Да, он мог составить программу таким образом,
чтобы она стерлась из памяти компьютера сразу после исполнения. Да, он
понимает, что подозрение падает только на него...
- Но я не делал ничего подобного! - сказал Аль-Харади. - Зачем? Мои
взгляды вам уже известны.
- Вызвать напряженность между евреями и палестинцами, - сказал
Мюррей.
- Глупости! Любой хамасовец сделает это с куда большим успехом,
взорвав магазин в Иерусалиме!
- Не хочу спорить, - вздохнул Мюррей, - хотя теракт в космосе вызовет
такой резонанс, перед которым...
- А зачем так усложнять? Я мог пырнуть Михаэля ножом перед
объективами телекамер, это видели бы миллионы зрителей, и вот тогда
резонанс, действительно, был бы... По-вашему, я идиот?
- Господин Аль-Харади, - вздохнул Мюррей. - Если бы у нас были прямые
улики, сейчас мы не вели бы этот разговор, вы же понимаете. Я вас не
обвиняю. Я только говорю о том, каким будет общественное мнение... И, в
конце-то концов...
- Если не я, то кто же? - презрительно сказал Аль-Харади.

- Мне было не по себе, - продолжил свой рассказ Роман Бутлер. - Все
было, вроде бы, совершенно ясно - пусть и не существовало прямых
доказательств. Но... было в этом нечто неправильное. Психологически
неправильное, ты понимаешь, Песах? Я не должен был верить этому
Аль-Харади, но я ему верил! И, вернувшись на Землю, в тот же день
отправился в Дженин, где отдыхал, вернувшись из Лиона, борт-инженер
"Беты". Ты можешь себе представить, с каким настроением меня там
встретили... При въезде в город забросали камнями... Аль-Харади говорил со
мной, цедя слова и не глядя в мою сторону... Но я-таки разговорил его. В
конце концов, это было в его интересах. Действительно, если не он, то кто
же?
- И кто догадался первым? - спросил я через несколько минут, потому
что Бутлер, задав свой риторический вопрос, надолго замолчал, глядя на
площадку стереовизора, где отплясывала какая-то полуголая девица.
- Что? - вздрогнув, переспросил Роман. - Муса, конечно.
- Но у вас, опять-таки, не было доказательств.
- Не было и нет, - согласился Роман. - Поэтому этот человек до сих
пор на свободе. Газетчики в те дни так уж вокруг нас обоих увивались...
Аль-Харади в одном из интервью рассказал о нашей идее, не назвав моего
имени - я так хотел. Я ведь лицо официальное, и мнение мое должно быть
подкреплено доказательствами. А Муса спасал свою репутацию, ему можно
было...
- Итак, финал, - попросил я, - у меня включен диктофон, и для
рассказа мне нужна концовка.
- Видишь ли, сказав "алеф", оказалось не так уж сложно сказать "бет".
Почему, действительно, мы были так уверены, что пресловутый "Север"
запрограммировал кто-то из экипажа? Типичная психологическая инерция. Это
можно было сделать и в автоматическом режиме - по команде ЦУПа. Достаточно
было Мусе придти к такой мысли, все остальное я проделал сам - вопрос
техники.
- И психологии, - вставил я.
- Да, психология дала мотив, а оперативная разработка - исполнителя.
Ревность, черт ее дери, эта вечная, как мир, ревность. Молодая жена
Дранкера была прежде замужем за Хаимом Рубиным. Личность тоже всем
известная - наша гордость, кандидат в экипаж "Ариэля", вот-вот полетит к
Марсу... Я не хотел бы вдаваться в детали, это личные отношения. Мира ушла
от Рубина, и он не смог смириться. Конструктивные особенности станций он
знал не хуже Аль-Харади... Дежурил он в ЦУПе в очередь с другими
космонавтами Еврокосмоса. Тогда летал еще предыдущий экипаж, но это не
имело никакого значения, ведь полеты расписаны на годы вперед...
- И не докажешь... - сказал я. - Да-а, - протянул Роман. - Когда
Рубина исключили из марсианского экипажа, он не возразил ни слова -
догадался, в чем причина. И это стало для него единственным наказанием...
- К сожалению, - сказал я.
Бутлер промолчал. Не знаю, о чем он думал. Возможно, вспоминал дело
еще одного Хаима - Воронеля... Впрочем, это уже другая история.

1 2 3 4