Их не мучают паразиты, им не угрожают хищники, им не нужно бояться загрязнения воды. – Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. – А что касается персонала – в дельфинариях работают специалисты и настоящие энтузиасты своего дела, которые и помыслить не могут о том, чтобы жестоко обращаться с дельфинами или причинить им какой-либо вред. – Я перевожу взгляд с Финна на Надин. – Так что, будь добра, прекрати пить кровь из окружающих и займись лучше своим бифштексом!
Скотт кладет мне на плечо теплую руку.
– Взгляни, дорогая, какие чудные огни! – Он указывает на переливающуюся неоновую пелерину за окном. – Скажи, что ты этого хочешь, – и я зажгу для тебя столько же новых звезд!
Я вздыхаю и утыкаюсь ему в плечо.
– Не обращай на нее внимания, – шепчет он. – Она просто хочет показать себя. Не позволяй ей портить тебе праздник.
Постепенно в разных концах стола завязываются разговоры. Лейла и Зейн обмениваются профессиональными анекдотами, Рид и дядя Сэм обсуждают экономику, а Скотт успел очаровать Миа и теперь выясняет, не связаны ли ее удивительные вокальные данные с какой-нибудь детской фрустрацией.
Что же касается Финна, он рассказывает Синди, как следует обращаться с аквариумными рыбками. Та слушает с невероятным вниманием.
– Значит, стучать по стеклу, чтобы с ними поздороваться, нельзя?
– Нельзя, это пугает рыб. И еще ни в коем случае нельзя зажигать яркий свет прямо над аквариумом в затемненной комнате. Рыбы пугаются, начинают метаться и могут пораниться или ушибиться о стенку.
– Бедняжки! – воркует Синди и придвигается ближе. – Знаешь, мне часто говорят, что я сама напоминаю золотую рыбку…
– Джейми! Джейми! – надрывается Иззи, тщетно стараясь привлечь мое внимание.
Но я ничего не слышу и не замечаю, пока она не вспоминает о нашем секретном коде.
– Джейми, вспомни о силе гномов!
– Интересно, что она пила? – бросает в пространство Надин.
Но я-то знаю, на что намекает Иззи: «гномы» – кодовое обозначение феромонов. Настала пора взять Кристиана за грудки. Я ерзаю на стуле и вытягиваю ногу по направлению к его ногам.
– Извини! – говорит он и поспешно отдергивает ногу.
– О, это я виновата!
Иззи закатывает глаза и жестами прозывает, что мне следует быть понастойчивей.
Кристиан опустил руку на стол. Я кладу вилку и, притворяясь, что восхищаюсь материей скатерти, осторожненько пододвигаю руку к нему. На этот раз он не отодвигается. Ближе… ближе… еще на миллиметр… еще… Он тянется за вином, но, наткнувшись на мою руку, подпрыгивает и проливает вино к себе в тарелку.
– Ой! Извини, ради бога!
– Ну что ты еще натворил? – шипит Надин. – Дурак неуклюжий!
– Все нормально! – с жалкой улыбкой уверяет Кристиан.
– Ты что, это есть будешь?
– Почему бы и нет? Получилась курица в вине, только и всего.
– Может, хватит выставлять себя на посмешище?
– Все нормально, Надин. Джейми, пожалуйста, не беспокойся. Все замечательно. Теперь я могу одновременно и есть, и пить, и жизнь моя сильно упрощается!
Иззи закусывает губу, чтобы не рассмеяться.
– Дорогая, – оборачивается ко мне Скотт, и губы его как-то странно подергиваются, – ты приготовишь мне как-нибудь такое замечательное блюдо?
Свое ризотто я приканчиваю молча, держа локти и феромоны при себе.
– Кто-нибудь хочет десерт?
– Да, пожалуйста!
Я тянусь за меню. Кроме моей, не поднимается ни одна рука.
– Не можешь удержаться? – с тихим торжеством в голосе интересуется Надин.
– Пожалуй, и я взгляну! – замечает Финн.
– И я возьму парочку пирожных, – вступает Рид.
– Лейла, давай один пирог на двоих? – Это Синди.
– Идет. Надин, ты не будешь?
– Нет, я слежу за фигурой!
– Всегда жалею бедняг, склонных к ожирению, – они не могут есть, что хотят! – сладко улыбается Лейла. Я мысленно аплодирую.
Через минуту стол полон пирожных с банановым кремом, шоколадных муссов, пирожков с малиной, пудингов, пекановых пирогов, халвы и много чего еще. Ложки, пустые и полные, движутся во всех направлениях, набитые рты сладко причмокивают и облизываются: и все это пиршество плоти – под самым носом у Надин! Не выдержав, она вскакивает и надолго скрывается в туалете.
Едва она исчезает, Кристиан наклоняется ко мне:
– У тебя губы в шоколаде. Ты позволишь?
Голос звучит так соблазнительно – о, невероятно соблазнительно! Нежные пальцы осторожно стирают с губ шоколад, задерживаются на нижней губе – а затем Кристиан подносит их к собственному рту и слизывает изысканную сладость.
