Как проехать в то место, где ты оставила девушку?
Она быстро объяснила мне. Зная район, как знал его я, проехать туда не составляло труда. Я попросил таксиста высадить нас за несколько кварталов от дома Гиббонса, дал ему десятидолларовую бумажку за удачу, подхватил Рондину под руку, и мы пошли по улице, к дому Уолли.
Уолли, можно сказать, переменился в лице, увидев Рондину, а когда следом вошел я, он стал белым как стена. Для него это было слишком, да он и не скрывал:
— Слушай, Тайгер, отвяжись от меня.
— Ты же был репортером, Уолли.
— Само собой, но я тогда был моложе и мое сердце выдерживало подобные штучки. Сейчас я слишком стар для этого. Может, ты ведешь со мной игру и тебе за это платят, но у меня есть хорошая и приятная работенка, и пока ты сюда не явился, жизнь была мне в радость. Теперь мне страшно открывать дверь. Чего тебе на этот раз?
— Пусть Рондина останется здесь.
— Ну уж нет.
— Она мишень. Уолли, дорогой, пойми это!
Он рухнул в кресло и посмотрел на нас. Он понимал, что я имел в виду.
— Честно?
— Честно.
— А ты?
— Я могу и сам о себе позаботиться.
— А кто позаботится обо мне?
— Ты всегда можешь положиться на Мартина Грейди и его связи.
— Но не тогда, когда стану трупом. — Он пожал плечами и стиснул руки. — Ладно, разыграю из себя дурака еще раз. Но только до завтра, а потом ищите себе другого покойника.
— Спасибо, Уолли.
Но он не был таким уж несчастным, каким хотел казаться. В конце концов, ему было на кого посмотреть, пока меня нет. Я позвонил в прокатное агентство и попросил прислать машину. Пока мы ждали, рассказал Уолли о последних событиях и сообщил, что Мартреля намерены отпустить.
— Думаешь, это безрассудно?
— Возможно. Конечно, засекретят его, как сумеют, но вряд ли это получится. Убийцы всегда идут на риск, им безразлично, кто стоит у них на пути. А Мартрель стал слишком известной фигурой, чтобы передвигаться незаметно.
— При нем могут оставаться наши люди.
— Как насчет Далласа?
Он подумал минуту и покачал головой:
— Что у тебя на уме?
— Если Мартреля хотят освободить, то, может быть мне удастся с помощью его девушки уговорить его оставаться под охраной. Он вправе этого потребовать.
Наконец приехал шофер из агентства с машиной. Он был в белой униформе с названием фирмы, золотыми буквами оттиснутым на спине. Я взял бумаги, расписался и добавил парню пять долларов.
Всю дорогу до заставы на границе Коннектикута я медленно прокручивал сегодняшние сцены, стараясь соединить вместе оборванные концы. Одна ниточка так и осталась оборванной, и у меня было странное чувство, что надвигается беда. Итак, я начал с утра, с мыслей о свадьбе, а кончил убийством. Все это дело не нравилось мне, включая первый день.
Клемент Флетчер, продолжал я размышлять, все началось с этого человека, еще один покойник в списке. Из тех, с кем я соприкасался.
Я уплатил дорожный сбор, проехал заставу, миновал спальный район и направился к Саунду. Рондина дала мне исчерпывающие инструкции, вскоре я оказался у огромного дерева, обнесенного железной невысокой оградой, двинулся на развилке влево до конца дорожки, добрался до группы деревьев, нашел проезд между двумя каменными столбами, и вот уже под колесами захрустел гравий.
Я увидел сквозь кусты и листву высоких дубов свет в одном окне, остановил машину у входа, поднял по случаю дождя воротник и выбрался из машины. На звонок в дверь никто мне не открыл. Тогда я негромко позвал:
— Соня, открой, это Тайгер Мэнн.
Дверь отворилась, звякнув цепочкой. Соня увидела меня, откинула цепочку и распахнула дверь настежь:
— Заходи, милый, рада тебе. Я так долго сижу здесь одна.
Я закрыл дверь, запер ее на замок и отряхнул шляпу:
— Кто-нибудь здесь был?
— Только те, кто включил свет и телефон. Входи, пожалуйста. Там теплее, ты обсушишь одежду. Позволь я возьму твои вещи.
Отдав ей плащ, я прошел прямо к бару и налил себе выпить. Она дала мне допить до половины, потом медленно спросила:
— Что слышно о Габене?
— Все еще в больнице. Но они готовятся выпустить его на свободу.
Она нахмурилась:
— Но...
— Ему нельзя появляться на улицах. Я собираюсь позвонить ему и хочу, чтобы ты сама сказала, что находишься в надежном месте и что он должен оставаться под стражей до тех пор, пока не поговорит с нашими людьми.
— Может быть, мне поехать к нему?
