«Здравствуйте, Света! Я мама Вити Звонцова!.. Если вы его любите, вы должны за него бороться!»...
Я влезаю в набитый троллейбус. Чья-то рука в желтой кожаной перчатке, похожая на связку бананов, маячит перед глазами.
«Вы должны его убедить, что не виноваты! Ведь вы не хотели идти в кафе!.. Что за дурацкий максимализм! Он просто мальчишка, не знает жизни. Люди прощают и не такое!..»
Вот эта улица. «Вот эта улица, вот этот дом»... Почтовое отделение двести сорок. У телеграфного окошка несколько человек. Девушка с пушистыми легкими волосами склонилась над бланком, вычитывая текст. Тот единственный золотой волос, что я долго хранила, казался ярче,.. Да она совсем дитя, его Светка! Просто не верится, что она была уже замужем, а потом эта история с Витькой...
Я смотрю на нее с материнской жалостью. Тонкая, детская шея трогательно вытянута, пальцы выпачканы в чернилах...
Становлюсь в очередь. Позади никого. Мужчина, занявший за мной, еще горбится у стола, сочиняя нечто замысловатое...
— Здравствуйте, Света! — говорю я негромко.
Она поднимает на меня карие глаза — почему Нонка решила, что они серые? — и улыбается. И я вспоминаю диагноз Тети: «Она прелесть!»
— Я мама Вити Звонцова,— говорю я.
— Меня зовут Ира,— говорит она.— Здесь работала Света, она уволилась. А я только третий день...
Я уже привыкла к мысли, что передо мной Света, и слушаю ее с недоверием. И — странно — она теряет чары, тускнеет, как лампа, когда в сети падает напряжение.
— Если хотите, я позову кого-нибудь...
— Нет, нет!..
Пушистые легкие волосы, тонкая шея, карие глаза... Как ярко вспыхнули эти черты, озаренные любовью моего сына. Любовью, которую я подключила к ней по ошибке.
Знает ли Витька, что его Света уволилась?..
Во всяком случае, он об этом узнает не от меня. Я ему не скажу, что была на почте. Про это никто не должен знать. Ни он, ни Борис. Ни одна душа.
Борис возвращается раньше обычного. Вечером он уезжает в командировку. Это недалеко, всего в двухстах километрах — филиал его предприятия. Его командируют примерно раз в два месяца, дней на пять. Я не люблю, когда он уезжает. А в теперешней ситуации тем более.
— Боречка, ты мне обещал! — говорю я. И смотрю на и умоляюще.
— Не помню такого,— ворчит он.— Я не мог тебе обещать такую глупость! Если кто ненормальный у нас, так это ты...
— Ну и пусть! Сделай это ради меня!..
Он сдается. Достает из ящика с инструментами отвёртку и молоток, снимает пиджак. Он трудится в поте
лица, чертыхаясь, выламывая замок из двери в ванную. Потом он ставит его на место, но так, чтобы дверь не запиралась. О счастье!..
Я целую его в щеку.
— Прикажете сломать дверь в уборную? — ворчит он.— Пожалуйста, бу-сде!..
Я провожаю его и остаюсь одна. За окнами зимний зелено-желтый закат. Скоро вернется Витька. Он теперь не задерживается на работе. Пожует безучастно и отправится на свою тахту. Курить и слушать музыку. Когда я вхожу, он делает вид, что читает. Все ту же книжку по радиотехнике. Он читает ее уже две недели, и закладка на той же странице — я запомнила на какой...
Если бы я знала, о чем он думает. Может быть, я могла бы ему помочь... До сих пор мне казалось, что я его знаю. И в своих поступках я исходила из этого. Ведь он мой сын! Если я знаю себя и знаю Бориса, то, логически рассуждая, я должна знать и Витьку... Он наше производное. Сумма двух слагаемых!.. Но тут я что-то напутала. Жизнь не математика, у нее свои законы. В результате из двух слагаемых получается Неизвестное...
От этой мысли становится как-то не по себе. Как всегда в такие минуты, я возвращаюсь душой к детству. И мне не хватает моего Коли...
Весной я снова поеду к нему. Каждый год мне приходит оттуда письмо. И я еду к нему.
Все же это прекрасно, что победа пришла весной!.. А такой лучезарной весны, как там, кажется, нет нигде. Там особенно это чувствуешь. Что за каждый цветущий сегодня куст кто-то отдал жизнь.
Они лежат вместе в братской могиле. Есть ли братство более страшное, более кровное!.. Мраморный обелиск на берегу Донца, девятнадцать имен, и первым в списке стоит имя брата, командира взвода противотанковых пушек-сорокапяток...
Еще не стемнело, но в одном окне у Колесниковых уже горит свет. Мне мерещится, что он стоит у окна и видит меня. Или думает обо мне. Сколько можно оттягивать! «Я всегда ждал твоего звонка!»...
Так он тогда сказал.
Я снимаю трубку. И снова кладу на рычаг. С чего я начну? «Нам нужно поговорить!..» Ах, какая это была любовь! Даже не первая, а нулевая! Я для него была слишком мала. Когда я сочинила записку с признанием в любви, он мне вернул ее со словами: «А ошибок! Елки зеленые!» Но сейчас мне скверно. И я рада, что на земле есть он, друг моего Коли.
— Это Наташа! — говорю я, сжимая трубку в потной ладони.
— Здравствуй, Наташа! — говорит он. Его голос звучит сухо.— Спасибо, что не забываешь...
— Как я могу тебя забыть? Это значит забыть Колю...
— Между прочим, я ему часто завидую.
— Как ты можешь!..
— Нет, кроме шуток. Поезд идет под уклон...
— Что-нибудь случилось? — говорю я.
— «Что-нибудь»,— повторяет он. В его суховатом тоне проскальзывает горечь.— Со мной случилось все, что может случиться с человеком моих лет.
— Ты считаешь себя стариком?
— Не вполне. Но все же полтинник уже разменял. А разменял — пиши пропало...
— Ну, а все-таки? Что же случилось?..
— С женой разошлись, дочь выдал замуж, а сам — из больницы в больницу... Привязалась какая-то пакость. Другой бы давно отдал концы. Врачи от меня отказались. Вернее, я от них. Вся надежда теперь на травы. Ты лечишься травами?.. Насчет здоровья ты как?..
— Ничего,— говорю я.— Разве что нервы...
— Нервы — причина всему,— говорит он.— Ты попробуй такой состав: пустырник, мята и валериановый корень. Берешь эту смесь в равных дозах, завариваешь крутым кипятком, герметически закрываешь... У тебя есть чем записать?..
Голос его окреп, оживился. Он стал диктовать. Я слушала, не записывая. Я была потрясена тем неожиданным направлением, которое принял наш разговор. И мне уже ни о чем не хотелось его расспрашивать, тем более — говорить о себе...
— Листья крапивы обдаешь кипятком, добавляешь чеснок — сорок грамм... Элеутерококк улучшает сон, повышает аппетит, уравновешивает возбудительно-тормозные процессы...
Положив трубку, я сидела, не в силах шелохнуться. Поговорили! Крапива, лопух, толченый овес. Какая-то лектрококка... Ни почему разошлись, ни за кого выдал.
И не спросил, как я живу!.. Кто я ему? Сестра друга со своими проблемами...
Прощай, Леха Колесников! Бывший красавец и сердцеед. Независимый мальчик, Печорин с Зацепы... Наш деревянный дом, скамейка под старым подагрическим тополем...
— Позвони как-нибудь,— сказал он.
— Ладно,— сказала я.— Как-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21