— Он кивнул на валяющийся на полу нож и с любопытством посмотрел, как от этих его слов глаза Воловикова совсем обезумели — тот, очевидно, воспринял просвистевшую рядом полоску отточенной стали как нечто виртуальное, происходящее где-то в параллельном мире, и только сейчас начинал понимать, что и сам что был на волосок от гибели. — А этот «добрый старик», сам, лично, знаешь сколько отправил на тот свет таких вот, вроде тебя? И до сих пор, кстати, числится в розыске. Наше счастье, что он маленько сноровку потерял, глазомер на старости лет подводить стал…
— И заслышав громкий топот по коридору, повысил голос:
— Ладно, все! Концерт считайте оконченным. Выметайтесь, выметайтесь отсюда… — Он принялся грубо выталкивать обоих за дверь, освобождая дорогу подбегающему Бугаю.
— Стреляли здесь, шеф? — Сжимая в лапе пистолет, тот с настороженностью хищника шарил глазами по сторонам, сразу профессионально сбросив со счетов Филипыча как возможного противника. Не найдя никого и ничего, что могло бы угрожать безопасности патрона, он с облегчением убрал пистолет в кобуру, точно такую же, как и у Мышастого, только скрытую не под пиджаком, а под легкой курткой, и, подняв валяющийся рядом нож, с любопытством повертел его в руках:
— Его работа?
— Он кивнул на старика, моментально сообразив, как все могло произойти.
— Да, — ответил Мышастый, радуясь появлению хоть одного здравомыслящего человека, не ахающего и не заикающегося при виде всего лишь какого-то дохлого уркагана. — Совсем оборзел, старый козел. На меня руку поднял.
— Да я ведь давно к нему присматривался, хозяин, все хотел вам сказать, что больно уж ненадежная он бестия.
Взгляд у него был такой, знаете… В общем, весь себе на уме. Еще раньше надо было бы от него избавиться, да только я не лез к вам с советами, не мое вроде это дело… Ну а с этой падалью что делать? — Он имел в виду застывшего неподвижно, мокнущего в собственной луже «санитара».
— Ты вообще у меня молодец, Афанасьевич, — похвалил Мышастый боцмана. — Всегда все ловишь на лету, хотя с виду похож на тугодума. А этого… Убери-ка ты это дерьмо, возьми людей Скелета, да выловите второго, куда он там слинял. Запри обоих в милицейскую камеру, там есть такая, с глазком, найдешь. И пусть сидят, пока я не придумаю, как с ними поступить. Да, если станут сопротивляться, врежьте им от души, чтоб впредь неповадно было. — И подумав, добавил:
— А не будут сопротивляться — все равно врежьте. Да покрепче.
— Это можно! — одобрительно отозвался Бугай, и подскочив к «санитару», рявкнул:
— А ну, ты! Быстро встал, натянул штаны и пошел! — И схватив его за шиворот, потащил к выходу, подобно неодушевленному кулю. Тот не оказывал никаких попыток сопротивления, только отказавшие ноги мешали перемещению, они безжизненно волочились за своим хозяином по полу, оставляя мокрый след. Бугай тащил его с такой легкостью, словно тот был не легче мешка, набитого соломой.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Мышастый подошел к Ольге, которая так и лежала на спине неподвижно, словно происходящее вокруг никоим образом ее не касалось. По ней никак нельзя было понять, понимает ли она, что происходит, чувствует ли что-либо вообще. «Мерзавка даже не сочла нужным свести до сих пор согнутые в коленях ноги!» — закипел он, испытывая одновременно ярость, и, с другой стороны, непреодолимое желание овладеть ею тут же, немедленно, дав выход дурной, скопившейся в нем энергии. Та требовала немедленного выхода. Но делать это теперь, после какого-то старого пня, этого гнилозубого Филипыча? Он с отвращением представил, что где-то в глубине женского живота сейчас растекается влага предшественника и его передернуло от отвращения — что он, какой-нибудь Борюся, дождавшийся своей очереди?
— А ну, мерзавка! Вставай! — Он схватил Ольгу за волосы и рывком усадил на скамье. — Ты что же, потаскуха, под любого ложишься? Под любого, у кого на тебя встает? — Он с силой ударил ее по щеке:
— Шлюха!.. — Голова женщины мотнулась от удара второй раз, а она сидела, полная безразличия, даже не делая попыток прикрыть лицо руками. — Сука! — Мышастый не скупясь осыпал ее сильными пощечинами, испытывая самое настоящее чувство ревности и ощущая себя при этом невероятно глупо. Кто она ему, в конце концов? Просто красивое тело для забав, так при чем здесь какая-то дурацкая ревность? — Бесстыдница! Подстилка! Я твой единственный хозяин! Я! Только меня ты должна слушаться, только меня!.. — Ударив ее в последний раз, он ощутил усталость и, встряхнув женщину за плечи, заглянул ей в глаза, убедился, что они так и не приобрели осмысленности. — Да ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Ты, дрянь! — Ища выход своему раздражению, он обернулся и пнул ногой лежащего на полу Филипыча:
— Старый козел!
