трам-пам-пам! Почему бы ему на старости лет со старой бабой не повозиться? Уж как-нибудь непременно его навещу. Потому что баба она и есть баба. Увидишь, как я с ним потолкую. Ей-пра. Я ведь будто создан с генералами калякать!
Иногда он допытывал Филу:
— Послушай-ка, а что этот генерал целыми днями делает?
— А я знаю, что делает? Мало ли что. Я его не спрашиваю.
— Ты же видишь его. И спрашивать незачем.
— Когда читает.
— Даже читает? А что?
— Не знаю. Я в его книги не лезу. У него много книг. Я там только уберусь малость и тут же ухожу.
— Вот любопытно, что он может читать?! Это наверняка интересно. Не знаешь, что он читает?
— Какое мне дело до книг?
— Господи Иисусе, такие вещи и не заметить? И все время читает?— не унимается Яно.
— Почему все время? Иногда слушает радио. Да мало ли что делает! И со мной, бывает, поговорит. А то сидит курит и попивает.
— Попивает? И он этим занимается? Вот это да! И что же он пьет?
— Вино.
— Вино? Нет питья лучше вина. Генералы — большие охотники выпить. Так, так, значит, вино! Винцо хорошо, а можжевеловка, пожалуй, еще лучше.
— Как для кого! Он вино любит.
— Я утро имею в виду,— уточнил Яно,— утречком хорошо опрокинуть стопочку можжевеловки, ну а весь день потом можно и вино потягивать. Днем винцо — куда как хорошо. А тебя-то он угощал?
— Сколько раз!
— И ты мне ничего не сказала?
— Зачем? Ты мне разве всегда обо всем говоришь?
— Послушай, Фила, а карты нет у него?
— Карты? Я почем знаю? Не видала. Пожалуй, есть. Наверняка карта есть.
— Карта должна быть. У генерала должно быть по
меньшей мере четыре карты. Да что там четыре! Может, и двенадцать, а то и все двадцать. Да, видать, занятный человек! Честное слово, когда-нибудь обязательно к нему загляну!
Но и у генерала свои заскоки. Как-никак, а он уж вошел в года. С соседями не ладит, причем чем дальше, тем хуже. Все время с ними грызется.
Люди ходят на него жаловаться. Одни в национальный комитет, другие в участок.
— Уймите генерала! Пошлите его в какой-нибудь дом для престарелых, ведь он в каждого въедается, никому проходу не дает.
— А что он, собственно, делает? Оскорбил кого?
— Нет, не оскорбил. Но ругается и каждого поучает. А ему — так слова не скажи. Кому охота его выслушивать?
— Образумьтесь, люди! Раз он никого не оскорбляет, так чего вы хотите? А скажет вам что-нибудь, ответьте ему тем же! Или вовсе не обращайте на него внимания!
Ну как не обращать на генерала внимания? Однажды является он в музыкальную школу и прямым ходом к директору:
— Товарищ директор, я бы хотел учиться играть на гармонике.
Директор делает большие глаза.
— Пан генерал, у нас же здесь одни дети. Не то чтоб мы взрослых не хотели учить, но на то есть школьная инструкция. Вам бы лучше найти частного учителя. Почему вы так поздно вспомнили о гармонике?
— Как это поздно? Я еще помирать не собираюсь. Когда-то я духовой оркестр любил, но гармоника мне тоже очень нравилась. Возьмет кто в руки гармонику — сразу все в пляс кидаются.
— Однако, пан генерал! Все-таки вы уже в возрасте. Если любите музыку, попросите других, молодых людей, вам поиграть.
— Каких еще молодых людей? Я же вам говорю, что умирать пока не собираюсь. Хочу играть на гармонике дома. Если вам угодно, могу сказать и почему.
— Нет, зачем же? Нам приятно, что вы любите музыку. Но, право, здесь у нас только дети...
— Вы об этом уже доложили, не повторяйтесь! Мне гармоника нужна для того, чтобы больше ни с кем не браниться.
— Чтоб не браниться? Что вы этим хотите сказать?
— То, что слышали. Скажу человеку слово и тут же — за гармонику. Они давай галдеть, а я буду преспокойно мехи растягивать. И бровью не поведу.
— И все-таки, пан генерал, здесь музыкальная школа! Если вам угодно браниться, обратитесь в другое место.
— В какое другое? Раз не умеете ни играть, ни учить, за что берете деньги с учеников?
— Пан генерал, мы и играть, и учить умеем, но только одну детвору. Если бы вы привели сюда какого- нибудь мальчонку — дело другое. Он бы вам потом дома так наигрывал, что вы бы только уши развешивали!
— Бросьте ваши шутки, я уже далеко не мальчонка.
