Представьте себе физиономию татарского типа, покрытую отсыревшей от пота штукатуркой пудры, которая, естественно, не в состоянии скрыть пожелтевшую кожу; голову, сплошь в розовых лентах, сквозь которые так и лезут отовсюду жесткие, как щетина, седые космы; эта голова Медузы Горгоны утонула в массивных плечах, торча из них жалкой пародией на корону; далее взгляд опускался к жирной, в складках, немытой шее и двум выпиравшим из корсета холмам, ни формой, ни цветом никак не заслуживающим названия грудей; далее я не рискую продолжать, дабы не испортить себе и вам аппетит, однако при желании нетрудно, опираясь на вышеприведенное описание, реставрировать общую картину. Словом, зрелище было омерзительным и более подходило жрице культа Дианы, нежели Киприды. Одного ее вида было достаточно, чтобы, по меньшей мере, на месяц дать обет воздержания.
Лорд Мервилл, взявший на себя организацию вечера – к явному неудовольствию Гарри Барра, усмотревшего в этом узурпацию своих прав, – поинтересовался у нее, как идут дела. Она ответила: благодарение Богу, как нельзя лучше. У нее нет ни малейших сомнений, что Господу было угодно благословить ее заведение, так что скоро оно будет "просто конфетка". Меня уже тошнило от ее жаргона; подметив мои страдания, лорд Мервилл осведомился, выполнила ли она его предписания.
– Э, джентльмены, – заухмылялась старая ведьма, – если вы и впредь будете заблаговременно ставить меня в известность, вас всегда обслужат по первому классу. Уж будьте уверены, я вывернулась наизнанку, чтобы вам угодить.
На это лорд Мервилл ответил пожеланием, чтобы она прислала нам, вместе с девицами, большой кувшин пунша. Она милостивым кивком выразила готовность удовлетворить его просьбу и избавила нас от своего присутствия.
Вскоре явился парень, выполнявший обязанности официанта и одновременно распорядителя при девицах. Согласно пожеланию лорда Мервилла, старуха прислала пятерых девиц, которые так и впорхнули в гостиную с бесцеремонной фамильярностью, проявившейся в дурацком хихиканье и безуспешных попытках сделать книксен. Гарри Барр, принявший наконец от лорда Мервилла бразды правления, с удовольствием вернулся к привычным обязанностям. Он покровительственным тоном представил девиц и попросил нас положиться на его слово чести, служившее, в данном случае, справкой о здоровье: мол, все они свежи, чисты и чрезвычайно аппетитны, кроме того, впервые выступают в подобной роли, так что он за них ручается – отчасти руководствуясь собственной интуицией, а отчасти – заверениями матушки Сульфур, которая, по его убеждению, никогда не станет морочить голову ему и его друзьям.
Они действительно были молоды (старшей нельзя было дать и двадцати лет), неплохо сложены и даже прилично одеты, так что не стыдно было бы показаться с ними в лучших домах Лондона, если бы не крикливые украшения и общий дешевый вид, не способный ввести в заблуждение любого, мало-мальски знакомого с манерой одеваться и вести себя, принятой в высшем обществе, с представителями которого эти падшие создания часто похваляются своими связями. Мало что так выдает их, как жалкие потуги на непринужденное светское обращение.
Кроме того, движимые стремлением скрыть следы ночных похождений, некоторые так густо нарумянились, что это сразу же бросалось в глаза и безошибочно указывало на их принадлежность к древнейшей профессии.
Сам я в то время отличался повышенным самомнением и слишком носился со своей особой, чтобы запятнать ее объятиями с этими орудиями разврата, не вызывавшими у меня иных чувств, кроме брезгливой жалости. Их чары не оказали на меня никакого действия. Я видел в них жертвы нищеты и объекты милосердия, но уж никак не предмет страсти, и всегда поражался, как могут клевать на столь жалкую наживку не какие-нибудь деревенские парни, либо плотники, либо младшие клерки, но и юноши из хороших семей, с достатком и духовными запросами. В силу какого извращения лица, занимающие высокое положение в обществе, способны опускаться до подобных оргий? Не сомневаюсь, если бы достойные, порядочные женщины видели этих несчастных, которым их мужья время от времени отдают предпочтение, контраст послужил бы им утешением. Они не унизились бы до сожалений о тех, чей вкус достаточно широк, чтобы удовольствоваться такой падалью. Бедняжки! Одновременно орудия наслаждения и объекты презрения для имеющих с ними дело, прекрасно понимающих, что эти рабыни исключительно в силу нужды обязаны имитировать страсть, чтобы вызвать ее.
Неудивительно, что, обуреваемый такими чувствами, я не принимал активного участия в дележе. Да и мои товарищи не особенно спорили – между собой. Герцог с напыщенностью, достойной скорее презрения, чем возмущения, выбрал себе герцогиню на ночь – не самую красивую и не более других польщенную такой честью: она уже знала его высочество. Лорд Мелтон ждал сигнала от Барра, чтобы рискнуть и бросить свой платок; хотя, судя по внешнему виду, он был так измочален, что, кажется, и монахиня могла бы привести его в свою келейку, не опасаясь нарушить обет. Лорд Мервилл, которому мы с Барром уступили очередь, решил взять ту, что сидела к нему ближе других, после чего Барр с фальшивой кротостью и видом величайшего самопожертвования принудил меня сделать выбор из двух оставшихся. Я с полным безразличием махнул рукой в сторону самой неказистой – к облегчению моего компаньона, на чьем лице в то же время отразилось соболезнование по случаю проявленного мною дурного вкуса, о чем он и уведомил меня при первом удобном случае. Что же касается девицы, доставшейся Барру, то она скорчила такую гримасу, как скорчил бы капитан пиратского судна, атаковавший собрата по профессии, приняв его за испанский галеон.
Мы разбились на пары, и это внесло в ход вечеринки некоторый порядок. Каждый делал вид, будто симпатизирует своему партнеру. Я и сам явился сюда не для того, чтобы изображать Катона, а посему плыл по течению – с той добродушной непринужденностью, которой я обязан жизненному опыту и которая совершенно необходима, чтобы с честью выходить из подобных ситуаций. Все шло довольно гладко. Девицы честно играли свою роль, что не могло, принимая во внимание обстоятельства, не вызывать презрения.
Мервилл, умевший, когда на него находили приступы остроумия, быть злым, как обезьяна, подслушал, как его "душенька" мурлычет про себя какой-то модный мотивчик; у него хватило совести предложить ей спеть для всей честной компании, на что девушка любезно согласилась – после всех положенных ужимок и отнекивания: она, мол, простужена, и вообще не думала, что кому-то захочется ее слушать… но, тем не менее, попробует доставить обществу удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51