— Не трогай его, — неожиданно произнесла Ольга отрешенно. — Он мой дедушка. Он хороший.
— Что? — Мышастый не поверил своим ушам. — Что ты только что сказала?
— Он хороший, — убежденно повторила женщина, — он меня когда-то спас от смерти, помог бежать. Я его внучка.
— Ну, дура! — неожиданно развеселился он. — Ну дура!
Совсем ошизела… — И наконец осознав тщетность своих попыток достучаться до ее сознания, опять схватил Ольгу за волосы, грубо потянул на себя. — Вставай! Пошли! — И не давая женщине одеться, хотя та и сама не предпринимала попыток найти свой халат пусть даже взглядом, потащил ее за собой как есть, нагую, босиком…
— Сюда! — Он втащил Ольгу в комнату, использовавшуюся в последней стадии их игры в качестве отдельной палаты психиатрической лечебницы. — Сиди здесь! — Подтащив ее к кровати, он толкнул безвольное тело и разжал пальцы, наконец отпуская растрепавшиеся волосы. — Я еще придумаю, что с тобой делать!
Ты у меня еще попляшешь, мерзавка!.. — Заперев за собой дверь, он отправился в гостиную к Воловикову и Желябову, недоумевая, что же этот партсекретарь здесь натворил. Какое-то быдло уже внаглую пользуется девицей прямо у него под носом.
Устраивает любовь в очередь! Нет, это неслыханно! Каким же кретином нужно быть, чтобы допустить подобное?
Войдя в комнату и подсев к двум друзьям, которые — он ясно это видел — еще пребывали в состоянии шока, Мышастый первым делом налил себе сразу полстакана водки и залпом его осушил, чувствуя, что хмель от выпитого ранее, в связи с этими дурацкими событиями полностью выветрился из головы.
Только после этого он вскинул глаза на растерянно заморгавшего Желябова.
— Ну, что скажешь, партеец?
— Да… да не знаю. — Тот замялся. — Что мне говорить?
— Давай, поделись, что здесь, в конце концов, творится?
Значит, воскрешение Филипыча, как я вижу, ты организовал уже без нас. Воскрешение, да еще какое! Выход с цыганочкой, да и только!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
— И заслышав громкий топот по коридору, повысил голос:
— Ладно, все! Концерт считайте оконченным. Выметайтесь, выметайтесь отсюда… — Он принялся грубо выталкивать обоих за дверь, освобождая дорогу подбегающему Бугаю.
— Стреляли здесь, шеф? — Сжимая в лапе пистолет, тот с настороженностью хищника шарил глазами по сторонам, сразу профессионально сбросив со счетов Филипыча как возможного противника. Не найдя никого и ничего, что могло бы угрожать безопасности патрона, он с облегчением убрал пистолет в кобуру, точно такую же, как и у Мышастого, только скрытую не под пиджаком, а под легкой курткой, и, подняв валяющийся рядом нож, с любопытством повертел его в руках:
— Его работа?
— Он кивнул на старика, моментально сообразив, как все могло произойти.
— Да, — ответил Мышастый, радуясь появлению хоть одного здравомыслящего человека, не ахающего и не заикающегося при виде всего лишь какого-то дохлого уркагана. — Совсем оборзел, старый козел. На меня руку поднял.
— Да я ведь давно к нему присматривался, хозяин, все хотел вам сказать, что больно уж ненадежная он бестия.
Взгляд у него был такой, знаете… В общем, весь себе на уме. Еще раньше надо было бы от него избавиться, да только я не лез к вам с советами, не мое вроде это дело… Ну а с этой падалью что делать? — Он имел в виду застывшего неподвижно, мокнущего в собственной луже «санитара».
— Ты вообще у меня молодец, Афанасьевич, — похвалил Мышастый боцмана. — Всегда все ловишь на лету, хотя с виду похож на тугодума. А этого… Убери-ка ты это дерьмо, возьми людей Скелета, да выловите второго, куда он там слинял. Запри обоих в милицейскую камеру, там есть такая, с глазком, найдешь. И пусть сидят, пока я не придумаю, как с ними поступить. Да, если станут сопротивляться, врежьте им от души, чтоб впредь неповадно было. — И подумав, добавил:
— А не будут сопротивляться — все равно врежьте. Да покрепче.
