Я оказался тщеславным, и в этом моя ошибка.
— Эй, Фишер, сводить собачек всю жизнь может любой придурок. Ты сделал то, что хотел, изобрел что-то свое. Я уважаю тебя за это.
— Спасибо за поддержку, — мягко поблагодарил Фишер.
— Я говорю искренне. Я и фильмы снимаю искренне, никогда не лицемерю в работе.
Фишер опустил глаза.
— Может, ты бы добился большего коммерческого успеха, если бы лицемерил.
— Я делаю такое кино, какое хочу, никаких компромиссов. Я свободный художник, против природы не попрешь.
— Ты редкий человек. Настоящая личность. — Фишер встал, поправил свой красный костюм и через вереницу разноцветных комнат провел Ролло в синюю.
— Bay! — Ролло огляделся. Стены, потолок и ковер были одинакового глубокого синего цвета. Сюда не доносились ни шторм, ни гром. И не виделось молнии.
— Так лучше? — спросил Фишер.
Ролло сел на ковер, медленно вдыхая синий воздух и чувствуя, как спокойствие наполняет все его тело. Страшные картины надвигающегося Акулы и агрессивной Пилар отступили. Ролло смотрел на синий цвет, позволяя ему вытеснить все лишнее из своего сознания.
— Оставайся сколько хочешь, — сказал Фишер, закрывая за собой дверь.
Ролло лег на пол и посмотрел в синий потолок. Хотелось плыть по волнам, окунаясь в глубины мироздания.
Глава 16
Голые ноги Джимми утопали в мягком влажном песке. Он подошел к воде, держа ботинки в руке. Хотел с утра пораньше удивить еще лежащего в постели Джонатана, застать его врасплох, но экономка сообщила, что тот отсутствует. Она не стала беспокоить Оливию, но добавила, что мистер Гейдж ушел на пляж.
Жилище Джонатана стояло на самом юге Ньюпорта. Пляж возле дорогих домов наполнялся людьми лишь к полудню, а пока оставался пустынным. После вчерашнего дождя песок был усеян пластиковыми бутылками, водорослями и ракушками. Джимми заметил теннисную туфлю, одиноко качавшуюся на волнах у берега. Она навеяла ему грустные мысли обо всех утонувших в водах океана. Вдалеке у воды Джимми увидел Джонатана. Поднимающееся солнце озарило его желтым цветом, и казалось, что его брат сделан из чистого золота.
Джимми подошел ближе. Холодная вода обжигала ноги, и он удивился, как Джонатан не мерзнет.
Тот был одет в белоснежный купальный костюм, который обычно надевал для утренних занятий йогой. Он стоял на одной ноге, другую держал правой рукой, а левую протянул к небу. Его нога наполовину утопала в воде, но Джонатан прекрасно сохранял равновесие.
Джимми содрогнулся от одного его вида. Ему сразу захотелось вернуться домой и выпить чашечку кофе с Дезмондом, почитывая газету. А потом Дезмонд отправился бы к своему компьютеру, а Джимми начал обзванивать редакции в поисках места внештатника. Но теперь придется торчать на холодном утреннем пляже. Джимми потерял сон с той ночи, когда обнаружил снимки. Его терзали кошмары. Даже просыпаясь, он не мог избавиться от тягостных видений. Джонатан был единственным человеком, способным ответить на тревожившие его вопросы.
Медленно меняя одну королевскую позу на другую, Джонатан встал на колени и закрыл глаза, словно его окружали не ледяные волны океана, а теплая вода в пенной ванне.
— Не вставай до самого прилива! — громко сказал Джимми.
Джонатан открыл глаза, медленно поднялся и повернулся к Джимми. Его тело казалось таким же белым, как и купальный костюм. На коже не было ни одного волоска. В глазах отражались водные блики. Только маленькие сжавшиеся соски и покрасневшие мочки выдавали, что Джонатан замерз.
— Как ты нашел меня? Оливия сказала?
— А что, ты против?
— Нет, просто удивился бы этому. Она осталась недовольна твоим поведением на вечеринке.
На берегу вскрикнула чайка, и Джонатан посмотрел, как она ныряет в океан, а затем снова появляется в воздухе с рыбой в клюве.
— Чего ты хочешь, Джеймс? — устало спросил он.
Джимми подошел к кромке воды. Возле пупка Джонатана он заметил небольшой изогнутый шрам. Джонатан тронул его, словно читая мысли брата.
— Один из твоих подарков, — печально произнес он.
— Не надо было дергаться.
— Я не дергался! Я дышал!
— Вот и не надо было.
Джонатану тогда исполнилось тринадцать, а Джимми двенадцать. Они играли в «дрожь», их особую игру на смелость и выдержку. Джонатан проиграл соревнование на эрудицию — не решил задачку по математике и не назвал всех президентов США — и за это подвергся испытанию. Он должен был стоять смирно и смотреть в никуда, пока Джимми размахивал перед ним острейшим ножом. Джимми сделал резкий выпад, взмахнув ножом, словно мечом. Джонатан вздрогнул. Он даже не вскрикнул, когда брат порезал его, а как бы задохнулся. Хлынула кровь. На рану наложили пятнадцать швов. На этом их игра не прекратилась, а с каждым годом приобретала все новые, причудливые, формы.
