но раз есть мадам Хань, со стороны может показаться, что Лю откровенно стремится занимать сразу две должности, слишком печется о своей выгоде. Из сослуживцев лучше всего владеет английским Чжао Синьмэй, к тому же у него всего шесть часов занятий. Что, если поговорить с ним по-хорошему? Ведь Сунь — его креатура. Разве он не должен нести ответственность за то, что она не справилась с группой? Правда, Лю Дунфан не мог не признать, что Чжао лучше знает английский, чем он сам. Но уровень знаний у студентов четвертой группы настолько низок, что они не в состоянии будут разобраться в этом. К тому же они с другого отделения, так что его авторитета такая замена не подорвет. Обмозговав все это, Лю подал идею ректору. Гао Суннянь пригласил на беседу Чжао. Тому было неудобно отказывать в помощи Сунь, и тут в голову ему пришла мысль рекомендовать Фан Хунцзяня.
Гао обрадовался;
— Это было бы прекрасно — у господина Фана так мало часов! Но как у него с английским?
— Превосходно! — заверил Чжао, думая в то же
Бремя, что для таких студентов знаний у Фана хватит с избытком. Чжао и Лю пришлось долго уговаривать Фана; в конце концов, сознавая непрочность своего положения, он набрался храбрости и скрепя сердце согласился.
Сразу после этого Хань Сюэюй заявил ректору, что его жена вовсе не собиралась преподавать английский, что он отнюдь не в обиде на Лю и даже готов взять мисс Лю в ассистентки. Гао воскликнул:
— Вот и замечательно! Ведь коллеги должны находить компромиссные решения, верно? А на будущий год мы непременно пригласим вашу супругу.
— Еще неизвестно, останусь ли я здесь на будущий год,— надменно возразил Хань.— Из университета Сехэ нам с женой уже прислали с полдюжины приглашений.
Идя в первый раз на занятия, Фан столкнулся с Сунь и сказал ей шепотом:
— Это все из-за вас! Хотите, я отомщу этим студентам?
Сунь улыбнулась и ничего не сказала.
На общем собрании первым с десятиминутной велеречивой декларацией выступил инспектор. Через каждые полторы минуты он повторял: «когда ваш покорный слуга был в Англии...» Закончив речь, он посмотрел на часы и тут же ушел. Присутствующие сразу начали прочищать горло — на китайских собраниях так уж повелось, что после каждого выступления аудиторию охватывает приступ кашля. К тому же каждый из присутствующих в это время старается усесться поудобнее. Затем слово взял ректор. Он в энный раз рассказал о связи между клетками и целым организмом и выразил надежду, что каждый пожертвует ради коллектива личными удобствами. Затем он зачитал присланные из министерства общие правила, а также сделанные им самим добавления, и предложил обсудить их.
Обычно немногие из тех, кто на собраниях одобряет или критикует новый проект, делают это, исходя из его сути. Чаще всего противники находятся в ссоре с инициаторами нововведений, а сторонники, напротив, связаны с ними теми или иными отношениями. На этот раз было по-другому. Даже Лю Дунфан не выступил за проект, хотя мог этим досадить отвергавшему его Хань Сюэюю. Все как один протестовали против пункта, предписывающего преподавателям столоваться вместе со
студентами. Особенно рьяно возражали семейные. Живший без семьи заведующий отделением физики сказал, что это предложение можно обсудить лишь в том случае, если с преподавателей не будут брать за питание деньги. Ван Чухоу, жена которого славилась отменной стряпней, заявил, что, даже если преподавателей будут кормить бесплатно, это все равно не уменьшит расходов на содержание семьи. Хань Сюэюй объявил, что страдает желудком и может есть только мучное. Может ли университет поручиться за его здоровье, если он вместе со студентами станет есть рис?