— Это можно! — одобрительно отозвался Бугай, и подскочив к «санитару», рявкнул:
— А ну, ты! Быстро встал, натянул штаны и пошел! — И схватив его за шиворот, потащил к выходу, подобно неодушевленному кулю. Тот не оказывал никаких попыток сопротивления, только отказавшие ноги мешали перемещению, они безжизненно волочились за своим хозяином по полу, оставляя мокрый след. Бугай тащил его с такой легкостью, словно тот был не легче мешка, набитого соломой.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Мышастый подошел к Ольге, которая так и лежала на спине неподвижно, словно происходящее вокруг никоим образом ее не касалось. По ней никак нельзя было понять, понимает ли она, что происходит, чувствует ли что-либо вообще. «Мерзавка даже не сочла нужным свести до сих пор согнутые в коленях ноги!» — закипел он, испытывая одновременно ярость, и, с другой стороны, непреодолимое желание овладеть ею тут же, немедленно, дав выход дурной, скопившейся в нем энергии. Та требовала немедленного выхода. Но делать это теперь, после какого-то старого пня, этого гнилозубого Филипыча? Он с отвращением представил, что где-то в глубине женского живота сейчас растекается влага предшественника и его передернуло от отвращения — что он, какой-нибудь Борюся, дождавшийся своей очереди?
— А ну, мерзавка! Вставай! — Он схватил Ольгу за волосы и рывком усадил на скамье. — Ты что же, потаскуха, под любого ложишься? Под любого, у кого на тебя встает? — Он с силой ударил ее по щеке:
— Шлюха!.. — Голова женщины мотнулась от удара второй раз, а она сидела, полная безразличия, даже не делая попыток прикрыть лицо руками. — Сука! — Мышастый не скупясь осыпал ее сильными пощечинами, испытывая самое настоящее чувство ревности и ощущая себя при этом невероятно глупо. Кто она ему, в конце концов? Просто красивое тело для забав, так при чем здесь какая-то дурацкая ревность? — Бесстыдница! Подстилка! Я твой единственный хозяин! Я! Только меня ты должна слушаться, только меня!.. — Ударив ее в последний раз, он ощутил усталость и, встряхнув женщину за плечи, заглянул ей в глаза, убедился, что они так и не приобрели осмысленности. — Да ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Ты, дрянь! — Ища выход своему раздражению, он обернулся и пнул ногой лежащего на полу Филипыча:
— Старый козел!
— Не трогай его, — неожиданно произнесла Ольга отрешенно. — Он мой дедушка. Он хороший.
— Что? — Мышастый не поверил своим ушам. — Что ты только что сказала?
— Он хороший, — убежденно повторила женщина, — он меня когда-то спас от смерти, помог бежать. Я его внучка.
— Ну, дура! — неожиданно развеселился он. — Ну дура!
Совсем ошизела… — И наконец осознав тщетность своих попыток достучаться до ее сознания, опять схватил Ольгу за волосы, грубо потянул на себя. — Вставай! Пошли! — И не давая женщине одеться, хотя та и сама не предпринимала попыток найти свой халат пусть даже взглядом, потащил ее за собой как есть, нагую, босиком…
— Сюда! — Он втащил Ольгу в комнату, использовавшуюся в последней стадии их игры в качестве отдельной палаты психиатрической лечебницы. — Сиди здесь! — Подтащив ее к кровати, он толкнул безвольное тело и разжал пальцы, наконец отпуская растрепавшиеся волосы. — Я еще придумаю, что с тобой делать!
Ты у меня еще попляшешь, мерзавка!.. — Заперев за собой дверь, он отправился в гостиную к Воловикову и Желябову, недоумевая, что же этот партсекретарь здесь натворил. Какое-то быдло уже внаглую пользуется девицей прямо у него под носом.
Устраивает любовь в очередь! Нет, это неслыханно! Каким же кретином нужно быть, чтобы допустить подобное?
Войдя в комнату и подсев к двум друзьям, которые — он ясно это видел — еще пребывали в состоянии шока, Мышастый первым делом налил себе сразу полстакана водки и залпом его осушил, чувствуя, что хмель от выпитого ранее, в связи с этими дурацкими событиями полностью выветрился из головы.
Только после этого он вскинул глаза на растерянно заморгавшего Желябова.
— Ну, что скажешь, партеец?
— Да… да не знаю. — Тот замялся. — Что мне говорить?
— Давай, поделись, что здесь, в конце концов, творится?
Значит, воскрешение Филипыча, как я вижу, ты организовал уже без нас. Воскрешение, да еще какое! Выход с цыганочкой, да и только!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222