– Пойдем дальше, мистер Фримен. Как я понимаю, вам много раз приходилось видеть Теда Уоринга вместе с его семьей.
– Да.
– Как бы вы охарактеризовали его отношения с дочерьми?
– Он был предан им. Я никогда не встречал более счастливого отца.
– Он выглядел любящим отцом?
– Да.
– Вы когда-нибудь замечали, чтобы он бил хоть одну из дочерей?
– Нет. Ничего подобного. Между прочим, однажды он отчитал меня за то, что я отшлепал сына. Не поймите меня превратно, я не колотил его, просто он отвратительно себя вел, ну я и дал ему пару раз по заднице. Знаю, что в наши дни это вышло из моды, но на мой взгляд, иногда только это и помогает. Во всяком случае, вы бы слышали, как Тед мне внушал, как нехорошо бить детей. За все время, что я знаком с ним, кажется, именно тогда я его больше всего огорчил.
– Вы наблюдали какие-нибудь проявления насилия между Энн и Тедом Уорингом?
– Никогда.
– Мистер Фримен, создавалось ли у вас впечатление, что Тед Уоринг все еще любит жену?
Фримен посмотрел на Теда, тот едва заметно кивнул.
– Я уверен, что так оно и было.
Тед опустил глаза на неровно заглаженную складку на брюках, которую он разглядывал все утро, и прикусил нижнюю губу.
– Почему вы так уверены?
– Когда же это было, может, во вторник или в среду перед… перед… – он понизил голос, – ну, понимаете. В то утро, когда он пришел в офис, у него блестели глаза. Мы с Элис, Элис – это моя жена, так вот, мы с Элис видели их накануне вечером на школьном спектакле. Наш Бобби участвовал в нем вместе с их Эйли. Любой бы заметил, что они все еще любят друг друга. Кстати, по-моему, они ушли вместе. Ну, и когда на следующее утро он появляется, насвистывая, как мальчишка, нетрудно догадаться, что произошло. Он не вдавался в подробности, но ясно дал понять, что они собираются снова жить вместе.
– И Тед Уоринг был доволен такой перспективой?
– Да, сэр. Доволен, еще как. Как я сказал, он любил жену. Это и слепой бы заметил.
– А как по-вашему, Энн Уоринг тоже радовала такая перспектива?
– Возражаю. Этот свидетель не имеет никаких оснований показывать, о чем в это время думала Энн Уоринг.
– Протест удовлетворен.
– Позвольте мне поставить вопрос иначе, – сказал Фиск. – В тот вечер, за пять дней до того, как Энн Уоринг умерла, когда вы видели их с мужем вместе, что вы заметили в ее манере поведения?
– Ну, Энн всегда держалась скромно, особенно рядом с Тедом. Но было заметно, что она счастлива. Любой мог это заметить хотя бы по тому, как она смотрела на него. Кстати, мы вышли вслед за ними и видели, как она поцеловала Теда перед тем, как он сел в машину.
– Благодарю вас, мистер Фримен. У меня больше нет вопросов.
Риэрдон приблизился к свидетелю.
– Мистер Фримен, правда ли, что вы старались свести к минимуму переговоры Теда Уоринга с клиентами, потому что он с таким трудом шел даже на незначительные комромиссы, что это ставило под угрозу ваш бизнес?
– Я же сказал, клиенты любили его.
– Как строителя – да. Но как участника переговоров? Разве не правда, что мистер Уоринг несколько, скажем так, непреклонен? Что он выходит из себя, когда не имеет возможности делать все по-своему?
– Мне нравится торговаться, ему – строить. Ну и что?
– Когда Тед Уоринг ушел от жены, он ночевал в офисе?
– Некоторое время – да.
– Можете ли вы утверждать, что он в то время сохранял душевное равновесие?
– Свою работу он делал.
– Разве один из клиентов не попросил заменить мистера Уоринга на посту руководителя строительства, поскольку счел его слишком нервным и вспыльчивым?
– Такие клиенты попадаются всегда. Стоило Теду один раз не побриться, как этот тип уже встал в позу. Вот и результат.
– Освежите мою память. Это ведь мистер Уоринг бросил миссис Уоринг и детей?
– Не знаю, уместно ли слово «бросил». Они переживали тяжелый период.
– Тяжелый период, да, определенно это можно охарактеризовать подобным образом. За этот период, насколько вам известно, предпринимал ли он какие-нибудь попытки помириться с женой?
– Не знаю.
– Вы сказали, что у вас создалось впечатление, будто он все еще любит жену. Он когда-нибудь говорил вам об этом?
– Не в таких выражениях.
– Хоть в каких-нибудь, мистер Фримен?
– Мужчины не говорят друг с другом о таких вещах, – ответил он.
– Он пытался как-то наладить отношения со своими дочерьми?
– Он виделся с ними каждые выходные.
– Когда спал с другими женщинами, вроде Люси Абрамс?
Тед крякнул с отвращением, этот звук на секунду отвлек внимание Фримена.
– Мне ничего об этом не известно, – с облегчением заявил он.
– Вы не знаете о личной жизни Теда Уоринга? Я думал, что как раз об этом вы и давали показания.
Фримен побагровел от смущения и гнева. Он разок потянул массивную серебряную пряжку на своем ковбойском ремне.
– Вы знаете, что я имею в виду.
– Я в этом совершенно не уверен, – ответил Риэрдон. – Больше вопросов не имею.
Вечером в пятницу Тед сидел у себя на кухне за столом со стопкой миллиметровки, новым рапидографом, циркулем и линейкой. Он отодвинул чертежи, сделанные прошлым вечером, и принялся за новые.
Теперь он все больше думал о домах. Во время нескончаемых судебных заседаний в натопленном сверх меры зале суда, когда вся его жизнь, казалось, сводилась к вопросам процедуры, протокола, по утрам, когда, проснувшись в пять часов, он больше не мог заснуть, он ловил себя на том, что руками вычерчивает у себя на бедре линии, углы, прямоугольники, квадраты.
Было время, до того, как они переехали в дом на Сикамор-стрит, когда Энн и Тед мечтали, как мечтают молодожены, о постройке собственного дома – придумывая комнаты, и лестницы, и коридоры, которые устроят их. В конце концов их остановила не просто нехватка времени, или денег, или даже уверенности, а гораздо более сложные причины. Вскоре выяснилось, хотя это никогда не произносилось вслух, что насколько Теда захватывало стремление к новым планам, новым стенам, настолько же Энн тянуло к старым домам, облезлой краске и верандам, к прошлому, если даже оно не было ее собственным. То, что пробуждало в ней фантазию, – как ты думаешь, кто здесь жил до нас? были ли они счастливы? любили ли друг друга? умерли здесь? – у него вызывало спазм отвращения. Он тосковал по дому, который создал бы сам и только сам, о доме, не оскверненном следами чужих жизней.
Он стер южную стену, перенес ее на полдюйма ниже.
Раньше он никогда не испытывал тяги к земле, к собственности или к перспективе ее приобретения, а теперь он замечал, что представляет себе холмы за городом, узкие дороги, по которым так опасно передвигаться зимой и в непогоду, соседей, живущих так далеко, что их домов не видно, границы участков, изгороди и расстояние.
Он снова взялся за первый чертеж – общий вид фасада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90