Стой на этом, и точка. Так и для тебя, и для меня безопаснее
будет.
Веня тихо присвистнул:
- Дела. - Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не
могли: - А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
- Давай, - вдруг загорелся Смирнов. - Но не такие, чтоб уж очень
"вареные". Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а
нормальные.
- Пятьдесят второй, пятый рост, - деловито прикинул Веня.
- Пятьдесят четвертый, - поправил Смирнов.
- Между, - решил Веня и официально объявил: - Жду вас через два дня.
Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
- По шашлычку? - предложил Веня.
- Некогда, - с сожалением отказался Смирнов.
С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под
завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной - через центр на ту
сторону Москвы-реки, а там попроще - на трассу и до Окружной. После
Окружной дал скорость. Хорошо бежала "Нива", нешумно, приемисто. Смирнов
смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам,
отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти
двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и
дребезжаще:
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк.
Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре
замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
На площадке для автомобилей - одинокий старенький "Москвич". Пусто,
значит, в ресторане - день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и
глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер "Ниву" и направил неровные
стопы в точку общественного питания.
В самом деле, пусто. За одним столиком обедало семейство из
"Москвича", в углу пятеро мужиков, надо полагать, местных, дули пиво. Их
стол был заставлен темно-зелеными пустыми бутылками. Смирнов сел за столик
у окна и стал ждать. Пришла наконец грузная тетя в переднике с кружевами.
- Окрошка есть? - спросил Смирнов.
- Есть, - ответила тетя и чиркнула карандашиком в блокноте. Класс
явно невысок.
- Что же на второе? - поразмышлял вслух Смирнов и вдруг вспомнил
запах у Рижского рынка: - И шашлык, если можно.
Управился с обедом Смирнов довольно быстро, за полчаса. Спустился
вниз, заглянул в бар. Там гремела музыка - и никого, совсем никого, даже
бармена не было. Зашел в сортир и закрылся в кабинке на задвижку. Извлек
из-под мышки парабеллум, из кармана - глушитель, соединил их, а затем
пистолет с глушителем засунул за пояс и застегнул куртку на "молнию".
На площадке рядом с "Москвичом" появился "шестой" "Жигуленок".
Смирнов забрался в "Ниву" и включил мотор. Сделал вперед - назад. Все
нормально с тормозами. Он расстегнул "молнию" на куртке, вывернул "Ниву"
от бровки и медленно покатил.
У "Жигуленка" притормозил. Двое в салоне почти одновременно
пригнулись, скорее всего искали что-то на полу. Смирнов сказал им:
- Устал я от вас за день, ох устал!
И выстрелил два раза. В два колеса, в баллоны. Не выстрелы - так,
несильно ударили палкой по подушке. "Шестерка" заметно на глаз стала
оседать направо, а "Нива", застонав от предельного усилия, бешено рванула
с места.
Теперь дай бог ноги. "Нива" выскочила на шоссе, опасно нарушая,
пересекла сплошную осевую линию и помчалась к Москве, - вот он, замеченный
еще по дороге сюда проселок через густой лиственный лес. Даже если у них
переговорник "йока-токи", они не успели его, Смирнова, передать.
Смирнов долго петлял и проверялся; убедившись, что никто его не
видит, выбрался на бетонку и по ней рванул к Минскому шоссе. Только
почувствовав под собой полотно хорошей трассы, позволил себе еще один
куплет из той песни:
Начинаются дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои!
За памятником героической девушке сделал поворот налево и нешироким
шоссе, сквозь бесконечный осинник, повел "Ниву" к цели - маленькому
городку за осинником. Конец неблизкий - километров двадцать. Если бы не
изредка на яростной скорости набегавшие грузовики - кончился рабочий день,
водилы рвались домой, - можно было заснуть от одурманивающего однообразия
частых, как забор-штакетник, оливковых стволов и тусклой выцветшей зелени
неопрятно-густой листвы.
