Большой сильный город, привольный и широкий, как река, только вместо устремившейся по руслу воды — бесчисленное множество людей. Через несколько минут Крэйн уже начал задыхаться.
— Людно, — сказала Лайвен, специально приотстав, чтобы он нагнал ее. — Особенно в такое время.
— Их здесь как ывара... — проворчал Крэйн, пробираясь между потными крепкими телами.
— Себер — торговый город. Сюда стекаются со всех сторон. Кроме того, недалеко Море, а значит — быстрые удобные пути на другую сторону. Где порт — там всегда шум и люди. Но ты привыкнешь.
Крэйн, скосив глаза, посмотрел на нее и увидел лишь тонкую крепкую шею и прикрытое подрагивающими в такт ходьбе волосами острое бледное ухо.
Лайвен повела плечом, словно сгоняя севшую на кожу муху, хотя и не могла заметить его взгляда.
«Ушедшие с ней, — рявкнул мысленно на себя Крэйн. — Чего ты на нее пялишься? Она такая же грязная сволочь, как и все. Она думает о деньгах и о себе, а больше ее ничего не заботит. Или ты думаешь, что она пожалеет тебя?.. Боги, у нее милосердия не больше, чем у голодного хегга. Брось! Уроды не обязательно тянутся друг к другу!»
Даже в таком оживленном городе, как Себер, они привлекали к себе внимание — женщина с нездешними тонкими чертами лица и высокий мужчина в старом плаще с капюшоном. Встреченный стражник с подозрением посмотрел на них, поглаживая свисающие с ремня артаки, явно раздумывая, стоит ли их останавливать, но отошел. Вероятно, пришлых и так хватало в Себере.
— Налево, Бейр. Запоминай дорогу, это рынок.
Они миновали еще несколько склетов и, резко свернув, вышли на просторную площадь, наполненную снующими, оживленными, мокрыми от пота и возбуждения, людьми. Прилавков было мало, чаще товар сваливали на расстеленную на земле ткань или торговали прямо с нальтов. Привязанные к специальным столбам ездовые хегги громко скрипели — их тоже пугало шумное скопище народа. Торговцы прятались под небольшими навесами, внимательно оглядывая каждого проходящего, иногда перебрасывались между собой парой слов или передавали наполненные чем-то густым и булькающим бурдюки. До этого Крэйн не часто бывал на рынке, здесь же он почувствовал себя крошечной веткой, которую несет по ручью против ее воли, проворачивая в возникающих на пути водоворотах, то поднимая к самой поверхность, то опуская в глубины. Лайвен держалась спокойно — она не торопясь прокладывала себе путь сквозь толпу, ловко придерживая на поясе тулес с выданными Тильтом деньгами. Крэйн едва поспевал за ней.
Здесь было все — лежали небрежно сваленными беспорядочными холмами тангу, желтели сплошным ковром на грубой ткани молодые зерна олма, почти без кожуры, сочные и свежие. Пускали под беспощадным светом Эно янтарные потеки сока безжалостно сорванные чьими-то руками недозрелые туэ. В крошечных загонах копошились шууи, которым не миновало и сотни Эно, стоящий рядом торговец метко хватал их поперек плотного мясистого тела, вздергивал, бросал на специальную доску, потемневшую от густой череды полос, и с хрустом разрубал пополам длинным кейром. Его сосед быстро подхватывал еще дрожащие комки плоти и отмеривал покупателям нужные части. Торговля шла быстро. Стояли неподалеку деревянные жбаны с прозрачным тайро, источающим резкий хмельной запах, в подвешенных на веревках бурдюках вяло колыхался фасх. Кажется, где-то тайком продавали и тайлеб — Крэйн ощутил до дрожи знакомый сладковато-горький запах и закусил зубами губу, чтоб боль прояснила разум.
— Стисы для высоких господ! Все сюда!
Оружие не вызвало у него привычного интереса — хитин был явно старым, уже начавшим крошиться, а короткие дубинки не годились даже для его ремесла. Какой-то плечистый детина, по-детски улыбаясь, оглаживал шероховатой ладонью лезвие, по всей видимости, здесь же купленного скверного кейра. Продавец деликатно касался пальцем его плеча и шептал что-то на ухо, тоже улыбаясь.
Где-то за бесконечной вереницей людей били пойманного вора — слышно было только сопение с присвистом, в котором была ненависть и поспешность, да молодой завывающий голос:
— Не я! Милос... Куда ж? Ушедшими клянусь! Весш...
— Голову б ему отпилить... — сердилась где-то рядом старуха, чей голос походил на торопливое равномерное клокотание огромного бальма. — Чуть тулес не срезал, шеерез... Даты не жалей, ты ему по-настоящему-то всыпь!
— Давай не останавливайся, — бросила ему Лайвен. — Быстрее иди.
— Иду. Лучше смотри за деньгами, чтоб не срезали. Вон, там уже и вора поймали.
