Нет, не угадаю, быстро подумал я. Морковки быть не может, хоть режьте меня. Тогда что? Репка?
— Ключик, миленький! Ключик, ха-ха!
Действительно, ключ, удивился я. Хмыкнул и полез внутрь шатра. Вот ведь недетская мудрость! Порой в смешных загадках таится целая бездна здравого смысла. Все верно: бородка ключа находится в скважине, а хвостик-цевьецо, длинная рукояточка, — торчит наружу. Кто повернет ключ — обернет, то есть окрутит, обручит незамужнюю девицу — тот и войдет в горницу…
Войдет в горницу!
Часовой катафракт, уже распахнувший передо мной завесы шатра, беспокойно заморгал:
— Высокий князь… Что с тобой?
Вместо ответа я подскочил и… порывисто обнял его за плечи:
— Отлично, любезный! Я в полном порядке! Все просто чудесно!
И расхохотался от души. Вбежал внутрь, в матовый желтый сумрак, под колеблющиеся своды шатра. Плеснул пьяного меда в кубок, резко обернулся:
— Ступайте на холм, где катапульты. Разбудите наследника. Передайте, что я разгадал загадку.
Через минуту Данька ворвался в шатер — злобно-веселый, шумный, красный:
— Не даешь поспать! Ну, рассказывай!
— Все очень просто, Даня. — Я поджал обагренные губы в лукавой улыбке. — Тонкий золотой ключик на малиновом кушаке — стройная белокурая барышня, носящая изящный поясок розового цвета. Или розовую ленту в косе. Схоронилась в светлом тереме, залезла под кровать и плачет. Кто на ней женится — тот и будет властелином славянства. Вот тебе и «возлюбленный ключ» от города!
И я рассказал загадку про ключик.
— А почему коса на улице? — нахмурился Каширин.
— Не понимаешь? — удивился я. — Здесь у них ключи очень длинные, не то что в Москве. Бородка находится внутри скважины — в «тесной горнице». А цевьецо — снаружи, то есть как бы уже «на улице».
— Это понятно, — раздраженно мигнул Данька. — Но почему у реальной девки-то коса на улице? В окно, что ли, она ее высунула? Неужто такая длинная коса?
— Вряд ли. — Я немного растерялся. — Может быть, коса — не коса, а… коса? В смысле — которой косят? Или, скажем, коса — это… символ смерти?
Задумчиво похмыкивая, почесывая крепкий затылок, Данька не спеша подошел к одной из лавок, расставленных вдоль стенок шатра. На этой лавке были еще утром разложены вещественные доказательства Плескуновых злодеяний — волшебная дребедень, обнаруженная в недрах его заплечного мешка-горба. Поверх расстеленных чистеньких рушничков темнели удивительно грязные вещи: дохлые пауки, нетопыри, мертвые волосы и засушенные гады.
— Смерть с косой уже на улице, — пробормотал я. — Девке что-то угрожает, поэтому и под кровать забилась? Так, что ли?
Молчание. Каширин грузно склонился над вещами, не отвечает.
— Данила?
— Слышь, князь Алеша… Подь-ка сюда.
Я отставил кубок на шаткий столик, приблизился.
— Гляди. Это вот… что такое? — Каширин показал скрюченным пальцем на нечто желтое, мутно-золотистое, похожее на растрепавшийся обрубок нетолстого каната.
— Ф-фу… — Я поморщился. — Парик какой-то.
Данька протянул руку — осторожно, как спящую змею, взял и приподнял над скамейкой длинную связку спутанных женских волос — светлую девичью косу, грязную и пыльную, захватанную чужими руками, в каких-то сорных чешуйках и мертвых муравьях.
— Это не парик, — сказал Данька. — Коса девичья. Отрублена, видать.
— Даня! А что, если…
— Во-во. Небось неспроста ее Плескун в рюкзаке таскает. Так и получается: девица дома сидит, в тесном тереме. А коса ее — отдельно, на улице. Ишь хитрец… рукоятку от ключа уже нащупал, при себе таскает!