Дорога круто пошла вверх, осинник сменился березняком, и "Нива",
миновав водораздел, покатила вниз, к игрушечной реченьке, которая своими
извивами живо напоминала змеевик самогонного аппарата. Мостик, и опять
холм, на котором пристроились полудеревенские дома: начинался город.
Старинный городок был когда-то уездным, потом районным центром, но
лет пятнадцать-двадцать назад столицей района стал бойко развивающийся
поселок, где построили химкомбинат, и городок этот стал дряхлеть и
ветшать, как все заштатное.
Открылась центральная площадь с забавными и уже сильно разрушенными
торговыми рядами, с монументальным обшарпанным собором, на колокольне
которого столь крикливо совещались галки, что было слышно и в двигающемся
автомобиле. Смирнов затормозил.
- Не подскажете, где Вторая Социалистическая улица? - спросил он у
стоящего в раздумье посреди площади аборигена. Был одет абориген не по
сезону: в тяжелом пиджаке, в кирзовых сапогах и в довершение - в
шапке-ушанке.
- Так за церковью сразу Интернациональная будет. Поедешь по ней.
Первая направо - Первая Социалистическая, а вторая - Вторая... А ты к
кому?
- Борзов мне нужен, Алексей.
- А-а-а, американец! - обрадовался абориген тому, что знает, кого
разыскивает Смирнов. - Дома, дома, я сегодня его в магазине видел, он хлеб
брал.
Первая Социалистическая, Вторая Социалистическая, поворот - и вот он,
дом номер семь. За фигурным, непривычно разреженным забором были
разросшаяся трава, неухоженные деревья и щеголеватый, обитый вагонкой
дом-коттедж. Посреди участка на двух столбах висел шикарный заграничный
гамак, в котором, еле заметно покачиваясь, возлежал с книгой в руках Лешка
Борзов. На звук подъехавшей машины он поднял от книги розовое в вечернем
свете лицо и вопросительно смотрел на "Ниву" до тех пор, пока из нее
устало и неловко не выбрался Смирнов. Вопрос на лице сменился усмешечкой.
- Вас ли я вижу, полковник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
будет.
Веня тихо присвистнул:
- Дела. - Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не
могли: - А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
- Давай, - вдруг загорелся Смирнов. - Но не такие, чтоб уж очень
"вареные". Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а
нормальные.
- Пятьдесят второй, пятый рост, - деловито прикинул Веня.
- Пятьдесят четвертый, - поправил Смирнов.
- Между, - решил Веня и официально объявил: - Жду вас через два дня.
Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
- По шашлычку? - предложил Веня.
- Некогда, - с сожалением отказался Смирнов.
С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под
завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной - через центр на ту
сторону Москвы-реки, а там попроще - на трассу и до Окружной. После
Окружной дал скорость. Хорошо бежала "Нива", нешумно, приемисто. Смирнов
смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам,
отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти
двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и
дребезжаще:
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк.
Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре
замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
На площадке для автомобилей - одинокий старенький "Москвич". Пусто,
значит, в ресторане - день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и
глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер "Ниву" и направил неровные
стопы в точку общественного питания.
В самом деле, пусто. За одним столиком обедало семейство из
"Москвича", в углу пятеро мужиков, надо полагать, местных, дули пиво. Их
стол был заставлен темно-зелеными пустыми бутылками. Смирнов сел за столик
у окна и стал ждать. Пришла наконец грузная тетя в переднике с кружевами.
- Окрошка есть? - спросил Смирнов.
- Есть, - ответила тетя и чиркнула карандашиком в блокноте. Класс
явно невысок.
- Что же на второе? - поразмышлял вслух Смирнов и вдруг вспомнил
запах у Рижского рынка: - И шашлык, если можно.
Управился с обедом Смирнов довольно быстро, за полчаса. Спустился
вниз, заглянул в бар. Там гремела музыка - и никого, совсем никого, даже
бармена не было. Зашел в сортир и закрылся в кабинке на задвижку. Извлек
из-под мышки парабеллум, из кармана - глушитель, соединил их, а затем
пистолет с глушителем засунул за пояс и застегнул куртку на "молнию".