Между тем Ли Мэйтин уныло твердил одно: таково распоряжение министерства; единственное, что можно сделать — это высвободить вечер субботы и воскресенье. Но когда математик спросил его, как он будет распределять преподавателей по студенческим столам, ему пришлось задуматься. Наставниками могли быть профессора, доценты и лекторы — таковых насчитывалось более сорока человек. Студентов же было более ста тридцати. Если сажать по два наставника за один стол с шестью студентами, то пострадает их авторитет преподавателей: подумают, что поодиночке они не могут справиться со своими обязанностями. Если же одного наставника подсаживать к четырем или трем студентам, то придется дробить и без того не слишком обильные порции — или университет будет давать дотацию? Цифры придали спорящим уверенность, они все наседали, а Ли Мэйтин, не в состоянии что-либо возразить, лишь снимал и надевал свои черные очки и умоляюще смотрел в сторону Гао Сунняня. Тем временем Чжао громко рассуждал о том, что студентам нужно дать свободу есть так, как им хочется, и что нужно заявить протест совместно с другими университетами.
В итоге первоначальный проект был сильно изменен. Решили, что каждый наставник будет питаться вместе со студентами не реже двух раз в неделю, причем время будет определять руководство. Гао Сунняню хотелось устроить что-нибудь похожее на оксфордский обычай чтения латинских молитв до и после еды, о котором рассказывал инспектор. Но в Китае не почитают Иисуса Христа, и некому слушать благочестивые слова. Ли Мэйтин долго мучил свои иссохшие мозги, но не придумал ничего, кроме сентенции: «Нелегко достаются людям похлебка и рис». Ничего, кроме хохота, она и не вызвала. Тогда многодетный заведующий отделением
экономики «сказал, как бы разговаривая с самим собой:
— А может быть, говорить то же, что мои ребятишки — «до еды не бегай, после еды не прыгай»?
Гао Суннянь сердито посмотрел на него и сказал:
— Мне кажется, для наставников было бы уместно проводить со студентами перед каждой трапезой минуту молчания и думать о том, как трудно живется нашему народу в годы войны сопротивления, и о том, что мы, насытив желудки, должны будем своими стараниями отблагодарить государство и общество!
— Я полностью поддерживаю предложение господина ректора! — сразу же крикнул экономист. К нему присоединился Ли Мэйтин, ректор провел голосование — предложение прошло единодушно. Представив себе, как многие преподаватели, проглотив за студенческим столом полчашки риса, тут же побегут домой полакомиться чем-нибудь повкуснее, предусмотрительный Ли тут же объявил: студенты не будут вставать из-за стола до тех пор, пока наставник не закончит трапезу. Кроме того, им предписывалось есть молча — очевидно, затем, чтобы не жаловались на повара.
Став заведующим воспитательной частью, Ли Мэйтин бросил курить и с неодобрением смотрел на коллег, продолжавших подавать студентам столь дурной пример. Для борьбы с этим злом он придумал следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Гао обрадовался;
— Это было бы прекрасно — у господина Фана так мало часов! Но как у него с английским?
— Превосходно! — заверил Чжао, думая в то же
Бремя, что для таких студентов знаний у Фана хватит с избытком. Чжао и Лю пришлось долго уговаривать Фана; в конце концов, сознавая непрочность своего положения, он набрался храбрости и скрепя сердце согласился.
Сразу после этого Хань Сюэюй заявил ректору, что его жена вовсе не собиралась преподавать английский, что он отнюдь не в обиде на Лю и даже готов взять мисс Лю в ассистентки. Гао воскликнул:
— Вот и замечательно! Ведь коллеги должны находить компромиссные решения, верно? А на будущий год мы непременно пригласим вашу супругу.
— Еще неизвестно, останусь ли я здесь на будущий год,— надменно возразил Хань.— Из университета Сехэ нам с женой уже прислали с полдюжины приглашений.
Идя в первый раз на занятия, Фан столкнулся с Сунь и сказал ей шепотом:
— Это все из-за вас! Хотите, я отомщу этим студентам?
Сунь улыбнулась и ничего не сказала.
На общем собрании первым с десятиминутной велеречивой декларацией выступил инспектор. Через каждые полторы минуты он повторял: «когда ваш покорный слуга был в Англии...» Закончив речь, он посмотрел на часы и тут же ушел. Присутствующие сразу начали прочищать горло — на китайских собраниях так уж повелось, что после каждого выступления аудиторию охватывает приступ кашля. К тому же каждый из присутствующих в это время старается усесться поудобнее. Затем слово взял ректор. Он в энный раз рассказал о связи между клетками и целым организмом и выразил надежду, что каждый пожертвует ради коллектива личными удобствами. Затем он зачитал присланные из министерства общие правила, а также сделанные им самим добавления, и предложил обсудить их.