— Они сразу возьмут тебя, ты что, хочешь сидеть с ним вдвоем? Если до тебя доберутся, он будет молчать как убитый. Нет, милашка, мы сделаем по-другому. Я отвезу тебя в город, а мы найдем телефон-автомат. Скажешь, что ты в безопасности и что он не должен носа высовывать из-под стражи. Постарайся быть краткой — они засекут звонок, но не успеют перекрыть все дороги. За это я особенно не тревожусь...
— Но если... мне не дадут поговорить с ним?
— Скажешь, кто ты. Они сразу подключат.
— Если ты хочешь...
— Надевай пальто.
Мы проехали через два небольших городка и нашли телефон возле бензоколонки. Я позвонил в справочную, узнал номер телефона больницы, поблагодарил оператора и повесил трубку. Дал Соне пригоршню мелочи, номер телефона и втолкнул в будку. Сам остался в проходе между будками и стеной, следя за дорогой, пока она звонила. Через стеклянную дверь я видел, как она сделала жест отчаяния, потом безнадежно развела руками, настаивая на чем-то, и растерянно положила трубку. Она вышла, кусая губы с досады.
— Мне ответил охранник. Сказал, что Габен спит и его нельзя тревожить, и попросил позвонить позднее.
— Они хотят затянуть время, чтобы проследить вызов. Вот черт!
— Может быть, позже мы сумеем...
— Нет, они поставят на ноги всю полицию и все обшарят.
Я увел ее к машине.
— Позвоним утром из другого места. Мы будем крутиться поблизости, и, может быть, они подключат тебя. Они должны будут это сделать!
— Но он в безопасности?
— Сейчас да.
Я оставил машину на том же месте и последовал за Соней в дом. Дождь промочил мой плащ, и я замерз. Соня тоже промокла. Языки газового пламени лизали искусственные поленья в камине, тепло приятно овевало мне лицо, и я разделся — снял даже галстук и рубашку. Соня посмотрела на меня одобрительно и спросила:
— Мне тоже можно?
Я кивнул, не оборачиваясь, грея руки у огня. Она выскользнула из комнаты. Когда вернулась, на ней был ослепительно белый, длинный, полупрозрачный пеньюар, а на ногах — туфельки без задников, отороченные белым лебяжьим пухом.
Материя просвечивала, и матовые округлости ее грудей и бедер казались еще более волнующими. Соня нагнулась ко мне, видимо наслаждаясь моим одобрительным взглядом, скользнувшим вниз по ее телу и задержавшимся там, где пеньюар образовал впадину, разделяющую ее ноги.
Она спросила:
— Узнаешь эту вещь?
— Рондины?
— Да... Надеюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Она быстро объяснила мне. Зная район, как знал его я, проехать туда не составляло труда. Я попросил таксиста высадить нас за несколько кварталов от дома Гиббонса, дал ему десятидолларовую бумажку за удачу, подхватил Рондину под руку, и мы пошли по улице, к дому Уолли.
Уолли, можно сказать, переменился в лице, увидев Рондину, а когда следом вошел я, он стал белым как стена. Для него это было слишком, да он и не скрывал:
— Слушай, Тайгер, отвяжись от меня.
— Ты же был репортером, Уолли.
— Само собой, но я тогда был моложе и мое сердце выдерживало подобные штучки. Сейчас я слишком стар для этого. Может, ты ведешь со мной игру и тебе за это платят, но у меня есть хорошая и приятная работенка, и пока ты сюда не явился, жизнь была мне в радость. Теперь мне страшно открывать дверь. Чего тебе на этот раз?
— Пусть Рондина останется здесь.
— Ну уж нет.
— Она мишень. Уолли, дорогой, пойми это!
Он рухнул в кресло и посмотрел на нас. Он понимал, что я имел в виду.
— Честно?
— Честно.
— А ты?
— Я могу и сам о себе позаботиться.
— А кто позаботится обо мне?
— Ты всегда можешь положиться на Мартина Грейди и его связи.
— Но не тогда, когда стану трупом. — Он пожал плечами и стиснул руки. — Ладно, разыграю из себя дурака еще раз. Но только до завтра, а потом ищите себе другого покойника.
— Спасибо, Уолли.
Но он не был таким уж несчастным, каким хотел казаться. В конце концов, ему было на кого посмотреть, пока меня нет. Я позвонил в прокатное агентство и попросил прислать машину. Пока мы ждали, рассказал Уолли о последних событиях и сообщил, что Мартреля намерены отпустить.
— Думаешь, это безрассудно?
— Возможно. Конечно, засекретят его, как сумеют, но вряд ли это получится. Убийцы всегда идут на риск, им безразлично, кто стоит у них на пути. А Мартрель стал слишком известной фигурой, чтобы передвигаться незаметно.
— При нем могут оставаться наши люди.
— Как насчет Далласа?
Он подумал минуту и покачал головой:
— Что у тебя на уме?
— Если Мартреля хотят освободить, то, может быть мне удастся с помощью его девушки уговорить его оставаться под охраной. Он вправе этого потребовать.