— Так чего ты хочешь? — повторил свой вопрос Джонатан.
— Слушай, если мы снова играем в «дрожь», то предупреди меня об этом. Иначе это нечестно.
— О! Честность! — Джонатан коснулся другого шрама, поменьше, на плече. — Я сохранил все эти метки. А у тебя ни одного шрама, Джеймс. Разве это честно?
— Это говорит лишь о том, что ты дрогнул, а я нет.
— Может, ты просто доверял мне больше, чем я тебе? — Джонатан провел рукой по своему плоскому мускулистому животу. — Я до сих пор помню, как мы играли однажды летом перед школой. Была моя очередь, и я приложил мамин разделочный нож к твоему горлу. Тесак оказался невыносимо тяжелым, и мне пришлось держать его двумя руками. Ты стоял весь мокрый от пота, но даже не шелохнулся. Мы оба проявили потрясающую выдержку и самоконтроль, хотя наши жизни и висели на волоске. Это был один из самых прекрасных моментов нашей юности. Что произошло с тобой с тех пор, Джеймс?
— Ты боишься меня. Не знаю почему, но чувствую, что это так, — сказал Джимми.
Джонатан медленно лег в набегающие на берег волны.
— Я наслаждаюсь чувством самоконтроля, которое дает мне йога. Полное очищение плоти и сознания и строжайшая дисциплина. Тебе тоже стоит попробовать.
— А мне нравятся простые телесные удовольствия. Такие горячие и сочные, с двойной порцией картофеля фри. И совсем не хочется от них отказываться.
— Жаль... — Джонатан поднялся и вышел на берег. Солнце играло на его мокрой коже, а лицо напоминало маску. — Тебе не хватает тяги к самосовершенствованию. Совершенствование в йоге, как и в хирургии, достигается за счет жесткого самоконтроля и бесконечного повторения.
— Да клал я на этот перфекционизм. Мне вот сегодня ночью приснился сон: ты был в моей комнате, стоял над кроватью.
— И поэтому ты пришел? Из-за дурного сна?
— Но он казался таким реалистичным. Проснувшись, я удивился, что тебя нет рядом.
— Я не знаю, где ты живешь. — Джонатан тряхнул головой, и капли воды скатились по его плечам, поблескивая, словно жемчужины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Эй, Фишер, сводить собачек всю жизнь может любой придурок. Ты сделал то, что хотел, изобрел что-то свое. Я уважаю тебя за это.
— Спасибо за поддержку, — мягко поблагодарил Фишер.
— Я говорю искренне. Я и фильмы снимаю искренне, никогда не лицемерю в работе.
Фишер опустил глаза.
— Может, ты бы добился большего коммерческого успеха, если бы лицемерил.
— Я делаю такое кино, какое хочу, никаких компромиссов. Я свободный художник, против природы не попрешь.
— Ты редкий человек. Настоящая личность. — Фишер встал, поправил свой красный костюм и через вереницу разноцветных комнат провел Ролло в синюю.
— Bay! — Ролло огляделся. Стены, потолок и ковер были одинакового глубокого синего цвета. Сюда не доносились ни шторм, ни гром. И не виделось молнии.
— Так лучше? — спросил Фишер.
Ролло сел на ковер, медленно вдыхая синий воздух и чувствуя, как спокойствие наполняет все его тело. Страшные картины надвигающегося Акулы и агрессивной Пилар отступили. Ролло смотрел на синий цвет, позволяя ему вытеснить все лишнее из своего сознания.
— Оставайся сколько хочешь, — сказал Фишер, закрывая за собой дверь.
Ролло лег на пол и посмотрел в синий потолок. Хотелось плыть по волнам, окунаясь в глубины мироздания.
Глава 16
Голые ноги Джимми утопали в мягком влажном песке. Он подошел к воде, держа ботинки в руке. Хотел с утра пораньше удивить еще лежащего в постели Джонатана, застать его врасплох, но экономка сообщила, что тот отсутствует. Она не стала беспокоить Оливию, но добавила, что мистер Гейдж ушел на пляж.
Жилище Джонатана стояло на самом юге Ньюпорта. Пляж возле дорогих домов наполнялся людьми лишь к полудню, а пока оставался пустынным. После вчерашнего дождя песок был усеян пластиковыми бутылками, водорослями и ракушками. Джимми заметил теннисную туфлю, одиноко качавшуюся на волнах у берега. Она навеяла ему грустные мысли обо всех утонувших в водах океана. Вдалеке у воды Джимми увидел Джонатана. Поднимающееся солнце озарило его желтым цветом, и казалось, что его брат сделан из чистого золота.
Джимми подошел ближе. Холодная вода обжигала ноги, и он удивился, как Джонатан не мерзнет.
