки по-родственному:
— Вы что, не знаете, что обманывать полицию — это очень нехорошо и опасно?
Симона заколебалась, затем вдруг решилась:
— Вы обещаете мне, что ничего не скажете мадемуазель Вертюзай?
— Я вам это обещаю.
— Агату выгнали.
— За что?
— Это мадам Арсизак потребовала ее увольнения.
А вот и первый сучок, и первая задоринка! Наконец-то Гремилли встретил того, кто не пел дифирамбы Элен Арсизак! Полицейский облегченно вздохнул. Он почувствовал, что приближается к убитой, что недосягаемая Элен возвращается на землю, приобретая человеческий облик.
— Вам ничего не известно о мотивах этого требования?
— Нет… или плохо. Лучше, если вы поговорите с Агатой.
— А где она сейчас?
— Мне кажется, она нашла работу, только я не знаю, где именно. Впрочем, мне известен ее адрес: улица л'Абревуар, сто восемьдесят один.
— Так как, вы говорите, ее зовут?
— Агата Роделль. У нее муж водопроводчик.
Когда Гремилли пересекал магазин, собираясь уйти, он столкнулся с поджидающей его мадемуазель Вертюзай.
— Ну и как, мсье комиссар, удалось узнать что-нибудь интересное?
— У меня такое впечатление, мадемуазель, что я только зря потратил свое и ваше время. Прошу прощения.
Мадемуазель Линар, модистка с проспекта Монтеня, была гораздо более молода и гораздо менее надменна, чем мадемуазель Вертюзай. Она встретила комиссара с веселым любопытством, которое значительно возросло, когда она узнала, кем был Гремилли.
— Уж не шпионку ли вы решили отыскать среди моих малышек, мсье комиссар?
— Ну что вы, мадемуазель, мне просто хотелось бы поговорить с вами о мадам Арсизак.
Лицо модистки неожиданно изменилось.
— Мадам Арсизак…
— Вы не могли бы мне сказать, что у нее был за характер?
— Все, что я вам скажу, останется между нами?
— Вне всякого сомнения.
— Тяжелый характер, очень тяжелый.
— То есть?
— Ей никогда ничем нельзя было угодить, всем вечно недовольна. Она буквально наслаждалась своими мелкими уколами по поводу наших моделей, от которых, по ее словам, за версту несло провинцией. Клянусь вам, что, если бы она не вращалась в таких знатных кругах Перигё, я бы давно ее выставила за дверь. Так что, когда она появлялась, среди девочек начинался настоящий переполох.
Обувной магазин, который держал на улице Республики Сели, полнокровный мужчина с седеющей шерстью на груди и очками в металлической оправе на носу, встретил Гремилли уже знакомым звоном колокольчика. Хозяин пригласил полицейского пройти в ателье и, узнав о цели визита, не стал ходить вокруг да около:
— Мадам Арсизак? Та, которую удушили? Зануда! Можно было подумать, что она испытывала садистское удовлетворение, выматывая вам все нервы. То там ей переделать, то там подправить… И все это, как вы понимаете, с такими обидными комментариями! Иногда, когда я был уже на пределе и готов был дать ей пинка под зад, она шипела на меня: «Вам, думаю, будет не очень приятно, мсье Сели, если я расскажу всем своим подругам, что вы не в состоянии сшить пару туфель, которые хорошо сидели бы на ноге, а гоните вместо этого какие-то ботинки, способные вызвать смех даже у деревенского сапожника». Я еле сдерживался, чтобы не выплюнуть ей прямо в лицо все, что я о ней думаю. Настоящая скотина! Не хотелось бы мне оказаться на месте ее мужа, и если это он провернул это дело — я, конечно же, ничего не утверждаю, — то я его понимаю.
Мадам Домейрат, пирожница с улица Тайфера, рассыпалась в похвалах в адрес погибшей. Гремилли пришлось выслушать в очередной раз песню, содержание которой ему было прекрасно известно с самого приезда в Перигё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39