Наконец приехал шофер из агентства с машиной. Он был в белой униформе с названием фирмы, золотыми буквами оттиснутым на спине. Я взял бумаги, расписался и добавил парню пять долларов.
Всю дорогу до заставы на границе Коннектикута я медленно прокручивал сегодняшние сцены, стараясь соединить вместе оборванные концы. Одна ниточка так и осталась оборванной, и у меня было странное чувство, что надвигается беда. Итак, я начал с утра, с мыслей о свадьбе, а кончил убийством. Все это дело не нравилось мне, включая первый день.
Клемент Флетчер, продолжал я размышлять, все началось с этого человека, еще один покойник в списке. Из тех, с кем я соприкасался.
Я уплатил дорожный сбор, проехал заставу, миновал спальный район и направился к Саунду. Рондина дала мне исчерпывающие инструкции, вскоре я оказался у огромного дерева, обнесенного железной невысокой оградой, двинулся на развилке влево до конца дорожки, добрался до группы деревьев, нашел проезд между двумя каменными столбами, и вот уже под колесами захрустел гравий.
Я увидел сквозь кусты и листву высоких дубов свет в одном окне, остановил машину у входа, поднял по случаю дождя воротник и выбрался из машины. На звонок в дверь никто мне не открыл. Тогда я негромко позвал:
— Соня, открой, это Тайгер Мэнн.
Дверь отворилась, звякнув цепочкой. Соня увидела меня, откинула цепочку и распахнула дверь настежь:
— Заходи, милый, рада тебе. Я так долго сижу здесь одна.
Я закрыл дверь, запер ее на замок и отряхнул шляпу:
— Кто-нибудь здесь был?
— Только те, кто включил свет и телефон. Входи, пожалуйста. Там теплее, ты обсушишь одежду. Позволь я возьму твои вещи.
Отдав ей плащ, я прошел прямо к бару и налил себе выпить. Она дала мне допить до половины, потом медленно спросила:
— Что слышно о Габене?
— Все еще в больнице. Но они готовятся выпустить его на свободу.
Она нахмурилась:
— Но...
— Ему нельзя появляться на улицах. Я собираюсь позвонить ему и хочу, чтобы ты сама сказала, что находишься в надежном месте и что он должен оставаться под стражей до тех пор, пока не поговорит с нашими людьми.
— Может быть, мне поехать к нему?
— Они сразу возьмут тебя, ты что, хочешь сидеть с ним вдвоем? Если до тебя доберутся, он будет молчать как убитый. Нет, милашка, мы сделаем по-другому. Я отвезу тебя в город, а мы найдем телефон-автомат. Скажешь, что ты в безопасности и что он не должен носа высовывать из-под стражи. Постарайся быть краткой — они засекут звонок, но не успеют перекрыть все дороги. За это я особенно не тревожусь...
— Но если... мне не дадут поговорить с ним?
— Скажешь, кто ты. Они сразу подключат.
— Если ты хочешь...
— Надевай пальто.
Мы проехали через два небольших городка и нашли телефон возле бензоколонки. Я позвонил в справочную, узнал номер телефона больницы, поблагодарил оператора и повесил трубку. Дал Соне пригоршню мелочи, номер телефона и втолкнул в будку. Сам остался в проходе между будками и стеной, следя за дорогой, пока она звонила. Через стеклянную дверь я видел, как она сделала жест отчаяния, потом безнадежно развела руками, настаивая на чем-то, и растерянно положила трубку. Она вышла, кусая губы с досады.
— Мне ответил охранник. Сказал, что Габен спит и его нельзя тревожить, и попросил позвонить позднее.
— Они хотят затянуть время, чтобы проследить вызов. Вот черт!
— Может быть, позже мы сумеем...
— Нет, они поставят на ноги всю полицию и все обшарят.
Я увел ее к машине.
— Позвоним утром из другого места. Мы будем крутиться поблизости, и, может быть, они подключат тебя. Они должны будут это сделать!
— Но он в безопасности?
— Сейчас да.
Я оставил машину на том же месте и последовал за Соней в дом. Дождь промочил мой плащ, и я замерз. Соня тоже промокла. Языки газового пламени лизали искусственные поленья в камине, тепло приятно овевало мне лицо, и я разделся — снял даже галстук и рубашку. Соня посмотрела на меня одобрительно и спросила:
— Мне тоже можно?
Я кивнул, не оборачиваясь, грея руки у огня. Она выскользнула из комнаты. Когда вернулась, на ней был ослепительно белый, длинный, полупрозрачный пеньюар, а на ногах — туфельки без задников, отороченные белым лебяжьим пухом.
Материя просвечивала, и матовые округлости ее грудей и бедер казались еще более волнующими. Соня нагнулась ко мне, видимо наслаждаясь моим одобрительным взглядом, скользнувшим вниз по ее телу и задержавшимся там, где пеньюар образовал впадину, разделяющую ее ноги.
Она спросила:
— Узнаешь эту вещь?
— Рондины?
— Да... Надеюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43