— Узнать бы, Даня, чья это коса.
— А сейчас мы у дурачка спросим.
Мигом привели Плескуна — все это время он сидел поблизости, у самого входа в шатер. Как обычно, прибежал следом за Данькой — как собачка. И внутрь пролез бы за обожаемым хозяином, да охрана не пропускала.
— Чья это коса, Плескун?
Пуская пену, заикаясь и кашляя, отвечает:
— Коса… м-м… кх! Метанки-полуденицы, хозяин.
— Кто такая?
— Приемная дочь… кхе-кх! Дочь боярина Катомы, хозяин.
— Откуда коса у тебя?
— Отрубил сию косу княжич Рогволод-посвист… м-м… в знак владения м-м… Метанкою, хозяин. Кхех! От Рогволода ко мне попала, хозяин.
— Ну точно. — Я щелкнул пальцами. — Эту косицу я видел на древке! Во время битвы за алыберские ладьи! Вспомнил теперь. Видишь, Даня: не просто коса, а разбойничий стяг. Теперь отвечай нам, Плескун, зачем ты ее при себе носишь? С какой целью?
Молчит сумасшедший чародей. Будто не слышит меня: улыбается Даньке, заламывает сухие руки с желтыми ногтями и жмурится от обожания.
— Данила, спроси его, — поморщился я.
— Отвечай, сволочь! — негромко рявкнул Каширин. — Зачем косу в мешке таскаешь?
— По велению… кха! Самого Сварога, хозяин.
— По его личному распоряжению? Зачем?
— Не знаю, хозяин. M-м… Велено при себе иметь… М-м… Для скорой надобности.
— Гм, — сказал я. — Непростая, должно быть, вещица.
— Да и девка непростая, — заметил Данила. — Дочь самого посадника!
Я пригубил из кубка: осторожно уязвил язык пряной горечью, покалывающей и терпкой. Подумав, молвил:
— Вот что, любезный Данила. Кажется, мы вплотную приблизились к разгадке ребуса. Белокурая дочка властовского посадника, чья золотая коса находится отдельно от хозяйки, сидит в тесном тереме, забилась под кровать и плачет… Эта девушка и есть золотой ключик. Добившись ее любви, можно стать тестем Катомы и — фактически — новым хозяином Властова.
— Думаешь, Чурила задумал ее окрутить?
— Именно. Путь к власти через любовь! От коханства к коганству, через женское тело к престолу. Кажется, логично. Чурила хочет очаровать Метанку, чтобы…
— Или выкрасть.
— Прошу прощения?
— Выкрасть! — твердо повторил Данька. — Плескун что-то вякал о планах похищения заложников…
— Уфф… — Мне стало почти жарко от волнения. — Горячо, Данька, очень горячо… Чувствую — мы у цели!
— Отвечай, гнида! — Наследник Данька обернулся к бритому чародею. — Какие Сварог замышляет похищения? Меня интересуют люди, а не вещественные ценности. Говори!
— О хозяин… О, я поведаю с радостью, хозяин! — поспешно забормотал новоиспеченный зомби. — Все как есть, хозяин! Известно мне… м-м… про восемь замыслов…
— Восемь! — В легком ужасе я всплеснул руками.
— Первый замысел, прозвищем «Туесок», о похищении… кхеххх-кха! Двух или трех девок из племени яричей… м-м… у деревни Изгибица. M-м… Замыслено для возмущения яричей против соседнего народа — боровичей, хозяин. Девки пойдут по ягоды, нужно… кха! устроить засаду. Срок исполнения — лешая седмица, накануне юной луны… м-м… при шестой звезде налево от Спиц, в третий час ехидны…
— Дальше, — нетерпеливо кивнул Данька.
— Второй замысел именуется «Подкова», хозяин. Выкрасть задумано м-м… дочку ледянского купца Кнута Сизого, дабы сей купец более на Русь не ходил и жеребцами в Опеке не торговал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Ключик, миленький! Ключик, ха-ха!
