– Давай-ка посмотрим твои интеллектуальные интересы. Вторая мировая война – это, наверное, был Марк Штайн в восьмом классе, точно? Энтомология…
– Вообще-то, мирмекология.
– Все равно, хрень о насекомых, это Кевин Хэндли. Затем у нас есть еще компьютеры. Томми Грин.
– Это увлечение больше дня не продержалось. Его компьютер просто возненавидел меня.
– Ладно. Что там насчет астрономии? Алекс Руссо. А знаешь, что самое мерзкое? В конце концов ты всегда начинаешь разбираться в их хобби лучше, чем они сами.
– Да уж, совсем как та штука, о которой ты нам рассказывала, – добавила Сук Хи. – Та самка паука, что съедает самца после оргазма.
– Пауки не кончают, СХ.
– Да откуда нам знать-то? Как она понимает, что пришла пора сожрать его, если она не кончает?
– Послушайте, – сказала я. – Не спорю, астрономией стала заниматься только потому, что могла валяться на лужайке Алекса Руссо и высматривать созвездия в бинокль. Я тогда думала, между нами может что-нибудь завязаться. Но с тех пор я развила в себе неподдельную…
– Почему ты просто не пошла туда и не сказала: «Алекс, я понимаю, что я пока маленькая, а ты уже старшеклассник, но я хочу облизать тебя с головы до ног и надеюсь, ты в долгу не останешься». С какого такого боку тебе вздумалось записаться на летний курс в Колумбию, Сун? А он тем временем начинает встречаться с Кристи Калери.
– Да мой телескоп больше, чем он, – выдавила я из себя с дурацкой ухмылкой.
На лице Сук Хи появляется выражение крайней тревоги. Вдруг она издает слабый стон.
– Что случилось?
– Я забыла расставить по порядку свои мягкие игрушки.
– Что?!
– В алфавитном порядке. Я всегда расставляю их до того, как ухожу утром из своей комнаты. Альфу, волка, я ставлю первым. Но сегодня забыла, и мне кажется, что впереди стоит Джеральд, крокодил. Черт! Не могу поверить, что так оплошала.
– Все нормально, – сказала Кери. – Может, Альфе нужен выходной.
– Да. Вероятно, так и есть. – Сук Хи обрадовалась. – Хорошо. А то мне на долю секунды показалось, что это дурной знак.
Кери въехала в ворота Торжища. Я приложила палец к люку.
– Точно, дурной знак, – прошептала я.
БОНУС
Вирусы каждую минуту съедают его заживо. Они обитают во флуоресцирующем голубом пятне, которое Наоми нарисовала на его коже в виде змеи: пятно спускалось по спине, извивалось вокруг одного бедра и поднималось к животу, где ее кисть остановилась. Зато вирусы и не думают останавливаться. Они двигаются всей массой дальше, заворачивают у ребра и устремляются к правой лодыжке, оставляя за собой лазурную дорожку. Цвет Лаз79, Y-вирусов, необыкновенно роскошен, чему он весьма рад, потому что они в конце концов поглощают клетку за клеткой именно его тела. Он – настоящий ценитель красоты, а здесь ее предостаточно: сквозь стеклянные стены и потолок лаборатории ему видны изящные стебельки львиного зева, растущего на берегах озера развлекательного парка, арка золотого неба и – с этим не сравнится ничто другое – светящиеся разноцветные бусинки машин, ползущих по «ДНК-Экспресс». Каждые сорок секунд, подчиняясь некоему неизменному ритму, ветер доносит до него пронзительные крики, дыхание жизни за пределами Молла. По ночам дорога начинает светиться, и он может разглядеть машины, деловито снующие по спиралям, которые, как в сказке, замысловато перекрещиваются между собой. Они похожи на причудливых фосфоресцирующих животных. Такие абстрактные и умиротворяющие. Поэтому ему нечасто удается заснуть.
И вдруг приходят те маленькие девчушки.
– Перед вами Менискус, – говорит женщина-гид, встав прямо перед ним; спираль американских горок ползет по ее коротким, зачесанным вперед волосам, нарушая все мыслимые правила перспективы. Весьма своевременно доносятся пронзительные визги: еееее!
– Может ли кто-нибудь мне сказать, кто такой Менискус? – спрашивает гид.
Взметаются маленькие ладошки.
– Бонни?
– Человек, он человек! Гид кивает.
– Да, и впрямь, что правда – то правда. Смешки и возбужденные возгласы.
– Но не могла бы ты подробнее развить свою мысль? Табита.
– Благотворительный клон?
– Да, Табита, так и есть. Менискус – мужской клон, которого нам передал в дар его отец для научных целей. Может ли мне кто-нибудь сказать, почему мужские клоны столь важны для нашего общества и почему их так мало?
– Я! Я! Можно, я?
– Да, Кристал?
– Все дело в законо… гда…
– Законодательстве.
– Все дело в законодательстве, которое изменилось, после того как Y-чума убила мужчин.
