я из его горла.
Под печи обжигал, и его искалеченные ноги вдруг обрели живость. Прыгая, падая, он бросался из стороны в сторону, плоть его обуглилась и почернела. В огне он видел лица: две карги и девчонка насмехались над ним.
Опять погребальный огонь, но это какая-то ужасная ошибка. Он завопил, губы его тлели и дымились, вонь его собственной горящей кожи била ему в нос.
— Я не умер, это ошибка!
Они что-то кричали ему в ответ, теперь он ясно видел их лица: Мари и Мэри, больше не голодающие карги, а снова молодые и красивые, они дразнили его своей наготой. И Идис, все такая же отвратительная, осыпала его руганью, потому что он был бессилен наказать ее: "Ты не умер, Зок, но скоро умрешь! Сгоришь заживо!
— Спасите меня!
Заслонка печи все еще была открыта, он мог видеть их. Его тлеющие ноги лежали на полу, он испытывал муки, потому что не утратил надежду. Собравшись с силами, напрягшись, он бросил тело вперед.
Казалось, что этот прыжок длился вечность. Он бросился к своим мучительницам, но они внезапно исчезли, заслоненные еще одной стеной, качнувшейся вовнутрь: чугунный четырехугольник с силой ударил его, толкнул его на раскаленный докрасна под печи.
Гулкий звук, и заслонка печи, лязгнув, закрылась навсегда, отставив его, вопящего, медленно горящего, задыхающегося от вони собственной тлеющей плоти. Глухой и немой, он не слышал собственного шипения; ослепший, он не видел раскаленных добела стен.
Мари, Мэри и Идис с нетерпением ждали у старой печи, полуобезумевшие от запаха жареного мяса, доносившегося до них сквозь неплотно прикрытую заслонку.
24
Это были Саманта и Дебби, он узнал их силуэты в полутьме, по тому, как они проскользнули в дверь и приблизились к его постели. Обе были обнаженные — как и он сам — он и не ожидал от них ничего другого.
Он почувствовал их запах, какой-то мускусный аромат, под стать их чувственным движениям; охотницы, подкрадывающиеся к добыче. Обнажив в улыбке белые зубы, они коснулись его нежными пальцами, уселись рядом с ним на постель.
Фрэнк напрягся; вся грубость, которую он заготовил для своих непрошенных гостей, куда-то пропала. Но он испытывал беспокойство, подозревая обман. Или еще одну трагедию. Рут, затем Джанет. Кто следующий? Он спросил: «Где Эллен?»
— Спит, — Саманта рассмеялась. — Слава Богу! Нам здесь дети не нужны, правда, Фрэнк?
Он знал, зачем они пришли, и на этот раз он не собирался сопротивляться. Он весь дрожал от волнения и желания. Дважды его обвели вокруг пальца, соблазнили; на этот раз он будет повелевать. Если он обречен провести всю оставшуюся жизнь на острове Альвер с ними, он намерен предаваться наслаждениям. Он не собирался быть рабом их чувственных утех.
Когда Саманта наклонилась над ним, он поднялся и притянул ее к себе. Губы ее были мягкие и податливые, но удивительно холодные. Она застонала и потерлась о его грудь, когда его язык скользнул ей в рот. Аромат ее тела был так силен, что у него закружилась голова.
Во время их долгого, страстного поцелуя он почти забыл о младшей, как вдруг почувствовал ее мягкое прикосновение в нижней части своего тела: она ласкала его нежно, но страстно. И потом он почувствовал ее губы, такие же холодные, как и у ее матери.
Его любовницы тихо стонали, жаждали его тела, но Саманта была уверена в своем праве быть первой. Оттолкнув дочь в сторону, она опустилась на Фрэнка, сильно нажимая на него, выгибая спину, громко крича от наслаждения.
Запах ее пота смешался с мускусом, старая кровать заскрипела, протестуя. Саманта содрогнулась, извиваясь, обхватила его тело коленями, словно всадница, опасающаяся, что конь сбросит ее. Дебби еле дождалась своей очереди; она быстро заняла место матери. Она скакала на нем с такой горячностью, как если бы это была скачка на время, и она опаздывала к финишу.
Фрэнк боролся с изнеможением, потому что они не давали ему отдохнуть, тихо ругая друг друга, деля его между собой. Он знал, что у него иссякли силы, потому что они требовали слишком многого.
Они стояли рядом с ним на коленях по обе стороны, вынужденные признать, что он больше не в состоянии утолить их неукротимую страсть. Их тела блестели, волосы были спутаны, и они все еще ласкали его, надеясь, что вызовут у него желание.
— Спустимся вниз, — наконец прошептала Саманта.
— Я бы лучше поспал, — ответил он, зевая, и добавил: — После такого!
— Нет, пошли вниз! — повторила Саманта. — Что-нибудь поедим.
— Ты разве забыла? — спросил Фрэнк, удивившись. — У нас нет еды. Я должен зарезать овцу завтра утром.
