– Я говорил вам, он не был разрушен. Вовсе нет.
– Разве вы не поняли, что все, что вам было необходимо, вдруг развалилось, и разве это не привело вас в ярость?
– Возражаю, – заявил Фиск. – Обвинитель давит на свидетеля.
– Возражение отклонено.
Риэрдон продолжал.
– Разве на самом деле Джулия вскрикнула «Перестань! Нет!» не тогда, когда вы вскинули ружье и прицелились прямо в голову своей жене?
– Нет, – лицо Теда побагровело, выступившие на шее толстые жилы заметно дергались. – Нет! Ничего подобного не было.
– И разве она прыгнула на вас не после того, как вы выстрелили, в запоздалой попытке вырвать у вас ружье?
– Нет. Я не понимаю, почему Джулия сделала то, что сделала. Но не потому, что я прицелился. Я бы никогда этого не сделал.
– Вы предпочли убить свою жену, не так ли, мистер Уоринг, чем видеть ее с другим мужчиной?
– Нет. Я же вам сказал, это был несчастный случай. Я любил ее, – вдруг пересохло горло, и слова еле продирались сквозь него.
– Может быть, вы ее слишком любили?
– Я считаю, что невозможно любить слишком сильно, – резко бросил он.
– Даже когда смешиваешь любовь с обладанием?
Тед глянул на него и ничего не ответил.
– Мистер Уоринг, вы показали, что у вас были сложные взаимоотношения с дочерью, Джулией, что она считала вас ответственным за неблагополучие в доме?
– Да.
– Не может ли быть, что она реагировала таким образом, годами наблюдая, как вы жестоко обращаетесь с ее матерью?
– Я не знаю, почему она так реагировала. Если бы я знал. Я никогда не поднимал руки на Энн.
– Последний вопрос. С того момента, как вы приехали домой, и до того, как раздался выстрел, держал ли ружье кто-нибудь, кроме вас?
– Нет.
– Ни на минуту?
– Нет.
– Вопросов больше не имею. – Риэрдон не сделал от стола ни шагу. Спокойно убрал руки и уселся на большой деревянный стул за ним, держась совершенно прямо.
– Можете сесть на место, – разрешила судья Карразерс Теду.
Он не пошевелился и, по-видимому, ничего не слышал. Он все смотрел на Риэрдона с его прямотой, легкими ответами и легкой жизнью.
– Это был несчастный случай, – сердито буркнул он.
– Можете сесть на место, мистер Уоринг, – повторила судья Карразерс.
После долгого сидения в полутемном, выкрашенном в защитный цвет зале суда у Сэнди заслезились глаза от дневного света. Ее пальцы все еще ныли оттого, что, слушая показания Теда, она стискивала кулаки. Она поспешно сбежала по лестнице, подальше от него. Подойдя к своей машине, припаркованной за полквартала от здания суда, она остановилась и, чтобы успокоиться, оперлась одной рукой о капот, пока рылась в кошельке в поисках ключей. Но, только найдя их среди скомканных салфеток и рассыпавшейся мелочи, она вдруг тряхнула головой и снова закинула сумку на плечо. Оттолкнувшись от машины, словно пловец от бортика бассейна, она снова двинулась прочь размашистой, стремительной походкой. Она никогда не любила бродить без цели, без смысла – не совершала прогулок, – но сейчас просто шла, шла быстро, эта быстрота была самоцелью. Она прошла мимо библиотеки, откуда как раз высыпала стайка ребятишек, и направилась к началу Мейн-стрит, перейдя улицу прямо на загоревшийся красный свет.
Она сбавила шаг, лишь когда вышла к последнему большому участку земли в самом дальнем конце улицы, где городские дома начинали редеть. Много лет минуло с тех пор, как здесь снесли старое, бежевого цвета здание школы, где они с Энн учились, чтобы освободить место для супермаркета «Гранд Юнион». До сих пор, проходя мимо, она задавалась вопросом, что стало с выщербленным фасадом, возле которого они обычно встречались с Энн.
Именно там она дожидалась Энн в тот день, когда они сбежали из дома.
Нетерпеливо засигналил автомобиль, и она обнаружила, что стоит на выездной аллее супермаркета.
Разумеется, это была идея Сэнди, выношенная и взлелеянная в тесной душной спальне в доме на Рафферти-стрит, когда им было по восемь и десять лет. Она думала об этом с тех пор, как помнила себя, – жажда побега возникла одновременно с зарождением самосознания, памяти, – но понимала, что ей никогда не удастся убедить Энн присоединиться к ней, Энн, видевшую лишь его романтическую сторону, но никогда – неизбежность. Что же заставило Энн передумать?
Джонатан в тот вечер приготовил ужин, сосиски с картофельным пюре, и выставил на стол разномастные тарелки, приобретенные, когда они только что поженились, и теперь изрядно оббитые. Эстелла утомленно улыбалась ему, благодарная за его заботу, ведь она так уставала. Она ткнула вилку в картофельную массу, которую он положил ей на тарелку. Он смотрел, как она отправляет ее в рот, зажав вилку, словно ребенок, в пухлом кулачке.
Внезапно ее лицо покраснело и скривилось. Она засунула в рот пальцы и вытащила шуруп длиной в дюйм, облепленный студенистой белой массой. «Ты пытаешься убить меня! – крикнула она Джонатану. – Я всегда была для тебя обузой, а теперь ты нашел способ меня убить».
Сначала он просто рассмеялся. «Не глупи. Я понятия не имею, каким образом это оказалось здесь». На самом деле удивляться тут было нечему, учитывая порядки в доме.
Но ее уже захватило и понесло, и разумные объяснения не действовали. «Ты хочешь избавиться от меня! Ты всегда хотел от меня избавиться. Убийца!»
Он подошел к ней, сидевшей с мокрым от слез, искаженным лицом, сгреб ее в объятия, крепко прижал к себе. «Мне бы никогда не пришло в голову избавиться от тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя», – твердил он снова и снова, пока рыдания не стихли и она не взглянула на него снова, придя в себя, измотанная собственной истерикой. «Для меня в целом свете существуешь только ты», – прошептал он.
Он наклонился, поцеловал ее, и она раскрыла ему губы жадно, бесконечно, а Энн и Сэнди сидели за столом, сложив руки на коленях, и смотрели. Джонатан и Эстелла ни разу не обернулись, не сказали им ни слова, лишь вышли из комнаты, обнявшись, ненасытно поглаживая, тиская и сжимая друг друга, отправились в глубь дома, к себе в спальню. Энн и Сэнди слышали, как плотно закрылась дверь, потом они встали и вывалили все содержимое тарелок в мусорное ведро. Именно в тот вечер Энн наконец согласилась: да, давай уйдем.
На следующее утро они взяли с собой в школу все деньги, что смогли набрать, четыре доллара и тридцать два цента. Свои завтраки они не съели, а оставили на потом, когда понадобятся позже. В три часа дня Сэнди и Энн встретились у школы и пошли из города, мимо заправочной станции и методистской церкви, на шоссе.
– Куда мы идем? – спросила Энн.
– Не знаю.
Они шли по старой 93-й трассе в горы, постепенно взбираясь все выше. Становилось холодно, и вскоре они проголодались. Сделав привал на обочине, они быстро съели сандвичи и снова пошли, и с каждым шагом минувший вечер и его решения отодвигались все дальше и дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90