Он коснулся ее губ языком, и она нерешительно раскрыла их.
Рот у нее был таким сладким. Ее тело разжигало в нем огонь, а жалобные стоны были такими волнующими, что он понял, что может потерять рассудок.
Эта мысль остановила его. Он нежно отстранился от ее губ, ладонями обхватил ей лицо и начал рассматривать. Губы у нее стали ярко-розовыми и немного припухшими, а глаза казались удивленными…
Ее ладонь все еще упиралась ему в грудь, и она чувствовала, как бешено бьется его сердце. Пальцем другой руки она робко прикоснулась к его нижней губе.
Это кажущееся невинным, но такое чувственное прикосновение усилило его желание. Он поднял ее лицо, и на этот раз его поцелуй был исполнен необыкновенной нежности и благоговения.
Никогда раньше он не целовал так женщину.
Он знал страсть и огонь.
Но никогда еще его не охватывала такая захватывающая дух нежность и берущий за душу голод, который беспокоил и опустошал его, раздирал на части и одновременно возрождал.
Эта женщина смущала и приводила его в ярость, обнажала ему душу. И все это она делала, не прилагая никаких усилий.
Возможно, именно так она вела себя со Стефаном.
Он хочет жену своего брата.
С горьким сожалением Николас прервал поцелуй. Чтобы удержать равновесие, она ухватилась за его голое плечо, напомнив ему о ее жаре и трепете.
Его охватила ярость за собственную беспомощность и бессмысленность ситуации.
Клэр вопросительно смотрела на него, и сомнение туманило ей взгляд. Чего она хочет от него? Что он может дать ей?
Ответ быстро пришел на ум. Дом. Средства к безбедной жизни и возможность в хороших условиях растить сына.
– В следующий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, просто приди ко мне и попроси, – сказал наконец он. – Не надо рыскать, как какая-то воровка.
Удивление или, возможно, вина сделали еще темнее ее и без того потемневшие глаза. Он не смог выдержать ее взгляда и отвернулся.
Ему потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться и не взвалить на нее ответственность за случившееся. Он сам виноват, что потерял над собой контроль.
Он проклинал вес на свете за то, что первая женщина, взволновавшая его за многие годы, оказалась вдовой его брата. И едва ли такой женщиной, которую он привел бы домой к своей матери.
Клэр была не такой женщиной, какие нравились Николасу, не такой, каких он удостаивал второго взгляда. Но каким-то необъяснимым образом он хотел только ее.
Сомнение грызло ему душу. Он никак не мог понять, почему она отвечает на его поцелуи. Может, она боится не ответить? Или это все-таки часть какого-то плана?
Повисло напряжение. Николас глубоко вздохнул и отступил.
Глава девятая
Сара не знала, чего боялась больше, – самого Николаса или же собственных к нему чувств.
Дрожа всем телом, она попятилась назад, все еще ощущая прикосновение его рук, обжигающий жар его губ, чувствуя, как сильно бьется готовое вырваться из груди сердце.
Если это было наказание, она готова была с радостью умереть на месте. Унижение жгло ей кожу, как языки пламени. Она не могла отвести взгляд от губ, которые только что целовала, от покрытой волосами широкой груди, к которой прижималась всего несколько секунд назад. Его лицо и тело были прекрасны, слова жестоки, а поступки загадочны.
Ей нечем было оправдаться, нечем объяснить пребывание у него в комнате. Она стояла перед ним и была в его власти, молясь о том, чтобы у него нашлась для нее хоть капля сочувствия.
– Ты нашла, что хотела, в письмах Стефана?
– Частично.
– Может быть, тебе нужно что-нибудь еще? Скажи, не стесняйся.
Его сарказм не ускользнул от нее. Она покачала головой.
– Да ладно тебе. Наверняка есть что-то еще. Не уходи с пустыми руками.
Она вдруг решилась. В конце концов, это его дом, его комната, и она не имеет права злиться на него.
– Хорошо, – ответила она.
Осмелев, она подняла глаза и увидела самодовольный блеск в его карих глазах и надменный наклон головы:
– Я хотела бы увидеть отчет с результатами расследования моего прошлого.
Его каменное лицо ничего не выражало.
– Почему ты думаешь, что я проверял твое прошлое?
– Насколько я тебя знаю, ты должен был непременно это сделать.
Некоторое время он молча смотрел на нее. Не зашла ли она чересчур далеко? Он совершенно непредсказуем, его чувства скрыты так глубоко, что она никогда не знает, как правильно вести себя с ним. Но он никогда не причинял ей вреда. Вряд ли это случится сейчас.
– Зачем тебе досье? – спросил он. – Ты и так знаешь, кто ты и откуда.
Она отвернулась, машинально остановив взгляд на голубе, севшем на подоконник.
– Я хочу знать, что знаешь ты.
Боковым зрением она отметила, как он резко выпрямился, словно приняв решение.
– Отлично. У меня сейчас дела, а ты иди. Но… я дам тебе бумаги позже.
Он не мог удивить Сару больше. Она не сумела выдавить из себя ни слова.
– Это все? – уточнил он. – Я должен одеться.
– Да, с-спасибо. – Она вылетела из комнаты так быстро, как только позволяла ее нога, не останавливаясь и не замедляя шага, пока, наконец, не оказалась в спасительной безопасности своих комнат.
Повар практиковался в рецептах всю неделю. Николас вместе с Грувером упаковали два ящика восхитительных мясных и овощных блюд, пирожных и кексов и отнесли их в карету. Лучше отвезти излишек Крейнам, чем позволить всему этому пропасть.
К тому же это прекрасная возможность навестить своего работника и самому посмотреть, как тот поживает.
Томас Крейн встретил Николаса у порога. Рука у него больше не была прибинтована к телу, но ребра, очевидно, еще болели. У него на лице появилась радушная улыбка. – Мистер Холлидей! Заходите. Николас вместе с Грувером внесли ящики в дом и поставили их на стол, покрытый яркой лоскутной скатертью. Буйство красок изумило Николаса. Он огляделся вокруг и заметил ярко-оранжевые кухонные шторы, которые, он мог бы поклясться, были из атласа.
В другой комнате окно украшали голубые шторы. Все ткани были новыми и блестящими и казались неожиданными в этом доме, хотя без них он выглядел бы особенно унылым и бесцветным.
– Доктор сказал: уже через недельку повязки можно будет снять, и я стану, как новенький, – сообщил Томас.
– Именно это я и хотел услышать, – улыбнулся Николас.
– Я не ждал вас, – сказал Томас и обернулся, чтобы позвать жену.
Она появилась на пороге с крошечной девочкой на руках. Когда Николас увидел на ребенке платье из темно-пурпурного атласа, он недоуменно взглянул на Грувера.
По губам Грувера пробежала усмешка.
– Я подожду на улице, сэр, – сказал он и вышел из дома.
– О, мистер Холлидей! – Мэри Крейн опустила ребенка на пол и застенчиво поправила волосы, собранные в аккуратный пучок. – Выпьете чашечку кофе или чаю?
– Я… – хотел было отказаться Николас, но она перебила его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48