Я услышала, как 10-я говорит:
– Послушай, я знаю, что немного перегнула. Но это в первый и последний раз. Я не пытаюсь тебя надуть, действую на свой страх и риск, дорогой, мне позарез нужен этот грузовик. Вот те крест!
Что замыслила 10Еша? Кто такой дядюшка Б? А грузовики тут при чем?
– Кто связал вас так? – спросила я. – Отвечай, но тихо.
– Какая-то стерва с пистолетом, – ответила белая девчонка, а две другие дружно закивали. На них я старалась вообще не смотреть. У обеих сильно накрашенные, подернутые поволокой темные глазищи. Такие девчонки всегда наводят на меня страх: они все из себя такие нежные, что невольно ждешь от них какой-нибудь пакости. – Она выстрелила в эту камеру, затем забрала наши шмотки и ушла.
Я проследила за ее взглядом и увидела разбитую камеру на стене, рядом с черной незаметной дверцей для охранников, примыкающей к «Шарпер имидж».
– Когда?
– Да совсем недавно. Как раз началась пальба из пистолетов.
– Какого черта тут творилось? – Во весь голос удивилась я и поспешно засунула кляп обратно, не давая девчонке возможности заорать.
– Эй, Сун, тащи свою задницу сюда, принцесса ты наша! 10-я.
Я выглянула в проход, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает, но Кери уже прикрывала меня. Я рыбкой нырнула через проход.
Наверное, мне следовало бы объяснить странности в поведении 10-й раньше, но в то время я не хотела признавать очевидное. Я хочу сказать, сама мысль о том, что 10-я состоит из плоти и крови, казалась мне непостижимой. Если я чего и ожидала, так это скорее всего больше соответствовало песне Тины Тернер в «Безумном Максе»: «За пределами грома». Но настоящая 10-я не была столь банальной: на самом деле в ней не замечалось ничего сколько-нибудь модного или из ряда вон выходящего. Определенно, она и в подметки не годилась Кери с ее солдатскими часами и пистолетом. Когда я втиснулась снова под прилавок, она уже выключила телефон и нежданно-негаданно принялась читать мне нотации, как какой-нибудь учитель из воскресной школы. Камеру 10-я положила на прилавок, так что она запечатлела все наше небольшое представление, развернувшееся за кассой. Декарт то и дело посматривал на объектив.
– Ты что, не понимаешь, в людей стрелять нельзя? Я специализируюсь на съемках живых людей, а не трупов! – Она махнула пистолетом. – Проверь мой ствол на наличие пороха. Я ношу его только потому, что такая у нас пошла мода. Я не палю направо и налево, как некоторые сбрендившие сучки.
– Оставь в покое СХ, – огрызнулась я. – Она очень умная.
10-я пренебрежительно фыркнула.
– Да она явно тронутая.
– Может и так, но ты ее не знаешь, так что не стоит о ней трепаться почем зря.
– Ладно, хорошо, проехали. – Она выковыряла воображаемую грязь из-под ногтя.
Послышался раскатистый залп, мы все вздрогнули и в страхе сжались под прилавком. Шум доносился откуда-то из глубины магазина («Смол лезерс», мелькнуло у меня в голове, хотя, может, и чулочный отдел), и, помимо пистолетных выстрелов, в нем послышалось также определенное количество разъяренных воплей, за которыми последовали крики, производимые мощным мужским баритоном. Вопли ярости, превратившиеся в сплошной поток ругани (ВЫ НЕДОДЕЛКИ ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ ТЫ ГРЕБАНЫЙ УРОД и т. д.), не утихали довольно долго, благодаря чему мы поняли, что поймали по крайней мере двоих соратниц 10-й. Меня порадовал тот факт, что их не пристрелили прямо на месте, но своей радостью я ни с кем не поделилась. Хотелось предстать в глазах других этакой бесстрашной девахой, которую не страшит ничто, даже смерть.
– Может, пора нам уже решить, что делать? – насела Кери. – Зачем тратить время на это дерьмо? Они же нас видят на камерах слежения. Срочно требуется план.
– Какие еще камеры наблюдения?! – рявкнула 10-я. – Да вы, девоньки, уже разбабахали большую их часть. Особенно психованная молокососка – глаз у нее будь здоров.
– У меня тоже, – проговорила я угрожающим тоном. 10-я пожала плечами. – Зачем ты вызвала нас сюда? – требовательно спросила я. – Если вы не собирались драться, тогда что вам было надо? Почему?
– Хотела с тобой встретиться, – ответила 10-я, недовольно надув губки. – Я подумала, что могла бы использовать твой маленький журнальчик для нескольких короткометражек. Ларисса просто дурака валяла. Почему ты, сучка, решила разыграть с нами «Мелроуз-Плейс»?
– Не знаю, – невнятно пробормотала я.
Да уж, действительно достойный ответ, делающий мне честь. Прощайте, мои надежды на величие. Теперь 10-я ни за что на свете не захочет использовать мой сайт. Она и впрямь расстроилась. Так сильно, что ее акцент – этакое клеймо гетто – стал пропадать.