— Дурак ты, хоть и Бейр. Настоящие воры сейчас как раз к тулесам примериваются, молодой лишь приманка для тех, кто сейчас рты разинул. Ты что, впервые на рынке?
— Вроде того.
— Быстрее!
Они миновали кипевшую толпу, из центра которой все еще раздавались глухие удары и шумная возня, словно большой мешок с тряпьем таскали по земле, и двинулись дальше. В центре, как ни странно, места было больше, можно было идти рядом. Касаясь плечом обнаженной лопатки Лайвен, Крэйн машинально смотрел на встречных, которые двигались в другом направлении.
Бесконечные лица мелькали перед ним — мужские, женские, усатые, бритые, широкие, скуластые, острые как лезвия, сонные, серые, грязные. Тысячи тысяч лиц, мириады глаз, неисчислимое количество черт. Крэйн почувствовал зарождающуюся в груди ярость, ощущение, знакомое до боли.
Как непрогоревшие угли дают жар тонким ветвям растопки, так что-то внутри него наливалось пылающей ненавистью. К чему? Он не знал этого.
Бесконечные людские лица, пылающий Эно над головой, гомонящий и звенящий голосами рынок...
Лицо, промелькнувшее возле него, исчезло настолько быстро, что Крэйн сам удивился, как успел его заметить. Поначалу оно показалось черным, как земля, но это была лишь татуировка, испещрившая лоб, скрывшая кожу за хаотическим пересечением угольных шипов и линий. И лицо, скрытое за чудовищным узором жреца, было знакомым, оно остро клюнуло в какую-то болевую точку его памяти, вызвав на мгновение и тор-склет, и строгое острое лицо Орвина и...
— Витерон...
Слово вылетело само, вслух. Но маленький плотный жрец Ушедших, вероятно, обладал отличным слухом, если сумел его разобрать среди многоголосого звона, да еще и удалившись на добрых пять локтей.
Он повернулся, живые любопытные глаза сверкнули. Он по-прежнему был в простой жреческой робе, с дорожной сумкой на боку и, как и раньше, пытался придать своим еще юным чертам, в которых сквозило суетливое подобострастие, холодную властную отрешенность настоящего брата в вере.
— Вы... Э-э-э...
Взглянув на лицо Крэйна, он отшатнулся с тихим возгласом, сложил руки в знак Ушедших. Крэйн смущенно улыбнулся. Он представил себе, как должен чувствовать себя сейчас любопытный и любящий хорошо поесть жрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Людно, — сказала Лайвен, специально приотстав, чтобы он нагнал ее. — Особенно в такое время.
— Их здесь как ывара... — проворчал Крэйн, пробираясь между потными крепкими телами.
— Себер — торговый город. Сюда стекаются со всех сторон. Кроме того, недалеко Море, а значит — быстрые удобные пути на другую сторону. Где порт — там всегда шум и люди. Но ты привыкнешь.
Крэйн, скосив глаза, посмотрел на нее и увидел лишь тонкую крепкую шею и прикрытое подрагивающими в такт ходьбе волосами острое бледное ухо.
Лайвен повела плечом, словно сгоняя севшую на кожу муху, хотя и не могла заметить его взгляда.
«Ушедшие с ней, — рявкнул мысленно на себя Крэйн. — Чего ты на нее пялишься? Она такая же грязная сволочь, как и все. Она думает о деньгах и о себе, а больше ее ничего не заботит. Или ты думаешь, что она пожалеет тебя?.. Боги, у нее милосердия не больше, чем у голодного хегга. Брось! Уроды не обязательно тянутся друг к другу!»
Даже в таком оживленном городе, как Себер, они привлекали к себе внимание — женщина с нездешними тонкими чертами лица и высокий мужчина в старом плаще с капюшоном. Встреченный стражник с подозрением посмотрел на них, поглаживая свисающие с ремня артаки, явно раздумывая, стоит ли их останавливать, но отошел. Вероятно, пришлых и так хватало в Себере.
— Налево, Бейр. Запоминай дорогу, это рынок.
Они миновали еще несколько склетов и, резко свернув, вышли на просторную площадь, наполненную снующими, оживленными, мокрыми от пота и возбуждения, людьми. Прилавков было мало, чаще товар сваливали на расстеленную на земле ткань или торговали прямо с нальтов. Привязанные к специальным столбам ездовые хегги громко скрипели — их тоже пугало шумное скопище народа. Торговцы прятались под небольшими навесами, внимательно оглядывая каждого проходящего, иногда перебрасывались между собой парой слов или передавали наполненные чем-то густым и булькающим бурдюки. До этого Крэйн не часто бывал на рынке, здесь же он почувствовал себя крошечной веткой, которую несет по ручью против ее воли, проворачивая в возникающих на пути водоворотах, то поднимая к самой поверхность, то опуская в глубины. Лайвен держалась спокойно — она не торопясь прокладывала себе путь сквозь толпу, ловко придерживая на поясе тулес с выданными Тильтом деньгами. Крэйн едва поспевал за ней.