— Мы уже кое-что нашли, — она поманила его пальцем, по-девчоночьи дразня его.
— Где?
— Пошли и сам увидишь, Фрэнк!
Он стал было искать одежду, но они схватили его за руки, как любовницы, каждая не желающая отпускать своего мужчину, чтобы другая не украла его. Они вывели его на площадку, все еще держа за руки, спустились по лестнице — Саманта шла впереди, Дебби сзади.
«Рэйбэрн» погасла, но огонь ярко горел в печи для выпечки хлеба, и ее заслонка была приоткрыта. Он почувствовал жар печи, почти невыносимый, как будто дракон выпустил на него пламя из пасти, пытаясь заставить его отступить.
Внезапно он испытал смятение и невольно прикрылся руками, зная, что покраснел. Эллен была не в своей самодельной постели, она стояла у печи, выжидая, как будто что-то пеклось внутри, и она готовилась это что-то достать. Черт, подумал он, надо было настоять на своем и одеться, прежде чем идти сюда с ними.
— Он так крепко спал, мы еле его разбудили! — Саманта хохотнула, как будто и не надеялась, что младшая дочь ей поверит. — Ну, как там печь?
— Раскалилась докрасна, — глаза Эллен блестели, и она исподтишка хитро посмотрела на Фрэнка. — Она готова, мама.
— Отлично, — Саманта крепко взяла Фрэнка за одно запястье, Дебби — за другое, обе держали его с такой силой, что кожу его пощипывало.
— Тогда открой ее, Эллен, и пусть он увидит!
В ее тоне было что-то такое, что вызвало сигнал тревоги в сознании Фрэнка. Это был злорадный голос, а не обещающий что-то вкусное на ужин. И то, как они держали его, как будто он был их пленником. Он отметил еще и другие странные, на первый взгляд незначительные вещи. Им не нужно было готовить еду в этой большой печи, даже разжигать ее, для этого лучше бы подошла «Рэйбэрн». Если они действительно отыскали еду, то почему они не сказали ему об этом перед тем, как он пошел в спальню или раньше? Он не мог представить, что они смогли отыскать, но зачем делать из этого секрет?
Он напрягся, подозревая неладное, собрал все силы, и как раз в этот миг девчонка широко распахнула заслонку печи. Показалась каменная камера, стенки которой раскалились докрасна от жара огня; размером она была с современный большой морозильник. Достаточно большой для того, чтобы в ней зажарить целиком свинью или овцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Под печи обжигал, и его искалеченные ноги вдруг обрели живость. Прыгая, падая, он бросался из стороны в сторону, плоть его обуглилась и почернела. В огне он видел лица: две карги и девчонка насмехались над ним.
Опять погребальный огонь, но это какая-то ужасная ошибка. Он завопил, губы его тлели и дымились, вонь его собственной горящей кожи била ему в нос.
— Я не умер, это ошибка!
Они что-то кричали ему в ответ, теперь он ясно видел их лица: Мари и Мэри, больше не голодающие карги, а снова молодые и красивые, они дразнили его своей наготой. И Идис, все такая же отвратительная, осыпала его руганью, потому что он был бессилен наказать ее: "Ты не умер, Зок, но скоро умрешь! Сгоришь заживо!
— Спасите меня!
Заслонка печи все еще была открыта, он мог видеть их. Его тлеющие ноги лежали на полу, он испытывал муки, потому что не утратил надежду. Собравшись с силами, напрягшись, он бросил тело вперед.
Казалось, что этот прыжок длился вечность. Он бросился к своим мучительницам, но они внезапно исчезли, заслоненные еще одной стеной, качнувшейся вовнутрь: чугунный четырехугольник с силой ударил его, толкнул его на раскаленный докрасна под печи.
Гулкий звук, и заслонка печи, лязгнув, закрылась навсегда, отставив его, вопящего, медленно горящего, задыхающегося от вони собственной тлеющей плоти. Глухой и немой, он не слышал собственного шипения; ослепший, он не видел раскаленных добела стен.
Мари, Мэри и Идис с нетерпением ждали у старой печи, полуобезумевшие от запаха жареного мяса, доносившегося до них сквозь неплотно прикрытую заслонку.
24
Это были Саманта и Дебби, он узнал их силуэты в полутьме, по тому, как они проскользнули в дверь и приблизились к его постели. Обе были обнаженные — как и он сам — он и не ожидал от них ничего другого.
Он почувствовал их запах, какой-то мускусный аромат, под стать их чувственным движениям; охотницы, подкрадывающиеся к добыче. Обнажив в улыбке белые зубы, они коснулись его нежными пальцами, уселись рядом с ним на постель.
Фрэнк напрягся; вся грубость, которую он заготовил для своих непрошенных гостей, куда-то пропала. Но он испытывал беспокойство, подозревая обман. Или еще одну трагедию. Рут, затем Джанет. Кто следующий? Он спросил: «Где Эллен?»