– Я потеряю свою работу. Меня посадят в тюрьму. А моя стипендия…
– Работу? – выдавила я, не веря ушам. В сети 10-я была известным мастером по видеоклипам. Зачем ей деньги? Я-то полагала, что каждый человек, прославившийся в сети, по меньшей мере миллионер.
– В «Годиве». Помощником управляющего.
Кери издала сдавленный звук, а ее лицо приобрело грустный, задумчивый вид. Она пошарила рукой под кассовым аппаратом и вытащила ручку и бумажную ленту для чеков. Кери подтянула колени к груди, растянула на ногах ленту и принялась что-то на ней строчить.
– У меня, – заявила 10-я, постучав по груди пистолетом и напустив на себя вид умудренного опытом человека, – есть планы. Я собираюсь стать адвокатом. Потом я подцеплю себе одного из нью-йоркских «Нике», желательно Мозеса Эндрюса, и буду раскатывать на «феррари». Зачем мне, по-твоему, убивать кого-нибудь?
Из-за витрины со средствами для ухода за телом от Гуччи, расставленными в виде пирамиды, донесся шум, я подпрыгнула и навела пистолет.
Это был преподобный Ван Эмберг. Он посмотрел на меня, я посмотрела на него, он поднял руки вверх и…
– Назад, твою мать!
…попятился назад. Я дождалась, пока он уберется из нашей зоны, осмотрела периметр и нырнула вниз, под прилавок. 10-я все еще пялилась на меня, надеясь услышать из моих уст объяснение странному поведению Сук Хи.
– Просто все с самого начала пошло как-то не так, – промямлила я.
– Тебе следует научиться обуздывать собственную враждебность, детка. Усвоить хорошие манеры, начать контролировать себя.
Только сейчас до меня дошло, что 10-я просто разыгрывает очередную сцену перед камерой. Мир вокруг катится в тартарары – нас обложили со всех сторон сотрудники службы безопасности магазина, того и гляди лейтенант Ежевика возьмет контроль над ситуацией в свои руки. А 10-я знай себе снимает. Воображает себя художницей. Я взбеленилась. Спросила:
– Кто ты, Оби Ван гребаный Кеноби?
10-я смотрит на меня с грустью. Или, может, никакой грусти и в помине нет, просто взгляд у нее такой от рождения. У нее светящиеся карие глазищи, как у мягких зверюшек Сук Хи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Послушай, я знаю, что немного перегнула. Но это в первый и последний раз. Я не пытаюсь тебя надуть, действую на свой страх и риск, дорогой, мне позарез нужен этот грузовик. Вот те крест!
Что замыслила 10Еша? Кто такой дядюшка Б? А грузовики тут при чем?
– Кто связал вас так? – спросила я. – Отвечай, но тихо.
– Какая-то стерва с пистолетом, – ответила белая девчонка, а две другие дружно закивали. На них я старалась вообще не смотреть. У обеих сильно накрашенные, подернутые поволокой темные глазищи. Такие девчонки всегда наводят на меня страх: они все из себя такие нежные, что невольно ждешь от них какой-нибудь пакости. – Она выстрелила в эту камеру, затем забрала наши шмотки и ушла.
Я проследила за ее взглядом и увидела разбитую камеру на стене, рядом с черной незаметной дверцей для охранников, примыкающей к «Шарпер имидж».
– Когда?
– Да совсем недавно. Как раз началась пальба из пистолетов.
– Какого черта тут творилось? – Во весь голос удивилась я и поспешно засунула кляп обратно, не давая девчонке возможности заорать.
– Эй, Сун, тащи свою задницу сюда, принцесса ты наша! 10-я.
Я выглянула в проход, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает, но Кери уже прикрывала меня. Я рыбкой нырнула через проход.
Наверное, мне следовало бы объяснить странности в поведении 10-й раньше, но в то время я не хотела признавать очевидное. Я хочу сказать, сама мысль о том, что 10-я состоит из плоти и крови, казалась мне непостижимой. Если я чего и ожидала, так это скорее всего больше соответствовало песне Тины Тернер в «Безумном Максе»: «За пределами грома». Но настоящая 10-я не была столь банальной: на самом деле в ней не замечалось ничего сколько-нибудь модного или из ряда вон выходящего. Определенно, она и в подметки не годилась Кери с ее солдатскими часами и пистолетом. Когда я втиснулась снова под прилавок, она уже выключила телефон и нежданно-негаданно принялась читать мне нотации, как какой-нибудь учитель из воскресной школы. Камеру 10-я положила на прилавок, так что она запечатлела все наше небольшое представление, развернувшееся за кассой. Декарт то и дело посматривал на объектив.
– Ты что, не понимаешь, в людей стрелять нельзя? Я специализируюсь на съемках живых людей, а не трупов! – Она махнула пистолетом. – Проверь мой ствол на наличие пороха. Я ношу его только потому, что такая у нас пошла мода. Я не палю направо и налево, как некоторые сбрендившие сучки.