Тот был одет в белоснежный купальный костюм, который обычно надевал для утренних занятий йогой. Он стоял на одной ноге, другую держал правой рукой, а левую протянул к небу. Его нога наполовину утопала в воде, но Джонатан прекрасно сохранял равновесие.
Джимми содрогнулся от одного его вида. Ему сразу захотелось вернуться домой и выпить чашечку кофе с Дезмондом, почитывая газету. А потом Дезмонд отправился бы к своему компьютеру, а Джимми начал обзванивать редакции в поисках места внештатника. Но теперь придется торчать на холодном утреннем пляже. Джимми потерял сон с той ночи, когда обнаружил снимки. Его терзали кошмары. Даже просыпаясь, он не мог избавиться от тягостных видений. Джонатан был единственным человеком, способным ответить на тревожившие его вопросы.
Медленно меняя одну королевскую позу на другую, Джонатан встал на колени и закрыл глаза, словно его окружали не ледяные волны океана, а теплая вода в пенной ванне.
— Не вставай до самого прилива! — громко сказал Джимми.
Джонатан открыл глаза, медленно поднялся и повернулся к Джимми. Его тело казалось таким же белым, как и купальный костюм. На коже не было ни одного волоска. В глазах отражались водные блики. Только маленькие сжавшиеся соски и покрасневшие мочки выдавали, что Джонатан замерз.
— Как ты нашел меня? Оливия сказала?
— А что, ты против?
— Нет, просто удивился бы этому. Она осталась недовольна твоим поведением на вечеринке.
На берегу вскрикнула чайка, и Джонатан посмотрел, как она ныряет в океан, а затем снова появляется в воздухе с рыбой в клюве.
— Чего ты хочешь, Джеймс? — устало спросил он.
Джимми подошел к кромке воды. Возле пупка Джонатана он заметил небольшой изогнутый шрам. Джонатан тронул его, словно читая мысли брата.
— Один из твоих подарков, — печально произнес он.
— Не надо было дергаться.
— Я не дергался! Я дышал!
— Вот и не надо было.
Джонатану тогда исполнилось тринадцать, а Джимми двенадцать. Они играли в «дрожь», их особую игру на смелость и выдержку. Джонатан проиграл соревнование на эрудицию — не решил задачку по математике и не назвал всех президентов США — и за это подвергся испытанию. Он должен был стоять смирно и смотреть в никуда, пока Джимми размахивал перед ним острейшим ножом. Джимми сделал резкий выпад, взмахнув ножом, словно мечом. Джонатан вздрогнул. Он даже не вскрикнул, когда брат порезал его, а как бы задохнулся. Хлынула кровь. На рану наложили пятнадцать швов. На этом их игра не прекратилась, а с каждым годом приобретала все новые, причудливые, формы.
— Так чего ты хочешь? — повторил свой вопрос Джонатан.
— Слушай, если мы снова играем в «дрожь», то предупреди меня об этом. Иначе это нечестно.
— О! Честность! — Джонатан коснулся другого шрама, поменьше, на плече. — Я сохранил все эти метки. А у тебя ни одного шрама, Джеймс. Разве это честно?
— Это говорит лишь о том, что ты дрогнул, а я нет.
— Может, ты просто доверял мне больше, чем я тебе? — Джонатан провел рукой по своему плоскому мускулистому животу. — Я до сих пор помню, как мы играли однажды летом перед школой. Была моя очередь, и я приложил мамин разделочный нож к твоему горлу. Тесак оказался невыносимо тяжелым, и мне пришлось держать его двумя руками. Ты стоял весь мокрый от пота, но даже не шелохнулся. Мы оба проявили потрясающую выдержку и самоконтроль, хотя наши жизни и висели на волоске. Это был один из самых прекрасных моментов нашей юности. Что произошло с тобой с тех пор, Джеймс?
— Ты боишься меня. Не знаю почему, но чувствую, что это так, — сказал Джимми.
Джонатан медленно лег в набегающие на берег волны.
— Я наслаждаюсь чувством самоконтроля, которое дает мне йога. Полное очищение плоти и сознания и строжайшая дисциплина. Тебе тоже стоит попробовать.
— А мне нравятся простые телесные удовольствия. Такие горячие и сочные, с двойной порцией картофеля фри. И совсем не хочется от них отказываться.
— Жаль... — Джонатан поднялся и вышел на берег. Солнце играло на его мокрой коже, а лицо напоминало маску. — Тебе не хватает тяги к самосовершенствованию. Совершенствование в йоге, как и в хирургии, достигается за счет жесткого самоконтроля и бесконечного повторения.
— Да клал я на этот перфекционизм. Мне вот сегодня ночью приснился сон: ты был в моей комнате, стоял над кроватью.
— И поэтому ты пришел? Из-за дурного сна?
— Но он казался таким реалистичным. Проснувшись, я удивился, что тебя нет рядом.
— Я не знаю, где ты живешь. — Джонатан тряхнул головой, и капли воды скатились по его плечам, поблескивая, словно жемчужины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66