– Ты очень вкусная, Джейми, – улыбается он. – И всегда была вкусной.
Мне не хватает воздуха.
– А п-п-помнишь… – начинаю я.
Но тут на плечо Кристиана опускается рука Надин:
– Нам пора идти.
Я поднимаю взгляд на ее физиономию, где, кажется, навеки застыла брезгливо-недовольная гримаса. Как это у них получается? Как удается злобным; бессердечным, холодным как лед стервам ломать и подчинять себе прекрасных мужчин? Мой прежний Кристиан не стал бы ее слушать. Он сбросил бы ее руку с плеча и сделал бы то, что подсказывает сердце…
Потому что я не сомневаюсь – сердце призывает его остаться со мной.
Кристиан роется в кошельке и вытаскивает оттуда стодолларовую банкноту.
– Этого должно хватить. Дайте мне знать, если не хватит.
– И если все-таки возьмешься за ум, – выпускает последнюю стрелу Надин, глядя на меня с настоящей ненавистью, – тоже дай нам знать.
– Спасибо, что приехали!
Все тепло прощаются с Кристианом. Надин нетерпеливо постукивает каблучком у дверей.
Кристиан уже повернулся к дверям – но вдруг оборачивается ко мне и говорит очень тихо:
– Я все помню, Джейми.
ГЛАВА 38
Следующие двадцать минут проплывают, как в тумане – слова Кристиана, перекрывая все звуки из внешнего мира, эхом отдаются в голове. И в сердце. Закрыв глаза, я снова и снова прокручиваю в памяти его слова, движения, прикосновения нежных пальцев…
– Засыпаешь? – спрашивает Скотт.
– Да нет. Просто…
– Грезишь?
– Ага!
– Должен сказать, он от тебя глаз не отрывал. Я даже начал ревновать!
Я крепко обнимаю его.
– Спасибо тебе! Ты был великолепен, лучшего мужа и желать нельзя!
– Но ты желаешь, верно?
Я тяжело вздыхаю. Скотт поворачивается к Иззи и продолжает беседу о проблемах обесцвечивания волос, а я невидящим взором смотрю в окно, где пылает снопами разноцветных огней Эйфелева башня.
…Со мной он был бы счастливее, чем с Надин. Она его уничтожит, смешает с грязью. А я никогда не повышу на него голос и не скажу ни одного грубого слова. Я буду его просто любить… Но, видно, это не так просто, как кажется. Может быть, чем больше острых углов в твоем характере, тем легче мужчине за что-то зацепиться? Нет, не понимаю я, что такое любовь. Не понимаю, на чем строятся отношения. И трижды не понимаю, что мне теперь делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Скотт кладет мне на плечо теплую руку.
– Взгляни, дорогая, какие чудные огни! – Он указывает на переливающуюся неоновую пелерину за окном. – Скажи, что ты этого хочешь, – и я зажгу для тебя столько же новых звезд!
Я вздыхаю и утыкаюсь ему в плечо.
– Не обращай на нее внимания, – шепчет он. – Она просто хочет показать себя. Не позволяй ей портить тебе праздник.
Постепенно в разных концах стола завязываются разговоры. Лейла и Зейн обмениваются профессиональными анекдотами, Рид и дядя Сэм обсуждают экономику, а Скотт успел очаровать Миа и теперь выясняет, не связаны ли ее удивительные вокальные данные с какой-нибудь детской фрустрацией.
Что же касается Финна, он рассказывает Синди, как следует обращаться с аквариумными рыбками. Та слушает с невероятным вниманием.
– Значит, стучать по стеклу, чтобы с ними поздороваться, нельзя?
– Нельзя, это пугает рыб. И еще ни в коем случае нельзя зажигать яркий свет прямо над аквариумом в затемненной комнате. Рыбы пугаются, начинают метаться и могут пораниться или ушибиться о стенку.
– Бедняжки! – воркует Синди и придвигается ближе. – Знаешь, мне часто говорят, что я сама напоминаю золотую рыбку…
– Джейми! Джейми! – надрывается Иззи, тщетно стараясь привлечь мое внимание.
Но я ничего не слышу и не замечаю, пока она не вспоминает о нашем секретном коде.
– Джейми, вспомни о силе гномов!
– Интересно, что она пила? – бросает в пространство Надин.
Но я-то знаю, на что намекает Иззи: «гномы» – кодовое обозначение феромонов. Настала пора взять Кристиана за грудки. Я ерзаю на стуле и вытягиваю ногу по направлению к его ногам.
– Извини! – говорит он и поспешно отдергивает ногу.
– О, это я виновата!
Иззи закатывает глаза и жестами прозывает, что мне следует быть понастойчивей.
Кристиан опустил руку на стол. Я кладу вилку и, притворяясь, что восхищаюсь материей скатерти, осторожненько пододвигаю руку к нему. На этот раз он не отодвигается. Ближе… ближе… еще на миллиметр… еще… Он тянется за вином, но, наткнувшись на мою руку, подпрыгивает и проливает вино к себе в тарелку.