Здесь было все — лежали небрежно сваленными беспорядочными холмами тангу, желтели сплошным ковром на грубой ткани молодые зерна олма, почти без кожуры, сочные и свежие. Пускали под беспощадным светом Эно янтарные потеки сока безжалостно сорванные чьими-то руками недозрелые туэ. В крошечных загонах копошились шууи, которым не миновало и сотни Эно, стоящий рядом торговец метко хватал их поперек плотного мясистого тела, вздергивал, бросал на специальную доску, потемневшую от густой череды полос, и с хрустом разрубал пополам длинным кейром. Его сосед быстро подхватывал еще дрожащие комки плоти и отмеривал покупателям нужные части. Торговля шла быстро. Стояли неподалеку деревянные жбаны с прозрачным тайро, источающим резкий хмельной запах, в подвешенных на веревках бурдюках вяло колыхался фасх. Кажется, где-то тайком продавали и тайлеб — Крэйн ощутил до дрожи знакомый сладковато-горький запах и закусил зубами губу, чтоб боль прояснила разум.
— Стисы для высоких господ! Все сюда!
Оружие не вызвало у него привычного интереса — хитин был явно старым, уже начавшим крошиться, а короткие дубинки не годились даже для его ремесла. Какой-то плечистый детина, по-детски улыбаясь, оглаживал шероховатой ладонью лезвие, по всей видимости, здесь же купленного скверного кейра. Продавец деликатно касался пальцем его плеча и шептал что-то на ухо, тоже улыбаясь.
Где-то за бесконечной вереницей людей били пойманного вора — слышно было только сопение с присвистом, в котором была ненависть и поспешность, да молодой завывающий голос:
— Не я! Милос... Куда ж? Ушедшими клянусь! Весш...
— Голову б ему отпилить... — сердилась где-то рядом старуха, чей голос походил на торопливое равномерное клокотание огромного бальма. — Чуть тулес не срезал, шеерез... Даты не жалей, ты ему по-настоящему-то всыпь!
— Давай не останавливайся, — бросила ему Лайвен. — Быстрее иди.
— Иду. Лучше смотри за деньгами, чтоб не срезали. Вон, там уже и вора поймали.
— Дурак ты, хоть и Бейр. Настоящие воры сейчас как раз к тулесам примериваются, молодой лишь приманка для тех, кто сейчас рты разинул. Ты что, впервые на рынке?
— Вроде того.
— Быстрее!
Они миновали кипевшую толпу, из центра которой все еще раздавались глухие удары и шумная возня, словно большой мешок с тряпьем таскали по земле, и двинулись дальше. В центре, как ни странно, места было больше, можно было идти рядом. Касаясь плечом обнаженной лопатки Лайвен, Крэйн машинально смотрел на встречных, которые двигались в другом направлении.
Бесконечные лица мелькали перед ним — мужские, женские, усатые, бритые, широкие, скуластые, острые как лезвия, сонные, серые, грязные. Тысячи тысяч лиц, мириады глаз, неисчислимое количество черт. Крэйн почувствовал зарождающуюся в груди ярость, ощущение, знакомое до боли.
Как непрогоревшие угли дают жар тонким ветвям растопки, так что-то внутри него наливалось пылающей ненавистью. К чему? Он не знал этого.
Бесконечные людские лица, пылающий Эно над головой, гомонящий и звенящий голосами рынок...
Лицо, промелькнувшее возле него, исчезло настолько быстро, что Крэйн сам удивился, как успел его заметить. Поначалу оно показалось черным, как земля, но это была лишь татуировка, испещрившая лоб, скрывшая кожу за хаотическим пересечением угольных шипов и линий. И лицо, скрытое за чудовищным узором жреца, было знакомым, оно остро клюнуло в какую-то болевую точку его памяти, вызвав на мгновение и тор-склет, и строгое острое лицо Орвина и...
— Витерон...
Слово вылетело само, вслух. Но маленький плотный жрец Ушедших, вероятно, обладал отличным слухом, если сумел его разобрать среди многоголосого звона, да еще и удалившись на добрых пять локтей.
Он повернулся, живые любопытные глаза сверкнули. Он по-прежнему был в простой жреческой робе, с дорожной сумкой на боку и, как и раньше, пытался придать своим еще юным чертам, в которых сквозило суетливое подобострастие, холодную властную отрешенность настоящего брата в вере.
— Вы... Э-э-э...
Взглянув на лицо Крэйна, он отшатнулся с тихим возгласом, сложил руки в знак Ушедших. Крэйн смущенно улыбнулся. Он представил себе, как должен чувствовать себя сейчас любопытный и любящий хорошо поесть жрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106