– Да. Молодчина. А изменение законодательства означает что, Марго?
– Я… забыла.
– Ты забыла. Ладно, кто-нибудь из вас помнит… Кимба! Ты зачем кусаешь Энджел?
– Простите.
– Кимба, ты можешь ответить на мой вопрос?
Кимба засовывает свою африканскую косичку в дырку между передними зубами, не зная, что сказать. Откуда-то из задних рядов девчоночьей стайки раздается тонкий высокий голосок:
– Мы вправе использовать клонов в научных целях, только пока их отцы живы и могут дать специальное разрешение. И больше не осталось образцов такой ткани.
Менискусу не видно, откуда доносится этот тоненький голосок, а экскурсовод, по-видимому, вообще его не слышала. В сторонке стоят две учительницы, курят и сравнивают свои ногти, вовсе не обращая внимания на происходящее. Одна из них показывает на выставку камней, полученных Менискусом в качестве поощрения. Он сам скрупулезно разложил их на стеллажах и частенько передвигает, когда участвует в игре. Посетителям его наградные камни кажутся частью некоего причудливого ритуала человека, страдающего Y-аутизмом. Один лишь Менискус знает, что на самом деле они являются его собственной Солнечной системой. С ними ничто не сравнится.
– Продолжай, Кимба, – подгоняет девочку экскурсовод. – Твоя учительница мне сказала, что ваш класс уже изучал Y-вирусы. Итак, что же означали изменения в законодательстве?
Кимба откашливается и механически повторяет слово в слово все то, что раньше произнес тот тоненький голосок:
– Мы вправе использовать клонов в научных целях, только пока их отцы живы и могут дать специальное разрешение. И… и… больше не осталось образцов такой ткани.
– Вот это уже другой разговор! Значит, ты все же слушала объяснения на уроках!
Одна из девочек поднимает руку и спрашивает:
– А почему мужчины, живущие в Цитаделях, не могут делать свои клоны?
– На сегодняшний урок этот материал не запланирован, Марго.
– О, пожалуйста, скажите нам!
Снова тот писклявый голосок, теперь уже чуть громче, и учительница слышит его из-за спины Кимбы. Она слегка прищуривается, недоумевая. Менискус не оставляет попыток разглядеть, откуда доносится голос. Его интонации затрагивают какие-то струнки в душе. Он отодвигает связь с Моллом за край сознания и целиком сосредоточивается на происходящем, невзирая на то, что теперь без столь надежной защиты копошение крошечных вирусов на коже чувствуется сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Вообще-то, мирмекология.
– Все равно, хрень о насекомых, это Кевин Хэндли. Затем у нас есть еще компьютеры. Томми Грин.
– Это увлечение больше дня не продержалось. Его компьютер просто возненавидел меня.
– Ладно. Что там насчет астрономии? Алекс Руссо. А знаешь, что самое мерзкое? В конце концов ты всегда начинаешь разбираться в их хобби лучше, чем они сами.
– Да уж, совсем как та штука, о которой ты нам рассказывала, – добавила Сук Хи. – Та самка паука, что съедает самца после оргазма.
– Пауки не кончают, СХ.
– Да откуда нам знать-то? Как она понимает, что пришла пора сожрать его, если она не кончает?
– Послушайте, – сказала я. – Не спорю, астрономией стала заниматься только потому, что могла валяться на лужайке Алекса Руссо и высматривать созвездия в бинокль. Я тогда думала, между нами может что-нибудь завязаться. Но с тех пор я развила в себе неподдельную…
– Почему ты просто не пошла туда и не сказала: «Алекс, я понимаю, что я пока маленькая, а ты уже старшеклассник, но я хочу облизать тебя с головы до ног и надеюсь, ты в долгу не останешься». С какого такого боку тебе вздумалось записаться на летний курс в Колумбию, Сун? А он тем временем начинает встречаться с Кристи Калери.
– Да мой телескоп больше, чем он, – выдавила я из себя с дурацкой ухмылкой.
На лице Сук Хи появляется выражение крайней тревоги. Вдруг она издает слабый стон.
– Что случилось?
– Я забыла расставить по порядку свои мягкие игрушки.
– Что?!
– В алфавитном порядке. Я всегда расставляю их до того, как ухожу утром из своей комнаты. Альфу, волка, я ставлю первым. Но сегодня забыла, и мне кажется, что впереди стоит Джеральд, крокодил. Черт! Не могу поверить, что так оплошала.
– Все нормально, – сказала Кери. – Может, Альфе нужен выходной.
– Да. Вероятно, так и есть. – Сук Хи обрадовалась. – Хорошо. А то мне на долю секунды показалось, что это дурной знак.
Кери въехала в ворота Торжища. Я приложила палец к люку.
– Точно, дурной знак, – прошептала я.
