Во-вторых, продолжил я, необходимо (если случилось чудо и оружие попало вам в руки) написать прощальное письмо. В-третьих, следует вложить дуло в рот, ощутить зубами его масленый холод и отдать себе отчет в том, что сейчас палец нажмет на курок, но за мгновение перед тем, как все кончится, желтую массу мозга выбросит вместе с сахарными костями размозженного черепа на траву (стену, пол, шкаф, это уже деталь).
Консул побледнел и спросил меня, что же в таком случае я прикажу ему делать. Я приказал ему думать. И начал думать сам.
Как ты догадываешься, «маэстро пор ля ирригасьон», то есть «мастер-наставник по делам ирригации», означает здесь профессию человека, который роет канавы, чтобы отводить воду в сезон дождей на поля «Юнайтед фрут», где деревья ломятся от бананов. Работа эта оплачивается довольно неплохо, тридцать центов в день. Поскольку хозяин дает койку, бесплатный завтрак, а обед и ужин стоят здесь десять центов, то на бумагу и чернила вполне хватает. Но когда мы копали канавы у тебя на ранчо - то было одно дело, а в тропиках - это совершенно иной вид занятий, уж поверь мне. Так что думать о башмаках любимой консула во время сорокаградусной жары, когда машешь кайлом, согласись, довольно трудно. И я предложил консулу оплатить мой вынужденный прогул, предоставить мне комнату в его доме и бесплатное питание, а я взамен пообещал хорошенько подумать, чтобы решить вопрос с этими проклятыми башмаками, не прибегая к помощи револьвера сорок пятого калибра.
Консул обнял меня и прослезился, что меня весьма насторожило.
Словом, впервые за четыре недели я спал в гамаке, не терзаемый укусами гадов, под марлевым балдахином; на завтрак давали не бурду, именуемую чаем, но кофе и тостики, к обеду готовили бульон и отбивную, а не зеленые бананы, а про ужин я и не говорю!
Первый день я блаженствовал, лежа в гамаке. Второй день хотел провести так же, но заметил тревожный взгляд консула и понял, что, несмотря на двадцать два года, Итон наложил на него печать администратора, который считает работой лишь видимое ее проявление. Я был вынужден сесть к столу и показать несчастному, как я думаю. Это можно сделать лишь однозначно: взять перо, бумагу и начать писать. Хоть одно слово «дурак», но только б водить пером. Значит, работа идет, а если так, то все будет в порядке.
На третий день я спросил себя: а что же придумать-то? Положение ведь действительно безвыходное!
И я сказал себе: «Придумай новеллу! Ведь ты умеешь вертеть сюжет? Умеешь! Ну-ка! Есть тема: „Как сбыть башмаки там, где они не нужны?“ Вот и фантазируй!» И я легко написал рассказ, который по прочтении показался мне - в отличие от «эссеистов и литературных критиков» - вполне реальным, а не «сконструированным».
Итак, не позволив консулу надрызгаться в тот вечер, я повел его на берег, в заросли, усыпанные колючками. Всю ночь консул Соединенных Штатов и беглый каторжник набивали этими колючками мешки и сносили их в подсобное помещение. А наутро консул открыл магазин, и это заметили все, потому что я нарисовал огромную вывеску, на которой был изображен ботинок и человек, напоровшийся голой пяткой на шип.
Аборигены пришли полюбопытствовать, что это такое - «ботас», примеряли их на руки, очень потешались, но не приобрели ни одной пары.
Следующей ночью консул Соединенных Штатов и беглый каторжник насыпали у дверей домов на центральной улице припасенные накануне колючки, особенно много пришлось поработать на рыночной площади.
О, какой вой раздавался на улицах нашего городка в то утро, слышал бы ты, дорогой Ли! Так воют львы, попавшие в капканы, или жены, заставшие мужей в объятиях актрис кордебалета с плоскими животами и подведенными ресницами.
Словом, к вечеру было продано восемьдесят четыре пары!
Как гиены, мы ждали ночи, и снова рвали свои тела и руки в зарослях, собирая колючки, и это принесло свои плоды: через три дня вся партия товара была реализована, барыш составил двести семнадцать долларов. Консул до того возликовал, что отвалил мне семнадцать долларов и предложил принять на себя бремя представительства интересов Соединенных Штатов в Гондурасе после того, как прибудет любимая с папой и они возьмут монополию на продажу обуви во всей Латинской Америке.
Мне пришлось заполнить документы на имя «Билла Самни Уолтера», которые консул предложил мне самому отправить в государственный департамент, а сам ушел в подготовку встречи любимой, причем протелеграфировал им, чтобы они привезли с собою еще две тысячи пар обуви.