На площадке рядом с "Москвичом" появился "шестой" "Жигуленок".
Смирнов забрался в "Ниву" и включил мотор. Сделал вперед - назад. Все
нормально с тормозами. Он расстегнул "молнию" на куртке, вывернул "Ниву"
от бровки и медленно покатил.
У "Жигуленка" притормозил. Двое в салоне почти одновременно
пригнулись, скорее всего искали что-то на полу. Смирнов сказал им:
- Устал я от вас за день, ох устал!
И выстрелил два раза. В два колеса, в баллоны. Не выстрелы - так,
несильно ударили палкой по подушке. "Шестерка" заметно на глаз стала
оседать направо, а "Нива", застонав от предельного усилия, бешено рванула
с места.
Теперь дай бог ноги. "Нива" выскочила на шоссе, опасно нарушая,
пересекла сплошную осевую линию и помчалась к Москве, - вот он, замеченный
еще по дороге сюда проселок через густой лиственный лес. Даже если у них
переговорник "йока-токи", они не успели его, Смирнова, передать.
Смирнов долго петлял и проверялся; убедившись, что никто его не
видит, выбрался на бетонку и по ней рванул к Минскому шоссе. Только
почувствовав под собой полотно хорошей трассы, позволил себе еще один
куплет из той песни:
Начинаются дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои!
За памятником героической девушке сделал поворот налево и нешироким
шоссе, сквозь бесконечный осинник, повел "Ниву" к цели - маленькому
городку за осинником. Конец неблизкий - километров двадцать. Если бы не
изредка на яростной скорости набегавшие грузовики - кончился рабочий день,
водилы рвались домой, - можно было заснуть от одурманивающего однообразия
частых, как забор-штакетник, оливковых стволов и тусклой выцветшей зелени
неопрятно-густой листвы.
Дорога круто пошла вверх, осинник сменился березняком, и "Нива",
миновав водораздел, покатила вниз, к игрушечной реченьке, которая своими
извивами живо напоминала змеевик самогонного аппарата. Мостик, и опять
холм, на котором пристроились полудеревенские дома: начинался город.
Старинный городок был когда-то уездным, потом районным центром, но
лет пятнадцать-двадцать назад столицей района стал бойко развивающийся
поселок, где построили химкомбинат, и городок этот стал дряхлеть и
ветшать, как все заштатное.
Открылась центральная площадь с забавными и уже сильно разрушенными
торговыми рядами, с монументальным обшарпанным собором, на колокольне
которого столь крикливо совещались галки, что было слышно и в двигающемся
автомобиле. Смирнов затормозил.
- Не подскажете, где Вторая Социалистическая улица? - спросил он у
стоящего в раздумье посреди площади аборигена. Был одет абориген не по
сезону: в тяжелом пиджаке, в кирзовых сапогах и в довершение - в
шапке-ушанке.
- Так за церковью сразу Интернациональная будет. Поедешь по ней.
Первая направо - Первая Социалистическая, а вторая - Вторая... А ты к
кому?
- Борзов мне нужен, Алексей.
- А-а-а, американец! - обрадовался абориген тому, что знает, кого
разыскивает Смирнов. - Дома, дома, я сегодня его в магазине видел, он хлеб
брал.
Первая Социалистическая, Вторая Социалистическая, поворот - и вот он,
дом номер семь. За фигурным, непривычно разреженным забором были
разросшаяся трава, неухоженные деревья и щеголеватый, обитый вагонкой
дом-коттедж. Посреди участка на двух столбах висел шикарный заграничный
гамак, в котором, еле заметно покачиваясь, возлежал с книгой в руках Лешка
Борзов. На звук подъехавшей машины он поднял от книги розовое в вечернем
свете лицо и вопросительно смотрел на "Ниву" до тех пор, пока из нее
устало и неловко не выбрался Смирнов. Вопрос на лице сменился усмешечкой.
- Вас ли я вижу, полковник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47