— Помилуйте, какие шутки! Я вам ясным языком говорю: музыкальная школа только для людей юного возраста. Вам, пан генерал, о ваших музыкальных наклонностях нужно было подумать значительно раньше.
— Ну и прощайте! Все равно гармонику я раздобуду. А на вашу школу я клал...
Однажды в одной из городских витрин, где висят объявления о купле-продаже, появляется такого рода текст:
«Куплю старую гармонику. Можно баян, «Лигну» или же «Вельтмастер», но по сходной цене.
Дев.: Жизнь для радости и веселья».
И днем позже:
«Имеется крепкая и сухая пятигектолитровая бочка. Пущу в нее двух квартирантов. Желательно студентов из хороших семей.
Дев.: Веселая гармоника».
И еще два-три дня спустя:
«Куплю тридцать военных палаток.
Дев.: Осторожность».
Никто не знал, кто давал эти объявления. Известно
это было лишь женщине, которой генерал заплатил за них. Но смысл текстов ее отнюдь не заботил.
Фила и та ничего не знала. Объявлений она вообще не заметила.
Но однажды, когда она снова входила в генеральскую квартиру, увидела на двери записку и с большим трудом разобрала, что было на ней написано:
«Приказ по части:
Отныне входить во двор запрещается как посторонним лицам, так и животным в сопровождении посторонних. Всем проживающим во дворе приказываю вести себя по отношению к посторонним лицам сдержанно и корректно. Категорически запрещаю выносить со двора или приносить сюда всевозможные сплетни и измышления личного, равно как и общественного содержания и значения. В противном случае буду вынужден прибегнуть к мерам строгого воздействия. Речь и походка обитателей двора должны быть достойными и размеренными, разговоры тихими и лаконичными. Вход в квартиру генерала строго воспрещен! Это касается всех. Исключение — Фила.
Генерал собственноручно (и подпись)».
Кое-как Фила прочитала «приказ». Со страху не сразу даже решилась постучать в дверь к генералу. Большой господин, очень большой господин! В городе, пожалуй, самый большой. Но она — исключение. Такого исключения от добряка генерала она, скорей всего, и не заслуживает!
Но Яно, набравшись смелости, идет к генералу. Даже записка на двери не пугает его, да и с какой стати ему пугаться? Он же Филин муж.
— Добрый день, пан генерал.
— Добрый, добрый!— Генерал тотчас встает, поначалу, видать, гневается, но вскоре смягчается.— Откуда я вас знаю? Ах да, вы Янко! Муж Филы!— И он подает Яно руку.— Милости прошу, Янко! Я уж давно интересуюсь вами. Что нового? Случилось что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Иногда он допытывал Филу:
— Послушай-ка, а что этот генерал целыми днями делает?
— А я знаю, что делает? Мало ли что. Я его не спрашиваю.
— Ты же видишь его. И спрашивать незачем.
— Когда читает.
— Даже читает? А что?
— Не знаю. Я в его книги не лезу. У него много книг. Я там только уберусь малость и тут же ухожу.
— Вот любопытно, что он может читать?! Это наверняка интересно. Не знаешь, что он читает?
— Какое мне дело до книг?
— Господи Иисусе, такие вещи и не заметить? И все время читает?— не унимается Яно.
— Почему все время? Иногда слушает радио. Да мало ли что делает! И со мной, бывает, поговорит. А то сидит курит и попивает.
— Попивает? И он этим занимается? Вот это да! И что же он пьет?
— Вино.
— Вино? Нет питья лучше вина. Генералы — большие охотники выпить. Так, так, значит, вино! Винцо хорошо, а можжевеловка, пожалуй, еще лучше.
— Как для кого! Он вино любит.
— Я утро имею в виду,— уточнил Яно,— утречком хорошо опрокинуть стопочку можжевеловки, ну а весь день потом можно и вино потягивать. Днем винцо — куда как хорошо. А тебя-то он угощал?
— Сколько раз!
— И ты мне ничего не сказала?
— Зачем? Ты мне разве всегда обо всем говоришь?
— Послушай, Фила, а карты нет у него?
— Карты? Я почем знаю? Не видала. Пожалуй, есть. Наверняка карта есть.
— Карта должна быть. У генерала должно быть по
меньшей мере четыре карты. Да что там четыре! Может, и двенадцать, а то и все двадцать. Да, видать, занятный человек! Честное слово, когда-нибудь обязательно к нему загляну!
Но и у генерала свои заскоки. Как-никак, а он уж вошел в года. С соседями не ладит, причем чем дальше, тем хуже. Все время с ними грызется.
Люди ходят на него жаловаться. Одни в национальный комитет, другие в участок.
— Уймите генерала! Пошлите его в какой-нибудь дом для престарелых, ведь он в каждого въедается, никому проходу не дает.
— А что он, собственно, делает? Оскорбил кого?
