Форстнер в свою очередь внимательно изучал рисунок ковра.
– Барон, в чем вы хотите меня убедить? – Мок ликовал, видя смущение обоих. – Что это давнее знакомство позволяет Форстнеру находиться в вашем доме с одиннадцати до часу ночи? Ах, наверное, сейчас вы мне скажете: «Мы играли в карты» или: «Мы рассматривали альбомы»…
– Нет, господин Форстнер был у меня на приеме…
– И то был, наверное, какой-нибудь особенный прием, да, Форстнер? Поскольку оба вы словно бы стыдитесь своего знакомства… А может, на этом приеме произошло нечто постыдное?
Мок прекратил издеваться над Форстнером. Подозрения его обрели уверенность. Он мысленно поздравил себя с тем, что спросил у барона, есть ли у него алиби. Он мог бы спокойно этого не делать. Мариетта фон дер Мальтен и Франсуаза Дебру были изнасилованы, а про барона фон Кёпперлинга все знали, что он непреклонный гомосексуалист.
Грустноокий Ганс уже закрывал за ними двери, как вдруг Мок кое-что вспомнил. Камердинеру пришлось вторично доложить о нем, и он вновь предстал перед изрядно нервничающим бароном.
– Вы сами покупаете экземпляры для своей коллекции или это делает прислуга?
– В этом отношении я целиком полагаюсь на вкус моего шофера.
– Как он выглядит?
– Крепко сложенный бородач с забавно срезанным подбородком.
Мок был явно доволен этим ответом.
Бреслау, того же 14 мая 1933 года, полдень
Мок предложил Форстнеру подвезти его, но тот отказался, объявив, что с удовольствием пройдется до университетского архива по променаду вдоль Одера. Мок не стал его уговаривать и, мурлыкая под нос какой-то опереточный мотивчик, съехал с Кайзеровского моста, миновал городской гимнастический зал, парк, в котором на высоком постаменте был установлен бюст основателя Ботанического сада Генриха Гёпперта, оставил справа костел доминиканцев, слева Центральный почтамт и выехал на красивую Альбрехтштрассе, начинающуюся массивной громадой дворца Хатцфельдтов. Доехав до Марктплац, он повернул налево, на Швайдницерштрассе. Он миновал Дрезднер Банк, магазин Шпейера, где обычно покупал обувь, административное здание Вулворта, выехал на Карлштрассе, краем глаза глянул на Народный театр, галантерейный магазин Дюнова и свернул на Граупнерштрассе. На город опустилась почти летняя жара, так что его не удивила длинная очередь, выстроившаяся к магазину итальянского мороженого. Через несколько десятков метров он повернул на Валштрассе и остановился возле запущенного дома под номером 27. Зоологический магазин Фридлендера в воскресенье был закрыт. Но тут же подвернулся услужливый дворник, который сообщил Моку, что квартира Фридлендера соседствует с магазином.
Дверь открыла стройная черноволосая девушка, Леа Фридлендер, дочь Изидора. На советника Мока она произвела большое впечатление. Даже не взглянув на удостоверение, она пригласила его в скромно обставленную квартиру.
– Отец сейчас придет. Подождите, пожалуйста, – лепетала она, явно смущенная откровенными взглядами Мока.
Он не успел отвести глаз от ее округлых бедер и груди, когда в комнату вошел Изидор Фридлендер, низкий тучный мужчина. Он сел на стул напротив Мока, положил ногу на ногу и несколько раз хлопнул рукой по колену, отчего нога невольно подпрыгивала. С минуту Мок присматривался к нему, после чего в стремительном темпе принялся задавать вопросы:
– Фамилия?
– Фридлендер.
– Имя?
– Изидор.
– Возраст?
– Шестьдесят лет.
– Место рождения?
– Злоторыя.
– Образование?
– Закончил ешибот в Люблине.
– Какие знаете языки?
– Кроме немецкого и древнееврейского, немножко идиш и немножко польский.
– Сколько лет вашей дочери?
Внезапно Фридлендер прервал эксперименты с собственным коленом и посмотрел на Мока глазами, практически лишенными зрачков. Он хрипло засопел, встал и одним прыжком в мгновение ока оказался перед советником, не успевшим вскочить. Неожиданно Мок оказался на полу, придавленный тяжестью тела Фридлендера. Он хотел вытащить из кармана пистолет, однако его правая рука была прижата к полу плечом противника. Но вдруг давление ослабло – жесткая щетина колола шею Мока; тело Фридлендера словно бы окостенело и ритмично подергивалось.
Леа стащила отца с Мока.
– Помогите мне, пожалуйста, уложить его на диван.
– Отойдите, я сам его уложу.