— Спит, — Саманта рассмеялась. — Слава Богу! Нам здесь дети не нужны, правда, Фрэнк?
Он знал, зачем они пришли, и на этот раз он не собирался сопротивляться. Он весь дрожал от волнения и желания. Дважды его обвели вокруг пальца, соблазнили; на этот раз он будет повелевать. Если он обречен провести всю оставшуюся жизнь на острове Альвер с ними, он намерен предаваться наслаждениям. Он не собирался быть рабом их чувственных утех.
Когда Саманта наклонилась над ним, он поднялся и притянул ее к себе. Губы ее были мягкие и податливые, но удивительно холодные. Она застонала и потерлась о его грудь, когда его язык скользнул ей в рот. Аромат ее тела был так силен, что у него закружилась голова.
Во время их долгого, страстного поцелуя он почти забыл о младшей, как вдруг почувствовал ее мягкое прикосновение в нижней части своего тела: она ласкала его нежно, но страстно. И потом он почувствовал ее губы, такие же холодные, как и у ее матери.
Его любовницы тихо стонали, жаждали его тела, но Саманта была уверена в своем праве быть первой. Оттолкнув дочь в сторону, она опустилась на Фрэнка, сильно нажимая на него, выгибая спину, громко крича от наслаждения.
Запах ее пота смешался с мускусом, старая кровать заскрипела, протестуя. Саманта содрогнулась, извиваясь, обхватила его тело коленями, словно всадница, опасающаяся, что конь сбросит ее. Дебби еле дождалась своей очереди; она быстро заняла место матери. Она скакала на нем с такой горячностью, как если бы это была скачка на время, и она опаздывала к финишу.
Фрэнк боролся с изнеможением, потому что они не давали ему отдохнуть, тихо ругая друг друга, деля его между собой. Он знал, что у него иссякли силы, потому что они требовали слишком многого.
Они стояли рядом с ним на коленях по обе стороны, вынужденные признать, что он больше не в состоянии утолить их неукротимую страсть. Их тела блестели, волосы были спутаны, и они все еще ласкали его, надеясь, что вызовут у него желание.
— Спустимся вниз, — наконец прошептала Саманта.
— Я бы лучше поспал, — ответил он, зевая, и добавил: — После такого!
— Нет, пошли вниз! — повторила Саманта. — Что-нибудь поедим.
— Ты разве забыла? — спросил Фрэнк, удивившись. — У нас нет еды. Я должен зарезать овцу завтра утром.
— Мы уже кое-что нашли, — она поманила его пальцем, по-девчоночьи дразня его.
— Где?
— Пошли и сам увидишь, Фрэнк!
Он стал было искать одежду, но они схватили его за руки, как любовницы, каждая не желающая отпускать своего мужчину, чтобы другая не украла его. Они вывели его на площадку, все еще держа за руки, спустились по лестнице — Саманта шла впереди, Дебби сзади.
«Рэйбэрн» погасла, но огонь ярко горел в печи для выпечки хлеба, и ее заслонка была приоткрыта. Он почувствовал жар печи, почти невыносимый, как будто дракон выпустил на него пламя из пасти, пытаясь заставить его отступить.
Внезапно он испытал смятение и невольно прикрылся руками, зная, что покраснел. Эллен была не в своей самодельной постели, она стояла у печи, выжидая, как будто что-то пеклось внутри, и она готовилась это что-то достать. Черт, подумал он, надо было настоять на своем и одеться, прежде чем идти сюда с ними.
— Он так крепко спал, мы еле его разбудили! — Саманта хохотнула, как будто и не надеялась, что младшая дочь ей поверит. — Ну, как там печь?
— Раскалилась докрасна, — глаза Эллен блестели, и она исподтишка хитро посмотрела на Фрэнка. — Она готова, мама.
— Отлично, — Саманта крепко взяла Фрэнка за одно запястье, Дебби — за другое, обе держали его с такой силой, что кожу его пощипывало.
— Тогда открой ее, Эллен, и пусть он увидит!
В ее тоне было что-то такое, что вызвало сигнал тревоги в сознании Фрэнка. Это был злорадный голос, а не обещающий что-то вкусное на ужин. И то, как они держали его, как будто он был их пленником. Он отметил еще и другие странные, на первый взгляд незначительные вещи. Им не нужно было готовить еду в этой большой печи, даже разжигать ее, для этого лучше бы подошла «Рэйбэрн». Если они действительно отыскали еду, то почему они не сказали ему об этом перед тем, как он пошел в спальню или раньше? Он не мог представить, что они смогли отыскать, но зачем делать из этого секрет?
Он напрягся, подозревая неладное, собрал все силы, и как раз в этот миг девчонка широко распахнула заслонку печи. Показалась каменная камера, стенки которой раскалились докрасна от жара огня; размером она была с современный большой морозильник. Достаточно большой для того, чтобы в ней зажарить целиком свинью или овцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48