— Нет, не оскорбил. Но ругается и каждого поучает. А ему — так слова не скажи. Кому охота его выслушивать?
— Образумьтесь, люди! Раз он никого не оскорбляет, так чего вы хотите? А скажет вам что-нибудь, ответьте ему тем же! Или вовсе не обращайте на него внимания!
Ну как не обращать на генерала внимания? Однажды является он в музыкальную школу и прямым ходом к директору:
— Товарищ директор, я бы хотел учиться играть на гармонике.
Директор делает большие глаза.
— Пан генерал, у нас же здесь одни дети. Не то чтоб мы взрослых не хотели учить, но на то есть школьная инструкция. Вам бы лучше найти частного учителя. Почему вы так поздно вспомнили о гармонике?
— Как это поздно? Я еще помирать не собираюсь. Когда-то я духовой оркестр любил, но гармоника мне тоже очень нравилась. Возьмет кто в руки гармонику — сразу все в пляс кидаются.
— Однако, пан генерал! Все-таки вы уже в возрасте. Если любите музыку, попросите других, молодых людей, вам поиграть.
— Каких еще молодых людей? Я же вам говорю, что умирать пока не собираюсь. Хочу играть на гармонике дома. Если вам угодно, могу сказать и почему.
— Нет, зачем же? Нам приятно, что вы любите музыку. Но, право, здесь у нас только дети...
— Вы об этом уже доложили, не повторяйтесь! Мне гармоника нужна для того, чтобы больше ни с кем не браниться.
— Чтоб не браниться? Что вы этим хотите сказать?
— То, что слышали. Скажу человеку слово и тут же — за гармонику. Они давай галдеть, а я буду преспокойно мехи растягивать. И бровью не поведу.
— И все-таки, пан генерал, здесь музыкальная школа! Если вам угодно браниться, обратитесь в другое место.
— В какое другое? Раз не умеете ни играть, ни учить, за что берете деньги с учеников?
— Пан генерал, мы и играть, и учить умеем, но только одну детвору. Если бы вы привели сюда какого- нибудь мальчонку — дело другое. Он бы вам потом дома так наигрывал, что вы бы только уши развешивали!
— Бросьте ваши шутки, я уже далеко не мальчонка.
— Помилуйте, какие шутки! Я вам ясным языком говорю: музыкальная школа только для людей юного возраста. Вам, пан генерал, о ваших музыкальных наклонностях нужно было подумать значительно раньше.
— Ну и прощайте! Все равно гармонику я раздобуду. А на вашу школу я клал...
Однажды в одной из городских витрин, где висят объявления о купле-продаже, появляется такого рода текст:
«Куплю старую гармонику. Можно баян, «Лигну» или же «Вельтмастер», но по сходной цене.
Дев.: Жизнь для радости и веселья».
И днем позже:
«Имеется крепкая и сухая пятигектолитровая бочка. Пущу в нее двух квартирантов. Желательно студентов из хороших семей.
Дев.: Веселая гармоника».
И еще два-три дня спустя:
«Куплю тридцать военных палаток.
Дев.: Осторожность».
Никто не знал, кто давал эти объявления. Известно
это было лишь женщине, которой генерал заплатил за них. Но смысл текстов ее отнюдь не заботил.
Фила и та ничего не знала. Объявлений она вообще не заметила.
Но однажды, когда она снова входила в генеральскую квартиру, увидела на двери записку и с большим трудом разобрала, что было на ней написано:
«Приказ по части:
Отныне входить во двор запрещается как посторонним лицам, так и животным в сопровождении посторонних. Всем проживающим во дворе приказываю вести себя по отношению к посторонним лицам сдержанно и корректно. Категорически запрещаю выносить со двора или приносить сюда всевозможные сплетни и измышления личного, равно как и общественного содержания и значения. В противном случае буду вынужден прибегнуть к мерам строгого воздействия. Речь и походка обитателей двора должны быть достойными и размеренными, разговоры тихими и лаконичными. Вход в квартиру генерала строго воспрещен! Это касается всех. Исключение — Фила.
Генерал собственноручно (и подпись)».
Кое-как Фила прочитала «приказ». Со страху не сразу даже решилась постучать в дверь к генералу. Большой господин, очень большой господин! В городе, пожалуй, самый большой. Но она — исключение. Такого исключения от добряка генерала она, скорей всего, и не заслуживает!
Но Яно, набравшись смелости, идет к генералу. Даже записка на двери не пугает его, да и с какой стати ему пугаться? Он же Филин муж.
— Добрый день, пан генерал.
— Добрый, добрый!— Генерал тотчас встает, поначалу, видать, гневается, но вскоре смягчается.— Откуда я вас знаю? Ах да, вы Янко! Муж Филы!— И он подает Яно руку.— Милости прошу, Янко! Я уж давно интересуюсь вами. Что нового? Случилось что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32