Действительно, ключ, удивился я. Хмыкнул и полез внутрь шатра. Вот ведь недетская мудрость! Порой в смешных загадках таится целая бездна здравого смысла. Все верно: бородка ключа находится в скважине, а хвостик-цевьецо, длинная рукояточка, — торчит наружу. Кто повернет ключ — обернет, то есть окрутит, обручит незамужнюю девицу — тот и войдет в горницу…
Войдет в горницу!
Часовой катафракт, уже распахнувший передо мной завесы шатра, беспокойно заморгал:
— Высокий князь… Что с тобой?
Вместо ответа я подскочил и… порывисто обнял его за плечи:
— Отлично, любезный! Я в полном порядке! Все просто чудесно!
И расхохотался от души. Вбежал внутрь, в матовый желтый сумрак, под колеблющиеся своды шатра. Плеснул пьяного меда в кубок, резко обернулся:
— Ступайте на холм, где катапульты. Разбудите наследника. Передайте, что я разгадал загадку.
Через минуту Данька ворвался в шатер — злобно-веселый, шумный, красный:
— Не даешь поспать! Ну, рассказывай!
— Все очень просто, Даня. — Я поджал обагренные губы в лукавой улыбке. — Тонкий золотой ключик на малиновом кушаке — стройная белокурая барышня, носящая изящный поясок розового цвета. Или розовую ленту в косе. Схоронилась в светлом тереме, залезла под кровать и плачет. Кто на ней женится — тот и будет властелином славянства. Вот тебе и «возлюбленный ключ» от города!
И я рассказал загадку про ключик.
— А почему коса на улице? — нахмурился Каширин.
— Не понимаешь? — удивился я. — Здесь у них ключи очень длинные, не то что в Москве. Бородка находится внутри скважины — в «тесной горнице». А цевьецо — снаружи, то есть как бы уже «на улице».
— Это понятно, — раздраженно мигнул Данька. — Но почему у реальной девки-то коса на улице? В окно, что ли, она ее высунула? Неужто такая длинная коса?
— Вряд ли. — Я немного растерялся. — Может быть, коса — не коса, а… коса? В смысле — которой косят? Или, скажем, коса — это… символ смерти?
Задумчиво похмыкивая, почесывая крепкий затылок, Данька не спеша подошел к одной из лавок, расставленных вдоль стенок шатра. На этой лавке были еще утром разложены вещественные доказательства Плескуновых злодеяний — волшебная дребедень, обнаруженная в недрах его заплечного мешка-горба. Поверх расстеленных чистеньких рушничков темнели удивительно грязные вещи: дохлые пауки, нетопыри, мертвые волосы и засушенные гады.
— Смерть с косой уже на улице, — пробормотал я. — Девке что-то угрожает, поэтому и под кровать забилась? Так, что ли?
Молчание. Каширин грузно склонился над вещами, не отвечает.
— Данила?
— Слышь, князь Алеша… Подь-ка сюда.
Я отставил кубок на шаткий столик, приблизился.
— Гляди. Это вот… что такое? — Каширин показал скрюченным пальцем на нечто желтое, мутно-золотистое, похожее на растрепавшийся обрубок нетолстого каната.
— Ф-фу… — Я поморщился. — Парик какой-то.
Данька протянул руку — осторожно, как спящую змею, взял и приподнял над скамейкой длинную связку спутанных женских волос — светлую девичью косу, грязную и пыльную, захватанную чужими руками, в каких-то сорных чешуйках и мертвых муравьях.
— Это не парик, — сказал Данька. — Коса девичья. Отрублена, видать.
— Даня! А что, если…
— Во-во. Небось неспроста ее Плескун в рюкзаке таскает. Так и получается: девица дома сидит, в тесном тереме. А коса ее — отдельно, на улице. Ишь хитрец… рукоятку от ключа уже нащупал, при себе таскает!