Советник вдруг сообразил, что повел себя как подросток, захотевший похвастаться силой. С огромным трудом он втащил девяностокилограммовую тушу на диван. Леа же в это время приготовила какую-то микстуру и теперь осторожно вливала ее в рот отцу. Фридлендер поперхнулся и проглотил жидкость. Через минуту послышалось мерное посапывание.
– Мне двадцать лет. – Леа по-прежнему избегала взгляда Мока. – А отец болен эпилепсией. Сегодня он забыл принять лекарство. Доза, которую я влила папе в рот, позволит ему два дня жить нормально.
Мок поправил костюм.
– А где ваша мать?
– Она уже четыре года как умерла.
– Какие-нибудь родственники у вас есть?
– Нет.
– У вашего отца случился припадок, после того как я спросил о вашем возрасте. Это случайность?
– Свой возраст я вам уже сказала. Просто я для отца – все. Когда какой-нибудь мужчина проявляет ко мне интерес, отец начинает нервничать. И если он забыл принять лекарство, у него случается припадок.
Лея подняла голову и впервые посмотрела в глаза Моку, который невольно начал брачный танец: точно рассчитанные движения, томный взгляд, глубокий тембр голоса.
– Думаю, отец намеренно вызывает эти припадки. – Девушка не смогла бы объяснить, почему почувствовала доверие к этому мужчине. (Возможно, причина в его солидном брюшке?)
Но криминальсоветник превратно понял это незначительное свидетельство доверия. Он уже готов был задать вопрос о возможном женихе, пригласить девушку отобедать или отужинать, как вдруг заметил, что на брюках Фридлендера расплывается темное пятно.
– Это часто случается во время или после припадка, – объяснила Леа, заученным движением подкладывая клеенку. Бежевое платье натянулось на бедрах, изящные щиколотки позволяли догадываться, насколько восхитительно то, что находится выше. Мок еще раз бросил взгляд на спящего торговца и вспомнил, зачем он здесь.
– Когда ваш отец придет в себя? Я хотел бы задать ему несколько вопросов.
– Через час.
– А может быть, вы сумеете мне помочь? От дворника я узнал, что вы работаете у отца в магазине. У вас можно купить скорпиона?
– Когда-то давно при посредничестве одной греческой фирмы в Берлине отец получил несколько скорпионов.
– Что значит «давно»?
– Года три-четыре назад.
– Кто их заказал?
– Не помню. Надо справиться по накладным.
– А название той фирмы вы помните?
– Нет… Я знаю только, что это берлинская фирма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Барон, в чем вы хотите меня убедить? – Мок ликовал, видя смущение обоих. – Что это давнее знакомство позволяет Форстнеру находиться в вашем доме с одиннадцати до часу ночи? Ах, наверное, сейчас вы мне скажете: «Мы играли в карты» или: «Мы рассматривали альбомы»…
– Нет, господин Форстнер был у меня на приеме…
– И то был, наверное, какой-нибудь особенный прием, да, Форстнер? Поскольку оба вы словно бы стыдитесь своего знакомства… А может, на этом приеме произошло нечто постыдное?
Мок прекратил издеваться над Форстнером. Подозрения его обрели уверенность. Он мысленно поздравил себя с тем, что спросил у барона, есть ли у него алиби. Он мог бы спокойно этого не делать. Мариетта фон дер Мальтен и Франсуаза Дебру были изнасилованы, а про барона фон Кёпперлинга все знали, что он непреклонный гомосексуалист.
Грустноокий Ганс уже закрывал за ними двери, как вдруг Мок кое-что вспомнил. Камердинеру пришлось вторично доложить о нем, и он вновь предстал перед изрядно нервничающим бароном.
– Вы сами покупаете экземпляры для своей коллекции или это делает прислуга?
– В этом отношении я целиком полагаюсь на вкус моего шофера.
– Как он выглядит?
– Крепко сложенный бородач с забавно срезанным подбородком.
Мок был явно доволен этим ответом.
Бреслау, того же 14 мая 1933 года, полдень
Мок предложил Форстнеру подвезти его, но тот отказался, объявив, что с удовольствием пройдется до университетского архива по променаду вдоль Одера. Мок не стал его уговаривать и, мурлыкая под нос какой-то опереточный мотивчик, съехал с Кайзеровского моста, миновал городской гимнастический зал, парк, в котором на высоком постаменте был установлен бюст основателя Ботанического сада Генриха Гёпперта, оставил справа костел доминиканцев, слева Центральный почтамт и выехал на красивую Альбрехтштрассе, начинающуюся массивной громадой дворца Хатцфельдтов. Доехав до Марктплац, он повернул налево, на Швайдницерштрассе. Он миновал Дрезднер Банк, магазин Шпейера, где обычно покупал обувь, административное здание Вулворта, выехал на Карлштрассе, краем глаза глянул на Народный театр, галантерейный магазин Дюнова и свернул на Граупнерштрассе. На город опустилась почти летняя жара, так что его не удивила длинная очередь, выстроившаяся к магазину итальянского мороженого. Через несколько десятков метров он повернул на Валштрассе и остановился возле запущенного дома под номером 27. Зоологический магазин Фридлендера в воскресенье был закрыт. Но тут же подвернулся услужливый дворник, который сообщил Моку, что квартира Фридлендера соседствует с магазином.
