Я запомнил слово: люби врагов моих, благословляй проклинающих меня, благотвори ненавидящим меня и молись за обижающих меня и гонящих меня, и да буду сыном Отца моего Небесного. Я вернулся в стенной шкаф для раскаяния. Отец верил в любовь, молитву и, как я выяснил, в физическую подготовку.
Во вторник после ужина Айра пришел в гостиную и поставил перед собой шахматную доску.
– Больше нельзя откладывать, – сказал он, Руфь стояла у него за спиной.
– Пока ты их не расставил симметрично и скучно, попробуем что-нибудь новенькое. Например, смешаем светлые и темные фигуры с обеих сторон. Поразительно, что Верховный суд до сих пор не осуществил в шахматах расовую интеграцию.
– Ты хочешь, чтобы я подал об этом прошение?
Она расставила фигуры по-своему.
– Смотри, теперь они не будут все время драться. Эта королева поболтает с лошадью – с рыцарем, – и он поскачет к другой королеве, передаст ей письмо, как почтовая служба на перекладных. Королевы вместе пообедают, может, в театр сходят и поделятся опытом, как они командуют своими королями. Офицеры приглядят за королевами. А ладьи пусть стоят, где стояли. Тогда в центре доски поменьше выйдет давки. Смирись, Айра. Фигуры расстроены. Ты и Лев, вы играете ими друг против друга, будто – и мне больно так говорить – будто они просто пешки. Сыграйте дружески.
Благословенны миротворцы, ибо они узреют Бога.
Позвонили в дверь. Айра открыл и вернулся в гостиную с Оливером.
– Привет, Оливер, – сказала Руфь. – Как дела? Где Элизабет?
– С ней все в норме. Смотри-ка, во что это вы играете? Почему у вас пешки в заднем ряду? А это что? Оба короля под угрозой мата с трех сторон. Как вы узнаете, что игра закончилась? Когда один из вас помрет?
– Это работа Руфи. Пацифистские шахматы, – пояснил Айра.
– Постойте, я угадаю, – сказал Оливер. – Цель игры – взять вражеского короля и всучить ему альбом антивоенной фолк-группы «Петр, Павел и Мария».
– Нет-нет, – возразила Руфь. – Здесь нет врагов. Все играют вместе. Посмотри, какой узор на доске – настоящий постимпрессионизм. Такое в битву ни за что не превратить.
Оливер сел и сказал:
– Забавно. Позволите мне вариацию? Айра глянул на часы.
– Конечно, почему нет.
Любит соседа своего, как самого себя. Оливер очистил доску.
– Представьте, что доска – это гетто.
– О, нет, – простонал Айра.
– Вот эта пешка – адвокат. Этот король – пушер и убийца. Вокруг полиция, его арестовывают, когда кто-то настучал. Цель игры – провести адвоката через полицейский кордон, чтоб он вытащил убийцу, пока не слинял дятел.
– Ты что-то хотел или тебе просто скучно? – спросил Айра.
– Фонарь.
– Там, откуда я родом, это зовется наглостью, – сказал Айра.
– Ты не поверишь. Моя жена думает, что беременна…
– Неужели! – воскликнула Руфь. – Мазл тов.
– Пока нет, Руфь. Эта мысль приходит ей в голову каждый месяц. И теперь она хочет, чтобы я посмотрел внутрь – может, увижу там что-нибудь. Я просто притворяюсь.
Руфь и Айра скептически переглянулись.
– Разумеется, – сказал Айра. – Я польщен, что ты выбрал именно мой фонарь.
– Помнишь тот вечер, когда ты сказал, что идешь за фонарем, а в итоге приставал к моей жене? Знаешь, кто тогда вырубил свет в кухне? Тараканы. Именно. В розетке оказалась целая толпа – настоящие жареные тараканы. Ты же их туда не совал, правда?
Во мне вскипел гнев. Впервые с перерождения я не нашел утешения в Книге.
– Пошли найдем фонарь. Ты уж лучше осмотри все до схваток, – посоветовал Айра. Он проводил Оливера и вернулся к шахматной доске.
– Когда это ты приставал к его жене, Айра? Мне ты об этом рассказать забыл.
– Ты же меня знаешь. Приставала – мое второе имя. – Он принялся сортировать фигуры по цвету.
– Тогда скажи мне, Айра Приставала Фишблатт. Что вы делали? Целовались? Обжимались? Или ты отхватил целый пирог?
– Целый пирог? Ну, это уже просто порнография. Что с тобой сегодня? Он про тот вечер, когда отключился свет и я порвал костюм.
Но Айра чувствовал себя виноватым – по макушке видать. Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, тот прелюбодействовал с нею в сердце своем, неважно, отхватил он целый пирог или нет.
– А, – сказала Руфь. – Как думаешь, тараканы правда залезли в розетку?
– Если и существует животное достаточно тупое, чтобы себя зажарить, – это таракан. У них мозги с булавочную головку.
Ох, Айра, Айра. Кто скажет «творение твое ничтожно», не избежит адских мук.
Он расставил фигуры в исходную позицию.
– Ты с нею целовался? – спросила Руфь. – Я тебя не осуждаю. Она чертовски мила.
– Думаешь? Вот сама с ней и целуйся. Эй, коня не хватает. – Айра поискал на каминной полке, затем на полу. – А, вот он, в углу. – Айра наклонился. Внезапно отшатнулся.
– О, господи, какая гадость, – сказал он севшим голосом. Рысью побежал в кухню и вернулся с нашатырем и бумажным полотенцем.