— Узнать бы, Даня, чья это коса.
— А сейчас мы у дурачка спросим.
Мигом привели Плескуна — все это время он сидел поблизости, у самого входа в шатер. Как обычно, прибежал следом за Данькой — как собачка. И внутрь пролез бы за обожаемым хозяином, да охрана не пропускала.
— Чья это коса, Плескун?
Пуская пену, заикаясь и кашляя, отвечает:
— Коса… м-м… кх! Метанки-полуденицы, хозяин.
— Кто такая?
— Приемная дочь… кхе-кх! Дочь боярина Катомы, хозяин.
— Откуда коса у тебя?
— Отрубил сию косу княжич Рогволод-посвист… м-м… в знак владения м-м… Метанкою, хозяин. Кхех! От Рогволода ко мне попала, хозяин.
— Ну точно. — Я щелкнул пальцами. — Эту косицу я видел на древке! Во время битвы за алыберские ладьи! Вспомнил теперь. Видишь, Даня: не просто коса, а разбойничий стяг. Теперь отвечай нам, Плескун, зачем ты ее при себе носишь? С какой целью?
Молчит сумасшедший чародей. Будто не слышит меня: улыбается Даньке, заламывает сухие руки с желтыми ногтями и жмурится от обожания.
— Данила, спроси его, — поморщился я.
— Отвечай, сволочь! — негромко рявкнул Каширин. — Зачем косу в мешке таскаешь?
— По велению… кха! Самого Сварога, хозяин.
— По его личному распоряжению? Зачем?
— Не знаю, хозяин. M-м… Велено при себе иметь… М-м… Для скорой надобности.
— Гм, — сказал я. — Непростая, должно быть, вещица.
— Да и девка непростая, — заметил Данила. — Дочь самого посадника!
Я пригубил из кубка: осторожно уязвил язык пряной горечью, покалывающей и терпкой. Подумав, молвил:
— Вот что, любезный Данила. Кажется, мы вплотную приблизились к разгадке ребуса. Белокурая дочка властовского посадника, чья золотая коса находится отдельно от хозяйки, сидит в тесном тереме, забилась под кровать и плачет… Эта девушка и есть золотой ключик. Добившись ее любви, можно стать тестем Катомы и — фактически — новым хозяином Властова.
— Думаешь, Чурила задумал ее окрутить?
— Именно. Путь к власти через любовь! От коханства к коганству, через женское тело к престолу. Кажется, логично. Чурила хочет очаровать Метанку, чтобы…
— Или выкрасть.
— Прошу прощения?
— Выкрасть! — твердо повторил Данька. — Плескун что-то вякал о планах похищения заложников…
— Уфф… — Мне стало почти жарко от волнения. — Горячо, Данька, очень горячо… Чувствую — мы у цели!
— Отвечай, гнида! — Наследник Данька обернулся к бритому чародею. — Какие Сварог замышляет похищения? Меня интересуют люди, а не вещественные ценности. Говори!
— О хозяин… О, я поведаю с радостью, хозяин! — поспешно забормотал новоиспеченный зомби. — Все как есть, хозяин! Известно мне… м-м… про восемь замыслов…
— Восемь! — В легком ужасе я всплеснул руками.
— Первый замысел, прозвищем «Туесок», о похищении… кхеххх-кха! Двух или трех девок из племени яричей… м-м… у деревни Изгибица. M-м… Замыслено для возмущения яричей против соседнего народа — боровичей, хозяин. Девки пойдут по ягоды, нужно… кха! устроить засаду. Срок исполнения — лешая седмица, накануне юной луны… м-м… при шестой звезде налево от Спиц, в третий час ехидны…
— Дальше, — нетерпеливо кивнул Данька.
— Второй замысел именуется «Подкова», хозяин. Выкрасть задумано м-м… дочку ледянского купца Кнута Сизого, дабы сей купец более на Русь не ходил и жеребцами в Опеке не торговал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107