Затем подошел к двери, так и не дав «горничной» возможности увидеть мое лицо. Когда я открыл дверь, то заметил спины двух парней с автоматами, которые поспешно влетели в лифт, держа оружие наготове.
Следующие две минуты были самыми длинными в эту ночь. Слишком поспешишь — и Мартрель что-то заподозрит. Излишне промедлишь — и парочка вернется. Когда я, наконец, постучал в дверь, в номере послышались шаги, замок щелкнул, и я не дал Мартрелю возможности захлопнуть дверь у меня перед носом. Я переступил порог, нацелив дуло сорок пятого в живот хозяину номера, и сказал:
— Хэлло, Мартрель!
Он узнал меня. Слишком долго занимался он делом, неотъемлемой частью которого была память на лица. На секунду его лицо застыло, потом на нем мелькнул страх. Мартрель еще не понимал, что произошло.
— Вы от...
— Не от ваших, нет. Не волнуйтесь так сильно.
— Тогда...
— Вы говорили что-нибудь?
— Не думаю...
— Другие тоже не думают. Они не знают пока, чего вы хотите.
— Кто вы?
Страх усиливал его акцент.
— Честный индивидуал с особыми полномочиями. Знаю, что у вас есть информация, которая может нейтрализовать оппозицию. Но вы здесь с другими целями.
— Я ничего не просил.
Его глаза уставились на дверь.
Я покачал головой:
— Давайте договоримся, что мне все понятно, Мартрель. Я имел дело с вашими людьми почти всю свою сознательную жизнь. Итак, вы перешли на нашу сторону. Бежали. Вы здесь, но это не значит, что у вас не осталось той преданности своей родине, с которой вы прожили всю жизнь. Вы советский подданный, им и останетесь до смерти. Если бы у вас был выбор, вы оставались бы там, с ними, поддерживая и проводя в жизнь их взгляды. Итак, вы перебежчик, но ведь это еще не значит, что вы предатель. Вы надеетесь на политическое убежище и рассчитываете решить свои личные дела, из-за которых вы здесь и очутились.
Глаза Мартреля слегка сузились, и взгляд его, устремленный на меня, принял твердое и требовательное выражение.
— А что это за «личные дела», по-вашему?
— Найти Соню Дутко, которую вы любите.
Я увидел капельки пота, медленно выступающие у него на лбу. Он медленно отвел глаза.
— Она ваша цель. Но они отыщут ее и начнут давить на вас. Таковы их обычные приемы, и вы это знаете не хуже меня. Они поймают эту рыбку, и тогда вы от них не вырветесь.
— Тогда что же мне делать?
— Устроить бурю, приятель. Дайте им все, чего они от вас хотят.
Он стиснул руки, но тут же безвольно опустил их. Встал и подошел к окну:
— Не могу сделать этого. Я просил политического убежища — мне его обеспечили. Большего я потребовать не могу.
— Вы хотите ее смерти?
Он повернулся, все лицо у него теперь блестело от пота.
— Нет, нет!
— Тогда вы станете мишенью, Мартрель. До тех пор, пока вы не заговорите, вы большая ходячая мишень для разного рода стрелков, ваших и наших. Выбирайте между любовью к своей стране и любовью к Соне Дутко, а если не выберете, потеряете и ту и другую.
Это его добило. Надо было немедленно принимать решение. Он упал в кресло и закрыл лицо руками. Затем поднял на меня глаза и сказал:
— Я не могу. Не могу говорить.
— Где она, Мартрель?
Он покачал головой. Глаза помертвели.
— Не знаю, не знаю!
— Если поймут, что вы здесь из-за женщины, она умрет. Выдадите себя одним неосторожным словом, и ее убьют. А следующим выстрелом поразят вас.
Он поднял глаза, облизнул пересохшие губы:
— Если бы я был уверен, что она в безопасности...
— Наши агенты могут найти ее.
— Но у нас есть свои люди среди ваших, не забудьте! И как только ваши узнают...
— Ведь я же узнал.
— Но вы не из таких.
Я посмотрел на часы. Пора было сматывать удочки.
— Если она будет в безопасности, вы станете говорить?
Он посмотрел на меня, потом на мой пистолет и кивнул:
— Если она будет в безопасности.
Когда я добрался до холла, охранники все еще утихомиривали двоих из контрольного центра, только теперь к ним присоединились два копа, и скандал постепенно стихал. Выйдя из отеля, я поехал к себе и позвонил Рондине. К телефону никто не подошел.
— С этим покончено. К черту, — пробормотал я и рухнул на кровать, не снимая одежды. Закрыл глаза, думая о завтрашнем дне.
«Платон», — сказал Мартин Грейди. Смертельный случай. Он знал почти все, но конец этого дела был так же неясен ему, как и всем остальным. Я должен был дойти до конца, дожить до него. Если нет, то где-то кто-то нажмет красную кнопку, и из локального военного столкновения вырастет война, та война, которая превратит весь наш маленький шар в одну сплошную, страшную, радиоактивную массу. И все это зависит, возможно, от молчания одного человека...