Так что пока я консул. Документы, как понимаешь, отправлять не тороплюсь, лежу в гамаке, придумываю рассказы, потом сажусь к столу и записываю их.
В седьмом по счету отказе, который я получил от одной из газет, очередная «эссеистка, поэтесса и романистка» сердечно советовала мне не торопиться, «тщательно отделывать каждую вещь, словно алмаз». Я не удержался и впервые в жизни ответил ей, сказав, что зависть - плохое качество, и если она вымучивает свои произведения, то мне доставляет высшую радость писать их быстро, ибо я вижу на стене все происходящее с моими героями, слышу их голоса, сострадаю их слезам, смеюсь, когда они смеются, только не плачу с ними, потому что не умею. К сожалению, времени на отделку не остается, потому что я не «делаю вещь», а просто-напросто живу вместе с моими героями. Они - это я, я - это все они.
Но я действительно стал бояться сюжетов! Поэтому я не пишу рассказ про то, как бежавший из-под суда преступник сделался консулом Соединенных Штатов. Это же «нереально, искусственно и сделано только для того, чтобы вызвать смех у мало читающей, а потому плохо подготовленной публики». Тьфу!
Но ты чувствуешь, как я повеселел, Ли?! Может, ты хочешь вложить деньги в фирму по продаже в Гондурасе русских соболей? Или калориферов для обогрева хижин во время зимних холодов, когда ночная температура падает до двадцати семи градусов жары, что местным жителям кажется арктическим холодом! Напиши, я дам тебе полезные советы, со мной не пропадешь!
Жду весточек. Пиши не таясь: Гондурас, Консулу Соединенных Штатов! Доставят в опечатанном мешке с дипломатической почтой под расписку!
Твой друг Билл".
46
"Дорогой мистер Холл!
Зная Ваши дружеские отношения с моим зятем, я осмеливаюсь написать Вам это письмо.
К обычным отказам и он, и все мы давно привыкли, но этот поставил меня в тупик. К сожалению, я не могу посоветоваться с моей дочерью Этол, ибо ее здоровье ухудшается с каждым днем. Врачи считают, что туберкулез вступает в свою страшную, разрушительную, неизлечимую фазу.
Боюсь, что очередной отказ произведет на нее такое угнетающее впечатление, что трудно будет предсказать последствия.
Думаю, что Вам, человеку, который его знает с юношества, лучше решить, можно ли переслать Биллу этот отзыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Консул побледнел и спросил меня, что же в таком случае я прикажу ему делать. Я приказал ему думать. И начал думать сам.
Как ты догадываешься, «маэстро пор ля ирригасьон», то есть «мастер-наставник по делам ирригации», означает здесь профессию человека, который роет канавы, чтобы отводить воду в сезон дождей на поля «Юнайтед фрут», где деревья ломятся от бананов. Работа эта оплачивается довольно неплохо, тридцать центов в день. Поскольку хозяин дает койку, бесплатный завтрак, а обед и ужин стоят здесь десять центов, то на бумагу и чернила вполне хватает. Но когда мы копали канавы у тебя на ранчо - то было одно дело, а в тропиках - это совершенно иной вид занятий, уж поверь мне. Так что думать о башмаках любимой консула во время сорокаградусной жары, когда машешь кайлом, согласись, довольно трудно. И я предложил консулу оплатить мой вынужденный прогул, предоставить мне комнату в его доме и бесплатное питание, а я взамен пообещал хорошенько подумать, чтобы решить вопрос с этими проклятыми башмаками, не прибегая к помощи револьвера сорок пятого калибра.
Консул обнял меня и прослезился, что меня весьма насторожило.
Словом, впервые за четыре недели я спал в гамаке, не терзаемый укусами гадов, под марлевым балдахином; на завтрак давали не бурду, именуемую чаем, но кофе и тостики, к обеду готовили бульон и отбивную, а не зеленые бананы, а про ужин я и не говорю!
Первый день я блаженствовал, лежа в гамаке. Второй день хотел провести так же, но заметил тревожный взгляд консула и понял, что, несмотря на двадцать два года, Итон наложил на него печать администратора, который считает работой лишь видимое ее проявление. Я был вынужден сесть к столу и показать несчастному, как я думаю. Это можно сделать лишь однозначно: взять перо, бумагу и начать писать. Хоть одно слово «дурак», но только б водить пером. Значит, работа идет, а если так, то все будет в порядке.
На третий день я спросил себя: а что же придумать-то? Положение ведь действительно безвыходное!