Обычно немногие из тех, кто на собраниях одобряет или критикует новый проект, делают это, исходя из его сути. Чаще всего противники находятся в ссоре с инициаторами нововведений, а сторонники, напротив, связаны с ними теми или иными отношениями. На этот раз было по-другому. Даже Лю Дунфан не выступил за проект, хотя мог этим досадить отвергавшему его Хань Сюэюю. Все как один протестовали против пункта, предписывающего преподавателям столоваться вместе со
студентами. Особенно рьяно возражали семейные. Живший без семьи заведующий отделением физики сказал, что это предложение можно обсудить лишь в том случае, если с преподавателей не будут брать за питание деньги. Ван Чухоу, жена которого славилась отменной стряпней, заявил, что, даже если преподавателей будут кормить бесплатно, это все равно не уменьшит расходов на содержание семьи. Хань Сюэюй объявил, что страдает желудком и может есть только мучное. Может ли университет поручиться за его здоровье, если он вместе со студентами станет есть рис?
Между тем Ли Мэйтин уныло твердил одно: таково распоряжение министерства; единственное, что можно сделать — это высвободить вечер субботы и воскресенье. Но когда математик спросил его, как он будет распределять преподавателей по студенческим столам, ему пришлось задуматься. Наставниками могли быть профессора, доценты и лекторы — таковых насчитывалось более сорока человек. Студентов же было более ста тридцати. Если сажать по два наставника за один стол с шестью студентами, то пострадает их авторитет преподавателей: подумают, что поодиночке они не могут справиться со своими обязанностями. Если же одного наставника подсаживать к четырем или трем студентам, то придется дробить и без того не слишком обильные порции — или университет будет давать дотацию? Цифры придали спорящим уверенность, они все наседали, а Ли Мэйтин, не в состоянии что-либо возразить, лишь снимал и надевал свои черные очки и умоляюще смотрел в сторону Гао Сунняня. Тем временем Чжао громко рассуждал о том, что студентам нужно дать свободу есть так, как им хочется, и что нужно заявить протест совместно с другими университетами.
В итоге первоначальный проект был сильно изменен. Решили, что каждый наставник будет питаться вместе со студентами не реже двух раз в неделю, причем время будет определять руководство. Гао Сунняню хотелось устроить что-нибудь похожее на оксфордский обычай чтения латинских молитв до и после еды, о котором рассказывал инспектор. Но в Китае не почитают Иисуса Христа, и некому слушать благочестивые слова. Ли Мэйтин долго мучил свои иссохшие мозги, но не придумал ничего, кроме сентенции: «Нелегко достаются людям похлебка и рис». Ничего, кроме хохота, она и не вызвала. Тогда многодетный заведующий отделением
экономики «сказал, как бы разговаривая с самим собой:
— А может быть, говорить то же, что мои ребятишки — «до еды не бегай, после еды не прыгай»?
Гао Суннянь сердито посмотрел на него и сказал:
— Мне кажется, для наставников было бы уместно проводить со студентами перед каждой трапезой минуту молчания и думать о том, как трудно живется нашему народу в годы войны сопротивления, и о том, что мы, насытив желудки, должны будем своими стараниями отблагодарить государство и общество!
— Я полностью поддерживаю предложение господина ректора! — сразу же крикнул экономист. К нему присоединился Ли Мэйтин, ректор провел голосование — предложение прошло единодушно. Представив себе, как многие преподаватели, проглотив за студенческим столом полчашки риса, тут же побегут домой полакомиться чем-нибудь повкуснее, предусмотрительный Ли тут же объявил: студенты не будут вставать из-за стола до тех пор, пока наставник не закончит трапезу. Кроме того, им предписывалось есть молча — очевидно, затем, чтобы не жаловались на повара.
Став заведующим воспитательной частью, Ли Мэйтин бросил курить и с неодобрением смотрел на коллег, продолжавших подавать студентам столь дурной пример. Для борьбы с этим злом он придумал следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112