БОНУС
Вирусы каждую минуту съедают его заживо. Они обитают во флуоресцирующем голубом пятне, которое Наоми нарисовала на его коже в виде змеи: пятно спускалось по спине, извивалось вокруг одного бедра и поднималось к животу, где ее кисть остановилась. Зато вирусы и не думают останавливаться. Они двигаются всей массой дальше, заворачивают у ребра и устремляются к правой лодыжке, оставляя за собой лазурную дорожку. Цвет Лаз79, Y-вирусов, необыкновенно роскошен, чему он весьма рад, потому что они в конце концов поглощают клетку за клеткой именно его тела. Он – настоящий ценитель красоты, а здесь ее предостаточно: сквозь стеклянные стены и потолок лаборатории ему видны изящные стебельки львиного зева, растущего на берегах озера развлекательного парка, арка золотого неба и – с этим не сравнится ничто другое – светящиеся разноцветные бусинки машин, ползущих по «ДНК-Экспресс». Каждые сорок секунд, подчиняясь некоему неизменному ритму, ветер доносит до него пронзительные крики, дыхание жизни за пределами Молла. По ночам дорога начинает светиться, и он может разглядеть машины, деловито снующие по спиралям, которые, как в сказке, замысловато перекрещиваются между собой. Они похожи на причудливых фосфоресцирующих животных. Такие абстрактные и умиротворяющие. Поэтому ему нечасто удается заснуть.
И вдруг приходят те маленькие девчушки.
– Перед вами Менискус, – говорит женщина-гид, встав прямо перед ним; спираль американских горок ползет по ее коротким, зачесанным вперед волосам, нарушая все мыслимые правила перспективы. Весьма своевременно доносятся пронзительные визги: еееее!
– Может ли кто-нибудь мне сказать, кто такой Менискус? – спрашивает гид.
Взметаются маленькие ладошки.
– Бонни?
– Человек, он человек! Гид кивает.
– Да, и впрямь, что правда – то правда. Смешки и возбужденные возгласы.
– Но не могла бы ты подробнее развить свою мысль? Табита.
– Благотворительный клон?
– Да, Табита, так и есть. Менискус – мужской клон, которого нам передал в дар его отец для научных целей. Может ли мне кто-нибудь сказать, почему мужские клоны столь важны для нашего общества и почему их так мало?
– Я! Я! Можно, я?
– Да, Кристал?
– Все дело в законо… гда…
– Законодательстве.
– Все дело в законодательстве, которое изменилось, после того как Y-чума убила мужчин.
– Да. Молодчина. А изменение законодательства означает что, Марго?
– Я… забыла.
– Ты забыла. Ладно, кто-нибудь из вас помнит… Кимба! Ты зачем кусаешь Энджел?
– Простите.
– Кимба, ты можешь ответить на мой вопрос?
Кимба засовывает свою африканскую косичку в дырку между передними зубами, не зная, что сказать. Откуда-то из задних рядов девчоночьей стайки раздается тонкий высокий голосок:
– Мы вправе использовать клонов в научных целях, только пока их отцы живы и могут дать специальное разрешение. И больше не осталось образцов такой ткани.
Менискусу не видно, откуда доносится этот тоненький голосок, а экскурсовод, по-видимому, вообще его не слышала. В сторонке стоят две учительницы, курят и сравнивают свои ногти, вовсе не обращая внимания на происходящее. Одна из них показывает на выставку камней, полученных Менискусом в качестве поощрения. Он сам скрупулезно разложил их на стеллажах и частенько передвигает, когда участвует в игре. Посетителям его наградные камни кажутся частью некоего причудливого ритуала человека, страдающего Y-аутизмом. Один лишь Менискус знает, что на самом деле они являются его собственной Солнечной системой. С ними ничто не сравнится.
– Продолжай, Кимба, – подгоняет девочку экскурсовод. – Твоя учительница мне сказала, что ваш класс уже изучал Y-вирусы. Итак, что же означали изменения в законодательстве?
Кимба откашливается и механически повторяет слово в слово все то, что раньше произнес тот тоненький голосок:
– Мы вправе использовать клонов в научных целях, только пока их отцы живы и могут дать специальное разрешение. И… и… больше не осталось образцов такой ткани.
– Вот это уже другой разговор! Значит, ты все же слушала объяснения на уроках!
Одна из девочек поднимает руку и спрашивает:
– А почему мужчины, живущие в Цитаделях, не могут делать свои клоны?
– На сегодняшний урок этот материал не запланирован, Марго.
– О, пожалуйста, скажите нам!
Снова тот писклявый голосок, теперь уже чуть громче, и учительница слышит его из-за спины Кимбы. Она слегка прищуривается, недоумевая. Менискус не оставляет попыток разглядеть, откуда доносится голос. Его интонации затрагивают какие-то струнки в душе. Он отодвигает связь с Моллом за край сознания и целиком сосредоточивается на происходящем, невзирая на то, что теперь без столь надежной защиты копошение крошечных вирусов на коже чувствуется сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112