И я сказал себе: «Придумай новеллу! Ведь ты умеешь вертеть сюжет? Умеешь! Ну-ка! Есть тема: „Как сбыть башмаки там, где они не нужны?“ Вот и фантазируй!» И я легко написал рассказ, который по прочтении показался мне - в отличие от «эссеистов и литературных критиков» - вполне реальным, а не «сконструированным».
Итак, не позволив консулу надрызгаться в тот вечер, я повел его на берег, в заросли, усыпанные колючками. Всю ночь консул Соединенных Штатов и беглый каторжник набивали этими колючками мешки и сносили их в подсобное помещение. А наутро консул открыл магазин, и это заметили все, потому что я нарисовал огромную вывеску, на которой был изображен ботинок и человек, напоровшийся голой пяткой на шип.
Аборигены пришли полюбопытствовать, что это такое - «ботас», примеряли их на руки, очень потешались, но не приобрели ни одной пары.
Следующей ночью консул Соединенных Штатов и беглый каторжник насыпали у дверей домов на центральной улице припасенные накануне колючки, особенно много пришлось поработать на рыночной площади.
О, какой вой раздавался на улицах нашего городка в то утро, слышал бы ты, дорогой Ли! Так воют львы, попавшие в капканы, или жены, заставшие мужей в объятиях актрис кордебалета с плоскими животами и подведенными ресницами.
Словом, к вечеру было продано восемьдесят четыре пары!
Как гиены, мы ждали ночи, и снова рвали свои тела и руки в зарослях, собирая колючки, и это принесло свои плоды: через три дня вся партия товара была реализована, барыш составил двести семнадцать долларов. Консул до того возликовал, что отвалил мне семнадцать долларов и предложил принять на себя бремя представительства интересов Соединенных Штатов в Гондурасе после того, как прибудет любимая с папой и они возьмут монополию на продажу обуви во всей Латинской Америке.
Мне пришлось заполнить документы на имя «Билла Самни Уолтера», которые консул предложил мне самому отправить в государственный департамент, а сам ушел в подготовку встречи любимой, причем протелеграфировал им, чтобы они привезли с собою еще две тысячи пар обуви.
Так что пока я консул. Документы, как понимаешь, отправлять не тороплюсь, лежу в гамаке, придумываю рассказы, потом сажусь к столу и записываю их.
В седьмом по счету отказе, который я получил от одной из газет, очередная «эссеистка, поэтесса и романистка» сердечно советовала мне не торопиться, «тщательно отделывать каждую вещь, словно алмаз». Я не удержался и впервые в жизни ответил ей, сказав, что зависть - плохое качество, и если она вымучивает свои произведения, то мне доставляет высшую радость писать их быстро, ибо я вижу на стене все происходящее с моими героями, слышу их голоса, сострадаю их слезам, смеюсь, когда они смеются, только не плачу с ними, потому что не умею. К сожалению, времени на отделку не остается, потому что я не «делаю вещь», а просто-напросто живу вместе с моими героями. Они - это я, я - это все они.
Но я действительно стал бояться сюжетов! Поэтому я не пишу рассказ про то, как бежавший из-под суда преступник сделался консулом Соединенных Штатов. Это же «нереально, искусственно и сделано только для того, чтобы вызвать смех у мало читающей, а потому плохо подготовленной публики». Тьфу!
Но ты чувствуешь, как я повеселел, Ли?! Может, ты хочешь вложить деньги в фирму по продаже в Гондурасе русских соболей? Или калориферов для обогрева хижин во время зимних холодов, когда ночная температура падает до двадцати семи градусов жары, что местным жителям кажется арктическим холодом! Напиши, я дам тебе полезные советы, со мной не пропадешь!
Жду весточек. Пиши не таясь: Гондурас, Консулу Соединенных Штатов! Доставят в опечатанном мешке с дипломатической почтой под расписку!
Твой друг Билл".
46
"Дорогой мистер Холл!
Зная Ваши дружеские отношения с моим зятем, я осмеливаюсь написать Вам это письмо.
К обычным отказам и он, и все мы давно привыкли, но этот поставил меня в тупик. К сожалению, я не могу посоветоваться с моей дочерью Этол, ибо ее здоровье ухудшается с каждым днем. Врачи считают, что туберкулез вступает в свою страшную, разрушительную, неизлечимую фазу.
Боюсь, что очередной отказ произведет на нее такое угнетающее впечатление, что трудно будет предсказать последствия.
Думаю, что Вам, человеку, который его знает с юношества, лучше решить, можно ли переслать Биллу этот отзыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57