– За что они дрались?
– Ну, это все после, после, – отвечал майор.
– Но во всяком случае это была дуэль?
– Нет; не дуэль – убийство!
– Прошу вас говорить ясней.
– Это было убийство… самое подлое, самое предательское убийство.
– Но кто же убил?
– Мерзавцы! Разве вы не видите, кто на все способен? ведь за все, бездельники, берутся, даже уж в спириты лезут: ни от чего отказа, и из всего выходят целы.
– Подозеров наповал убит?
– Пулей в грудь, под пятое ребро, навылет в спину, но полчаса тому назад, когда я от него вышел, он еще дышал.
Синтянина благодарно перекрестилась.
– Но все равно, – махнул рукой майор, – рана мертвая.
– И он теперь один?
– Нет, там осталась Лариса.
– Лариса там? Что же с нею, бедной? Форов процедил сквозь зубы:
– Что с ней?.. Рвет волосы, ревет и, стоя на коленях в ногах его постели, мешает фельдшеру.
– А Горданов?
– Ранен в пятку.
– Да время ль теперь для шуток, Филетер Иваныч?
– Я не шучу. Горданов ранен в пятку.
– Значит, Подозеров стрелял?
– Нимало.
Майор оглянулся и, увидав у двери снова появившегося квартального, прошептал на ухо генеральше:
– Эту пулю ему, подлецу, я засадил.
– Господи! что же это такое у вас было?
– Ну, что это было? Ничего не было. После узнаете: видите, вон птаха-квартаха торчит и слушает, а вот и, слава Богу, Торочка оживает! – молвил
он, заметив движение век у жены.
– Это была бойня! – простонала, едва открывая свои глаза, Форова.
– Ну, Торочка, я и в поход… – заторопился майор и поцеловал женину руку. Катерина Астафьевна смотрела на него без всякого выражения.
– И я, и я тебя оставлю, Катя, – рванулась Синтянина.
– Иди…но… попроси… ты за него… Ты генеральша… тебя все примут…
– Ничего не надо, – отказался Форов.
И они с Синтяниной вышли.
– Меня арестуют, – заговорил он, идучи по двору, – дуэль, плевать, три пятницы молока не есть: а вы… знайте-с, что поп Евангел уже арестован, и мы смутьяны… в бунте виноваты… Так вы, когда будет можно… позаботьтесь о ней… о Торочке.
– Ах, Боже! разом столько требующих забот, что не знаешь куда обернуться! Но не падайте же и вы духом, Филетер Иваныч!
– Из-за чего же? Ведь два раза не повесят.
– Все Бог устроит; а теперь молитесь Ему о крепости душевной.
– Да зачем Его и беспокоить такою малостью? Я исполнил свой долг, сделал, что мне следовало сделать, и буду крепок… А вон, глядите-ка, – воскликнул он в калитке, увидя нескольких полицейских, несшихся взад и вперед на извозчиках. – Все курьеры, сорок пять тысяч курьеров; а когда, подлецы, втихомолку мутят да каверзят, тогда ни одного протоканальи нигде не видать… Садись! – заключил он, грубо крикнув на квартального.
Но квартальный оборотился к Синтяниной с просьбой быть свидетельницей, что Форов его ударил.
– Ах, идите вы себе, пожалуйста! Какое мне до вас дело, – отвечала, вспрыгнув в тележку, Синтянина и, горя нетерпением, шибко поехала к своему дому.
– А ты, любезный, значит не знаешь китайского правила: «чин чина почитай»? Ты смеешь просить генеральшу? Так вот же тебе за это наука!
И с этим Форов сел сам на дрожки, а квартального поставил в ноги между собой и извозчиком н повез его, утешая, что он так всем гораздо виднее и пригляднее.
Обгоняя Синтянину, Форов кивнул ей весело фуражкой.
– Ах, твори Бог свою волю! – прошептала генеральша, глядя вслед удалявшемуся Форову и еще нетерпеливее погоняя лошадь к дому.
Глава девятнадцатая
Несколько строк для объяснения дела
Положение дел нашей истории, дозволяющее заключить эту часть романа рассказанными событиями, может возбудить в ком-нибудь из наших читателей желание немедленно знать несколько более, чем сколько подневольное положение майора Форова дозволило ему открыть генеральше Синтяниной.
Как из дуэли вышла совсем не дуэль, а убийство, и почему Форов стрелял Горданову, как он выразился, в пятку?
Мы имеем возможность удовлетворить этому желанию, не рискуя таким образом предупредить события в предстоящем им развитии, и спешим служить этою возможностию лицам, заинтересованным судьбой наших героев.
После того как Филетер Иванович Форов расставил дуэлистов на месте и, педантически исполняя все обычаи поединка, еще раз предложил им примириться, ни Горданов, ни Подозеров не ответили ему ни слова.
– За что я должен принять ваше молчание? – осведомился Форов.
– Пусть он просит прощенья, – отвечал Горданов хладнокровно, целя в одинокую белую березку.
– Я вас прошу, распоряжайтесь, скорее стрелять! – проговорил едва слышно Подозеров.
Форов ничего иного и не ожидал.
– Извольте же готовиться! – сказал он громко и, сделав шаг к Подозерову, шепнул: – кураж, кураж! и стойте больше правым боком… Глядите, он, каналья, как стоит. Ну, защити Бог правого!
Подозеров молча кивал в знак согласия головой, но он ничего не слыхал. Он думал совсем о другом. Он припоминал ее, какою она вчера была в осиннике, и… покраснел от мысли, что она его любит.
– Неужто это так?.. но кажется… да.
Умирать с такою уверенностью в любви такой женщины, как генеральша, и умирать в высочайшую минуту, когда это счастие только что сознано и ничем не омрачено – это казалось Подозерову благодатью, незаслуженно заключающей всю его жизнь прекрасной страницей.
Он послал благословение ей за эту смерть; вспомнил о Боге, но не послал Ему ни просьб, ни воздыхания и начал обеими руками поднимать пистолет, наводя его на Горданова как пушку.
Такой прием с оружием не обещал ничего доброго дуэлисту, и Форов это понимал, но делать было уж нечего, останавливаться было не время, да и Андрей Иваныч, очевидно, не мог быть иным, каким он был теперь.
– Извольте же! – возгласил еще раз Форов и, оглянувшись на высматривавшего из-за куста Висленева, стал немного в стороне, на половине расстояния между поединщиками – Я буду говорить теперь вам: раз и два, и три и вы по слову «три» каждый спустите курок.
– Ладно, – отвечал, надвинув на лоб козырек фуражки, Горданов.
Подозеров молчал и держал свою пушку пред противником, по-видимому, не желая глядеть ему в лицо.
– Теперь я начинаю, – молвил майор, точно фотограф, снимающий шапочку с камерной трубы, дал шаг назад и, выдвинув вперед руку с синим бумажным платком, громко и протяжно скомандовал: р-а-з, д-в-а и… Выстрел грянул.
Пистолет Горданова дымился, а Подозеров лежал навзничь и трепетал, как крылами трепещет подстреленная птица.
– Подлец! – заревел ошеломленный майор: – я говорил, что тебе быть от меня битым! – и он, одним прыжком достигнув Горданова, ударил его по щеке, так что тот зашатался. – Секундант трус! Ставьте на место убийцу, выстрел убитого теперь мой!
И с этим майор подбежал к лежащему на земле Подозерову и схватил его пистолет, но Горданова уже не было на месте:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224