– Ой! Извини, ради бога!
– Ну что ты еще натворил? – шипит Надин. – Дурак неуклюжий!
– Все нормально! – с жалкой улыбкой уверяет Кристиан.
– Ты что, это есть будешь?
– Почему бы и нет? Получилась курица в вине, только и всего.
– Может, хватит выставлять себя на посмешище?
– Все нормально, Надин. Джейми, пожалуйста, не беспокойся. Все замечательно. Теперь я могу одновременно и есть, и пить, и жизнь моя сильно упрощается!
Иззи закусывает губу, чтобы не рассмеяться.
– Дорогая, – оборачивается ко мне Скотт, и губы его как-то странно подергиваются, – ты приготовишь мне как-нибудь такое замечательное блюдо?
Свое ризотто я приканчиваю молча, держа локти и феромоны при себе.
– Кто-нибудь хочет десерт?
– Да, пожалуйста!
Я тянусь за меню. Кроме моей, не поднимается ни одна рука.
– Не можешь удержаться? – с тихим торжеством в голосе интересуется Надин.
– Пожалуй, и я взгляну! – замечает Финн.
– И я возьму парочку пирожных, – вступает Рид.
– Лейла, давай один пирог на двоих? – Это Синди.
– Идет. Надин, ты не будешь?
– Нет, я слежу за фигурой!
– Всегда жалею бедняг, склонных к ожирению, – они не могут есть, что хотят! – сладко улыбается Лейла. Я мысленно аплодирую.
Через минуту стол полон пирожных с банановым кремом, шоколадных муссов, пирожков с малиной, пудингов, пекановых пирогов, халвы и много чего еще. Ложки, пустые и полные, движутся во всех направлениях, набитые рты сладко причмокивают и облизываются: и все это пиршество плоти – под самым носом у Надин! Не выдержав, она вскакивает и надолго скрывается в туалете.
Едва она исчезает, Кристиан наклоняется ко мне:
– У тебя губы в шоколаде. Ты позволишь?
Голос звучит так соблазнительно – о, невероятно соблазнительно! Нежные пальцы осторожно стирают с губ шоколад, задерживаются на нижней губе – а затем Кристиан подносит их к собственному рту и слизывает изысканную сладость.
– Ты очень вкусная, Джейми, – улыбается он. – И всегда была вкусной.
Мне не хватает воздуха.
– А п-п-помнишь… – начинаю я.
Но тут на плечо Кристиана опускается рука Надин:
– Нам пора идти.
Я поднимаю взгляд на ее физиономию, где, кажется, навеки застыла брезгливо-недовольная гримаса. Как это у них получается? Как удается злобным; бессердечным, холодным как лед стервам ломать и подчинять себе прекрасных мужчин? Мой прежний Кристиан не стал бы ее слушать. Он сбросил бы ее руку с плеча и сделал бы то, что подсказывает сердце…
Потому что я не сомневаюсь – сердце призывает его остаться со мной.
Кристиан роется в кошельке и вытаскивает оттуда стодолларовую банкноту.
– Этого должно хватить. Дайте мне знать, если не хватит.
– И если все-таки возьмешься за ум, – выпускает последнюю стрелу Надин, глядя на меня с настоящей ненавистью, – тоже дай нам знать.
– Спасибо, что приехали!
Все тепло прощаются с Кристианом. Надин нетерпеливо постукивает каблучком у дверей.
Кристиан уже повернулся к дверям – но вдруг оборачивается ко мне и говорит очень тихо:
– Я все помню, Джейми.
ГЛАВА 38
Следующие двадцать минут проплывают, как в тумане – слова Кристиана, перекрывая все звуки из внешнего мира, эхом отдаются в голове. И в сердце. Закрыв глаза, я снова и снова прокручиваю в памяти его слова, движения, прикосновения нежных пальцев…
– Засыпаешь? – спрашивает Скотт.
– Да нет. Просто…
– Грезишь?
– Ага!
– Должен сказать, он от тебя глаз не отрывал. Я даже начал ревновать!
Я крепко обнимаю его.
– Спасибо тебе! Ты был великолепен, лучшего мужа и желать нельзя!
– Но ты желаешь, верно?
Я тяжело вздыхаю. Скотт поворачивается к Иззи и продолжает беседу о проблемах обесцвечивания волос, а я невидящим взором смотрю в окно, где пылает снопами разноцветных огней Эйфелева башня.
…Со мной он был бы счастливее, чем с Надин. Она его уничтожит, смешает с грязью. А я никогда не повышу на него голос и не скажу ни одного грубого слова. Я буду его просто любить… Но, видно, это не так просто, как кажется. Может быть, чем больше острых углов в твоем характере, тем легче мужчине за что-то зацепиться? Нет, не понимаю я, что такое любовь. Не понимаю, на чем строятся отношения. И трижды не понимаю, что мне теперь делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99