Я задумался и не сразу сообразил, что стучат в дверь. Когда постучали снова, взял пистолет и встал перед дверью, готовый прошить насквозь любого, кого не имею чести знать.
— Войдите.
Дверь открылась. В освещенном проеме я увидел пришедшего, закрыл дверь, щелкнув замком, и вложил пистолет в кобуру.
— Хэлло, милая, — сказал я Рондине.
Она видела и пистолет, и выражение моего лица в полутьме, и в глазах ее появился страх.
— Тайгер...
— Как ты меня нашла? — перебил я ее.
Рондина устало улыбнулась и сказала:
— Дежурный портье оказался очень заботливым. Он знал, что ты звонил мне и не застал дома, поэтому позвонил сам, предложив связаться с мистером Толботом, дважды звонившим мне.
— В результате такой оплошности подобные мне люди умирают. Как ты добиралась сюда?
Рондина села и откинулась на спинку кресла.
— За мной никто не следил. Я немного тренировалась, прежде чем попала в Америку... Помнишь?
— Может быть, крошка, но ты не знаешь все ходы и выходы. Любой хороший профессионал может создать у тебя впечатление, что ты справилась с задачей. Теперь мне нужно срочно отсюда сматываться.
— Прости, Тайгер, но ты часто звонил мне.
— Забудь об этом.
Опять не подумал о том, как остро и больно могу ранить ее тоном своего голоса, и улыбнулся, чтобы смягчить впечатление, но было поздно. Я стоял, любуясь невероятной красотой этой женщины. Однажды чуть не убил ее, думая, что ненавижу. Ведь был убежден, что она настоящая Рондина, чудом не прикончившая меня.
Даже теперь я чувствовал огонь желания, поднимающийся у меня в чреве, — такой сильный, что не мог устоять.
— Ты лишил меня моей брачной ночи, Тайгер. Старалась забыть об этом, но...
— Когда наступит наша ночь, тебе будет что вспомнить, крошка! Я пробовал тебе объяснить.
Она медленно покачала головой, и ее волосы тяжелыми волнами качнулись вдоль лица.
— Ты еще не рассчитался со мной. Ты можешь забыть об этом на время, а я нет.
— Послушай, крошка...
— Прежде чем ты примешься за дела и исполнишь свой долг, верни мне мою брачную ночь.
— Рондина...
— Я знаю все, что должно произойти, все, чего не знала прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Следующие две минуты были самыми длинными в эту ночь. Слишком поспешишь — и Мартрель что-то заподозрит. Излишне промедлишь — и парочка вернется. Когда я, наконец, постучал в дверь, в номере послышались шаги, замок щелкнул, и я не дал Мартрелю возможности захлопнуть дверь у меня перед носом. Я переступил порог, нацелив дуло сорок пятого в живот хозяину номера, и сказал:
— Хэлло, Мартрель!
Он узнал меня. Слишком долго занимался он делом, неотъемлемой частью которого была память на лица. На секунду его лицо застыло, потом на нем мелькнул страх. Мартрель еще не понимал, что произошло.
— Вы от...
— Не от ваших, нет. Не волнуйтесь так сильно.
— Тогда...
— Вы говорили что-нибудь?
— Не думаю...
— Другие тоже не думают. Они не знают пока, чего вы хотите.
— Кто вы?
Страх усиливал его акцент.
— Честный индивидуал с особыми полномочиями. Знаю, что у вас есть информация, которая может нейтрализовать оппозицию. Но вы здесь с другими целями.
— Я ничего не просил.
Его глаза уставились на дверь.
Я покачал головой:
— Давайте договоримся, что мне все понятно, Мартрель. Я имел дело с вашими людьми почти всю свою сознательную жизнь. Итак, вы перешли на нашу сторону. Бежали. Вы здесь, но это не значит, что у вас не осталось той преданности своей родине, с которой вы прожили всю жизнь. Вы советский подданный, им и останетесь до смерти. Если бы у вас был выбор, вы оставались бы там, с ними, поддерживая и проводя в жизнь их взгляды. Итак, вы перебежчик, но ведь это еще не значит, что вы предатель. Вы надеетесь на политическое убежище и рассчитываете решить свои личные дела, из-за которых вы здесь и очутились.
Глаза Мартреля слегка сузились, и взгляд его, устремленный на меня, принял твердое и требовательное выражение.
— А что это за «личные дела», по-вашему?
— Найти Соню Дутко, которую вы любите.
Я увидел капельки пота, медленно выступающие у него на лбу. Он медленно отвел глаза.
— Она ваша цель. Но они отыщут ее и начнут давить на вас. Таковы их обычные приемы, и вы это знаете не хуже меня. Они поймают эту рыбку, и тогда вы от них не вырветесь.