– Оставь в покое СХ, – огрызнулась я. – Она очень умная.
10-я пренебрежительно фыркнула.
– Да она явно тронутая.
– Может и так, но ты ее не знаешь, так что не стоит о ней трепаться почем зря.
– Ладно, хорошо, проехали. – Она выковыряла воображаемую грязь из-под ногтя.
Послышался раскатистый залп, мы все вздрогнули и в страхе сжались под прилавком. Шум доносился откуда-то из глубины магазина («Смол лезерс», мелькнуло у меня в голове, хотя, может, и чулочный отдел), и, помимо пистолетных выстрелов, в нем послышалось также определенное количество разъяренных воплей, за которыми последовали крики, производимые мощным мужским баритоном. Вопли ярости, превратившиеся в сплошной поток ругани (ВЫ НЕДОДЕЛКИ ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ ТЫ ГРЕБАНЫЙ УРОД и т. д.), не утихали довольно долго, благодаря чему мы поняли, что поймали по крайней мере двоих соратниц 10-й. Меня порадовал тот факт, что их не пристрелили прямо на месте, но своей радостью я ни с кем не поделилась. Хотелось предстать в глазах других этакой бесстрашной девахой, которую не страшит ничто, даже смерть.
– Может, пора нам уже решить, что делать? – насела Кери. – Зачем тратить время на это дерьмо? Они же нас видят на камерах слежения. Срочно требуется план.
– Какие еще камеры наблюдения?! – рявкнула 10-я. – Да вы, девоньки, уже разбабахали большую их часть. Особенно психованная молокососка – глаз у нее будь здоров.
– У меня тоже, – проговорила я угрожающим тоном. 10-я пожала плечами. – Зачем ты вызвала нас сюда? – требовательно спросила я. – Если вы не собирались драться, тогда что вам было надо? Почему?
– Хотела с тобой встретиться, – ответила 10-я, недовольно надув губки. – Я подумала, что могла бы использовать твой маленький журнальчик для нескольких короткометражек. Ларисса просто дурака валяла. Почему ты, сучка, решила разыграть с нами «Мелроуз-Плейс»?
– Не знаю, – невнятно пробормотала я.
Да уж, действительно достойный ответ, делающий мне честь. Прощайте, мои надежды на величие. Теперь 10-я ни за что на свете не захочет использовать мой сайт. Она и впрямь расстроилась. Так сильно, что ее акцент – этакое клеймо гетто – стал пропадать.
– Я потеряю свою работу. Меня посадят в тюрьму. А моя стипендия…
– Работу? – выдавила я, не веря ушам. В сети 10-я была известным мастером по видеоклипам. Зачем ей деньги? Я-то полагала, что каждый человек, прославившийся в сети, по меньшей мере миллионер.
– В «Годиве». Помощником управляющего.
Кери издала сдавленный звук, а ее лицо приобрело грустный, задумчивый вид. Она пошарила рукой под кассовым аппаратом и вытащила ручку и бумажную ленту для чеков. Кери подтянула колени к груди, растянула на ногах ленту и принялась что-то на ней строчить.
– У меня, – заявила 10-я, постучав по груди пистолетом и напустив на себя вид умудренного опытом человека, – есть планы. Я собираюсь стать адвокатом. Потом я подцеплю себе одного из нью-йоркских «Нике», желательно Мозеса Эндрюса, и буду раскатывать на «феррари». Зачем мне, по-твоему, убивать кого-нибудь?
Из-за витрины со средствами для ухода за телом от Гуччи, расставленными в виде пирамиды, донесся шум, я подпрыгнула и навела пистолет.
Это был преподобный Ван Эмберг. Он посмотрел на меня, я посмотрела на него, он поднял руки вверх и…
– Назад, твою мать!
…попятился назад. Я дождалась, пока он уберется из нашей зоны, осмотрела периметр и нырнула вниз, под прилавок. 10-я все еще пялилась на меня, надеясь услышать из моих уст объяснение странному поведению Сук Хи.
– Просто все с самого начала пошло как-то не так, – промямлила я.
– Тебе следует научиться обуздывать собственную враждебность, детка. Усвоить хорошие манеры, начать контролировать себя.
Только сейчас до меня дошло, что 10-я просто разыгрывает очередную сцену перед камерой. Мир вокруг катится в тартарары – нас обложили со всех сторон сотрудники службы безопасности магазина, того и гляди лейтенант Ежевика возьмет контроль над ситуацией в свои руки. А 10-я знай себе снимает. Воображает себя художницей. Я взбеленилась. Спросила:
– Кто ты, Оби Ван гребаный Кеноби?
10-я смотрит на меня с грустью. Или, может, никакой грусти и в помине нет, просто взгляд у нее такой от рождения. У нее светящиеся карие глазищи, как у мягких зверюшек Сук Хи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112