– Настоящее, любимая, – сказал он после паузы. – Настоящее.
Она подошла к ложу и осторожно вытянулась около юноши, лаская и целуя незнакомое и бесконечно дорогое лицо.
– Я помню твое тело. Помню твои прикосновения, родинку на шее и привычку прищуривать глаза, когда задаешь вопрос. Еще я помню, что ты любишь есть спелую землянику прямо из горсти: ты берешь ее губами, как олень. Я бы попросила тебя напомнить и остальное, но почему-то мне кажется, что ты все равно не ответишь.
– Не отвечу. – Он обнял ее и долго не отрывался, словно впитывал последние мгновения собственной жизни. – Если бы речь шла только о нас и о нашей любви, я бы ответил. Но от того, что ты сама вспомнишь, зависит слишком многое. Поэтому я сейчас уйду. Твоя память сохранит то, что доставит тебе радость и не причинит боли.
Караван, который идет в ал-Ахкаф, будет стоять у восточных ворот, прямо напротив твоего дома. Караванщиком в нем Сайнаг-Алдар – он человек достойный и честный, и ты можешь ему довериться. Впрочем, – тут юноша задумался, – чтобы тебя не донимали лишними вопросами, караван найдет Джангарай.
Он сел на краю постели – стройный, с кожей медового цвета и изменчивыми светлыми глазами, обнял Каэ и достал откуда-то – ей показалось, что прямо из воздуха, – свирель.
– Сейчас я сыграю тебе на прощание. – Он скрестили ноги и стал играть.
Тихая и нежная мелодия сплеталась с солнечными лучами, проникавшими в комнату сквозь тонкую ткань занавесей, и обволакивала ее покоем и любовью. Каэтана сама не знала, отчего ей стало так тоскливо.
Юноша оторвался от своей свирели и прошептал:
– Ты всегда грустишь именно в этом месте. Почему?
– Ты поедешь со мной? – спросила она, зная ответ заранее.
– Не могу. Я и так не имел права приходить. Но знать, что ты здесь, на Варде, и не увидеть тебя хоть один раз – это преступление, что бы там ни говорили Другие. Я не знаю, чем все закончится, но не хотел бы корить себя за малодушие всю оставшуюся жизнь.
Он наклонил голову и снова заиграл, а когда опять поднял на нее бесконечно печальные глаза, Каэ, уже одетая и затянутая поясом, прилаживала перевязь.
– Мне надо идти, – негромко сказала она, не оборачиваясь. – Еще немного, и я никуда от тебя не уйду, потому что вспомню слишком мало, чтобы уйти, и слишком много, чтобы остаться. Скажи, ты можешь сделать, чтобы я забыла об этом вечере напрочь?
– Могу, – сказал он. – Ты всегда была сильнее. Боюсь, ты бы не пришла ко мне, поменяйся мы ролями.
– Пришла бы, – шепнула она, целуя на прощание его глаза. – Я помню, как я любила тебя, Эко Экхенд... Почти помню...
Юноша слабо вскрикнул и заключил ее в последнее, самое страстное, самое горькое объятие, словно уйди она сейчас – и его жизнь оборвется. Наконец оторвавшись от нее, он надел ей на шею амулет из зеленого прозрачного камня.
– Прощай. – И провел рукой по ее лицу...
Четыре человека не самой приятной наружности растерянно топчутся в переулке. Они меряют шагами пространство, в сотый раз проходя мимо двух трехэтажных домов, стоящих вплотную друг к другу.
– Ты представляешь себе, куда они могли подеваться? – спрашивает один из них – одноглазый верзила со шрамами на руках – у своего напарника, кривоногого коротышки с разорванным ртом.
– Откуда мне знать, Ги? – раздраженно оборачивается тот. – Говорю же тебе – не видел я, чтоб они в какую-нибудь дверь входили. Не видел. Просто – раз, и исчезли. Да ну их, пойдем.
– Куда это «пойдем»? – свирепеет третий, седой. – Это когда же еще нам столько денег за двух влюбленных придурков заплатят? Ведь всю ярмарку можно будет скупить. Нет, вы как хотите, а я здесь и один подождать могу. Паренек-то хлипкий...
– Зато девочка с мечами...
– С какими мечами? – смеется третий. – Ты ее хоть видел толком? Пичуга. Пичуга и есть. А мечи носит – так это мода у них теперь, у знатных, – мечами помахать. Ничего, нож увидит у горла, сразу забудет про свои мечи.
– Это верно, – кивает четвертый, тот, что до сих пор молчал. Он носит короткую стрижку ежиком и гладко выбрит, а взгляд у него пустой и стеклянный. И смотреть на него страшнее, чем на троих его приятелей-разбойников.
– Бывал я у них в фехтовальных залах: «Я вас атакую, милорд», «Поменяемся местами, милорд», «Поднимите ваш меч, милорд», – передразнил он. – Их убивать – одно удовольствие.
– Они где-то там развлекаются вовсю, – рычит одноглазый, – а мы даже не знаем где...
– Никуда не денутся, – примирительно бурчит коротышка. – Ладно уж, за такие деньги я здесь и табором могу остановиться на пару недель.
Неожиданно седой подносит ладонь к губам предупреждающим жестом.
– Идут, – шипит он, и тени неслышно, прижимаются к стенам домов.
Уже вечерело, когда Каэтана нашла своих спутников в кабачке, где они с увлечением обсуждали достоинства купленных сегодня коней.
– Не повезло вам: встретить знакомую, и где – в Аккароне! – радостно бросился ей навстречу ингевон. – Удалось открутиться?
– Удалось, но с превеликим трудом. Правда, она даже не помнит, как меня зовут, – улыбнулась Каэ.
Всю дорогу она не переставая думала – не сумел или не захотел Экхенд выполнить данное ей обещание? Она помнила абсолютно все, словно какая-то часть ее жизни вернулась и прочно заняла свое место. Она помнила каждый взгляд, каждое осторожное прикосновение его рук и губ, каждую улыбку – сегодняшнюю и ту, давнюю... Однако, судя по поведению друзей, у них начисто стерты все воспоминания о сегодняшней встрече и предусмотрительно заменены другими. Каэтана тряхнула головой. То, что было, – сон; сладкий, нежный, Радостный сон, которым нельзя упиваться вечно. Иначе она никогда не узнает всего.
Друзья поднялись из-за стола и веселой гурьбой вышли на улицу. Вечерело. Время словно наверстывало подаренные любовникам часы, потому что солнце с неприличной скоростью бежало по небосклону, торопясь успеть в положенное место к закату.
– Странный сегодня день, – заметил Бордонкай. – Как будто по голове дубиной стукнули. И не пили много, а как после хорошего возлияния – все как в тумане. Знакомая эта ваша с ума сошла, чтобы так волосы покрасить – в черно-белые цвета.
– Они у нее натуральные, – сухо ответила Каэ.
– А кто она? – полюбопытствовал альв.
– Воршуд, хоть ты не мучай. Я от нее еле отвертелась... Ну откуда мне знать?
– Прошу прощения, – отступил человечек.
– Это ты прости. Устала я, вот и злюсь. Она с тоской подумала, что этот мир хоть и стал ей неожиданно близким и родным, все же не перестает удивлять и пугать ее – слишком много чудес за слишком короткий срок. Странно, что она вообще сохраняет способность здраво рассуждать.
– А у меня есть радостная новость, – обратился к Каэтане сияющий ингевон. – Я все-таки нашел человека, который поведет караван в ал-Ахкаф уже завтра вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145