Дверь открыла стройная черноволосая девушка, Леа Фридлендер, дочь Изидора. На советника Мока она произвела большое впечатление. Даже не взглянув на удостоверение, она пригласила его в скромно обставленную квартиру.
– Отец сейчас придет. Подождите, пожалуйста, – лепетала она, явно смущенная откровенными взглядами Мока.
Он не успел отвести глаз от ее округлых бедер и груди, когда в комнату вошел Изидор Фридлендер, низкий тучный мужчина. Он сел на стул напротив Мока, положил ногу на ногу и несколько раз хлопнул рукой по колену, отчего нога невольно подпрыгивала. С минуту Мок присматривался к нему, после чего в стремительном темпе принялся задавать вопросы:
– Фамилия?
– Фридлендер.
– Имя?
– Изидор.
– Возраст?
– Шестьдесят лет.
– Место рождения?
– Злоторыя.
– Образование?
– Закончил ешибот в Люблине.
– Какие знаете языки?
– Кроме немецкого и древнееврейского, немножко идиш и немножко польский.
– Сколько лет вашей дочери?
Внезапно Фридлендер прервал эксперименты с собственным коленом и посмотрел на Мока глазами, практически лишенными зрачков. Он хрипло засопел, встал и одним прыжком в мгновение ока оказался перед советником, не успевшим вскочить. Неожиданно Мок оказался на полу, придавленный тяжестью тела Фридлендера. Он хотел вытащить из кармана пистолет, однако его правая рука была прижата к полу плечом противника. Но вдруг давление ослабло – жесткая щетина колола шею Мока; тело Фридлендера словно бы окостенело и ритмично подергивалось.
Леа стащила отца с Мока.
– Помогите мне, пожалуйста, уложить его на диван.
– Отойдите, я сам его уложу.
Советник вдруг сообразил, что повел себя как подросток, захотевший похвастаться силой. С огромным трудом он втащил девяностокилограммовую тушу на диван. Леа же в это время приготовила какую-то микстуру и теперь осторожно вливала ее в рот отцу. Фридлендер поперхнулся и проглотил жидкость. Через минуту послышалось мерное посапывание.
– Мне двадцать лет. – Леа по-прежнему избегала взгляда Мока. – А отец болен эпилепсией. Сегодня он забыл принять лекарство. Доза, которую я влила папе в рот, позволит ему два дня жить нормально.
Мок поправил костюм.
– А где ваша мать?
– Она уже четыре года как умерла.
– Какие-нибудь родственники у вас есть?
– Нет.
– У вашего отца случился припадок, после того как я спросил о вашем возрасте. Это случайность?
– Свой возраст я вам уже сказала. Просто я для отца – все. Когда какой-нибудь мужчина проявляет ко мне интерес, отец начинает нервничать. И если он забыл принять лекарство, у него случается припадок.
Лея подняла голову и впервые посмотрела в глаза Моку, который невольно начал брачный танец: точно рассчитанные движения, томный взгляд, глубокий тембр голоса.
– Думаю, отец намеренно вызывает эти припадки. – Девушка не смогла бы объяснить, почему почувствовала доверие к этому мужчине. (Возможно, причина в его солидном брюшке?)
Но криминальсоветник превратно понял это незначительное свидетельство доверия. Он уже готов был задать вопрос о возможном женихе, пригласить девушку отобедать или отужинать, как вдруг заметил, что на брюках Фридлендера расплывается темное пятно.
– Это часто случается во время или после припадка, – объяснила Леа, заученным движением подкладывая клеенку. Бежевое платье натянулось на бедрах, изящные щиколотки позволяли догадываться, насколько восхитительно то, что находится выше. Мок еще раз бросил взгляд на спящего торговца и вспомнил, зачем он здесь.
– Когда ваш отец придет в себя? Я хотел бы задать ему несколько вопросов.
– Через час.
– А может быть, вы сумеете мне помочь? От дворника я узнал, что вы работаете у отца в магазине. У вас можно купить скорпиона?
– Когда-то давно при посредничестве одной греческой фирмы в Берлине отец получил несколько скорпионов.
– Что значит «давно»?
– Года три-четыре назад.
– Кто их заказал?
– Не помню. Надо справиться по накладным.
– А название той фирмы вы помните?
– Нет… Я знаю только, что это берлинская фирма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62