— Тогда что же мне делать?
— Устроить бурю, приятель. Дайте им все, чего они от вас хотят.
Он стиснул руки, но тут же безвольно опустил их. Встал и подошел к окну:
— Не могу сделать этого. Я просил политического убежища — мне его обеспечили. Большего я потребовать не могу.
— Вы хотите ее смерти?
Он повернулся, все лицо у него теперь блестело от пота.
— Нет, нет!
— Тогда вы станете мишенью, Мартрель. До тех пор, пока вы не заговорите, вы большая ходячая мишень для разного рода стрелков, ваших и наших. Выбирайте между любовью к своей стране и любовью к Соне Дутко, а если не выберете, потеряете и ту и другую.
Это его добило. Надо было немедленно принимать решение. Он упал в кресло и закрыл лицо руками. Затем поднял на меня глаза и сказал:
— Я не могу. Не могу говорить.
— Где она, Мартрель?
Он покачал головой. Глаза помертвели.
— Не знаю, не знаю!
— Если поймут, что вы здесь из-за женщины, она умрет. Выдадите себя одним неосторожным словом, и ее убьют. А следующим выстрелом поразят вас.
Он поднял глаза, облизнул пересохшие губы:
— Если бы я был уверен, что она в безопасности...
— Наши агенты могут найти ее.
— Но у нас есть свои люди среди ваших, не забудьте! И как только ваши узнают...
— Ведь я же узнал.
— Но вы не из таких.
Я посмотрел на часы. Пора было сматывать удочки.
— Если она будет в безопасности, вы станете говорить?
Он посмотрел на меня, потом на мой пистолет и кивнул:
— Если она будет в безопасности.
Когда я добрался до холла, охранники все еще утихомиривали двоих из контрольного центра, только теперь к ним присоединились два копа, и скандал постепенно стихал. Выйдя из отеля, я поехал к себе и позвонил Рондине. К телефону никто не подошел.
— С этим покончено. К черту, — пробормотал я и рухнул на кровать, не снимая одежды. Закрыл глаза, думая о завтрашнем дне.
«Платон», — сказал Мартин Грейди. Смертельный случай. Он знал почти все, но конец этого дела был так же неясен ему, как и всем остальным. Я должен был дойти до конца, дожить до него. Если нет, то где-то кто-то нажмет красную кнопку, и из локального военного столкновения вырастет война, та война, которая превратит весь наш маленький шар в одну сплошную, страшную, радиоактивную массу. И все это зависит, возможно, от молчания одного человека...
Я задумался и не сразу сообразил, что стучат в дверь. Когда постучали снова, взял пистолет и встал перед дверью, готовый прошить насквозь любого, кого не имею чести знать.
— Войдите.
Дверь открылась. В освещенном проеме я увидел пришедшего, закрыл дверь, щелкнув замком, и вложил пистолет в кобуру.
— Хэлло, милая, — сказал я Рондине.
Она видела и пистолет, и выражение моего лица в полутьме, и в глазах ее появился страх.
— Тайгер...
— Как ты меня нашла? — перебил я ее.
Рондина устало улыбнулась и сказала:
— Дежурный портье оказался очень заботливым. Он знал, что ты звонил мне и не застал дома, поэтому позвонил сам, предложив связаться с мистером Толботом, дважды звонившим мне.
— В результате такой оплошности подобные мне люди умирают. Как ты добиралась сюда?
Рондина села и откинулась на спинку кресла.
— За мной никто не следил. Я немного тренировалась, прежде чем попала в Америку... Помнишь?
— Может быть, крошка, но ты не знаешь все ходы и выходы. Любой хороший профессионал может создать у тебя впечатление, что ты справилась с задачей. Теперь мне нужно срочно отсюда сматываться.
— Прости, Тайгер, но ты часто звонил мне.
— Забудь об этом.
Опять не подумал о том, как остро и больно могу ранить ее тоном своего голоса, и улыбнулся, чтобы смягчить впечатление, но было поздно. Я стоял, любуясь невероятной красотой этой женщины. Однажды чуть не убил ее, думая, что ненавижу. Ведь был убежден, что она настоящая Рондина, чудом не прикончившая меня.
Даже теперь я чувствовал огонь желания, поднимающийся у меня в чреве, — такой сильный, что не мог устоять.
— Ты лишил меня моей брачной ночи, Тайгер. Старалась забыть об этом, но...
— Когда наступит наша ночь, тебе будет что вспомнить, крошка! Я пробовал тебе объяснить.
Она медленно покачала головой, и ее волосы тяжелыми волнами качнулись вдоль лица.
— Ты еще не рассчитался со мной. Ты можешь забыть об этом на время, а я нет.
— Послушай, крошка...
— Прежде чем ты примешься за дела и исполнишь свой долг, верни мне мою брачную ночь.
— Рондина...
— Я знаю все, что должно произойти, все, чего не знала прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43