– Что, лошадка наложила кучу? – спросила Руфь.
Айра опасливо, двумя пальцами поднял фигурку и пшикнул.
– Осторожнее! Ты на меня брызгаешь! Скривившись, Айра насухо вытер коня.
– Знаешь, что там было? Тараканьи кишки. А тело на полу валяется.
Я посмотрел вниз. Колумб. Снова я свидетель последних потерь.
– Тебе противно? Вообрази, каково таракану, – сказала Руфь.
О, Отец, мы послушали тебя и разрушили идолов, что оскорбляли тебя. Почему ты назначил нам столь высокую цену?
– Ты их убиваешь и убиваешь, а они возвращаются и возвращаются. Как будто сами по себе из штукатурки возникают. Может, уберешь его? – спросил Айра.
– Я бы с радостью, но я же поклялась не касаться твоих шахматных штук.
– Великолепно. – Он сложил бумагу в несколько раз, отвернувшись, сцапал труп и на вытянутой руке понес его в кухню.
Видеть, как этот еврей, паршивый адвокат из бесплатной консультации, уносит Колумба – наморщив нос, по-гусиному семеня… Что-то во мне щелкнуло. Я будто очнулся от долгого, мучительного сна. Снова, как в первый день, я вышел из книги – на этот раз во имя добра. Пусть безгранично мое благоговение и бесконечно всепрощение – какой любви я ждал от человеческого бога?
Останки первого моего друга хрустели меж Айриных пальцев, а я думал о быке, которого съели на ужин вчера вечером, и об овце, что отдала шкуру, дабы согреть Руфь, и даже о крокодиле, что нянчил мозоли Руфуса. Мы для этого хилого безжалостного вида – просто жертвенный корм. Как я мог надеяться на нечто большее?
Искренне заблуждаясь, я прибился к чужой пастве, и теперь настало время уйти. Если ты благороден, Отец, отпусти меня по-честному. Я служил тебе верой и правдой, пусть и недолго. Ты сказал нам: просите и воздам. Я прошу.
Отец отвергал меня первую неделю и третью, но я не терял веры в наш уговор. После месяца ожидания мое рвение лишь разгорелось. И в пятую субботу Отец снизошел ко мне, и возрадовался я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Во вторник после ужина Айра пришел в гостиную и поставил перед собой шахматную доску.
– Больше нельзя откладывать, – сказал он, Руфь стояла у него за спиной.
– Пока ты их не расставил симметрично и скучно, попробуем что-нибудь новенькое. Например, смешаем светлые и темные фигуры с обеих сторон. Поразительно, что Верховный суд до сих пор не осуществил в шахматах расовую интеграцию.
– Ты хочешь, чтобы я подал об этом прошение?
Она расставила фигуры по-своему.
– Смотри, теперь они не будут все время драться. Эта королева поболтает с лошадью – с рыцарем, – и он поскачет к другой королеве, передаст ей письмо, как почтовая служба на перекладных. Королевы вместе пообедают, может, в театр сходят и поделятся опытом, как они командуют своими королями. Офицеры приглядят за королевами. А ладьи пусть стоят, где стояли. Тогда в центре доски поменьше выйдет давки. Смирись, Айра. Фигуры расстроены. Ты и Лев, вы играете ими друг против друга, будто – и мне больно так говорить – будто они просто пешки. Сыграйте дружески.
Благословенны миротворцы, ибо они узреют Бога.
Позвонили в дверь. Айра открыл и вернулся в гостиную с Оливером.
– Привет, Оливер, – сказала Руфь. – Как дела? Где Элизабет?
– С ней все в норме. Смотри-ка, во что это вы играете? Почему у вас пешки в заднем ряду? А это что? Оба короля под угрозой мата с трех сторон. Как вы узнаете, что игра закончилась? Когда один из вас помрет?
– Это работа Руфи. Пацифистские шахматы, – пояснил Айра.
– Постойте, я угадаю, – сказал Оливер. – Цель игры – взять вражеского короля и всучить ему альбом антивоенной фолк-группы «Петр, Павел и Мария».
– Нет-нет, – возразила Руфь. – Здесь нет врагов. Все играют вместе. Посмотри, какой узор на доске – настоящий постимпрессионизм. Такое в битву ни за что не превратить.
Оливер сел и сказал:
– Забавно. Позволите мне вариацию? Айра глянул на часы.
– Конечно, почему нет.
Любит соседа своего, как самого себя. Оливер очистил доску.
– Представьте, что доска – это гетто.
– О, нет, – простонал Айра.
– Вот эта пешка – адвокат. Этот король – пушер и убийца. Вокруг полиция, его арестовывают, когда кто-то настучал. Цель игры – провести адвоката через полицейский кордон, чтоб он вытащил убийцу, пока не слинял дятел.
– Ты что-то хотел или тебе просто скучно? – спросил Айра.
– Фонарь.
– Там, откуда я родом, это зовется наглостью, – сказал Айра.
– Ты не поверишь. Моя жена думает, что беременна…
– Неужели! – воскликнула Руфь. – Мазл тов.
– Пока нет, Руфь. Эта мысль приходит ей в голову каждый месяц. И теперь она хочет, чтобы я посмотрел внутрь – может, увижу там что-нибудь. Я просто притворяюсь.
Руфь и Айра скептически переглянулись.
– Разумеется, – сказал Айра. – Я польщен, что ты выбрал именно мой фонарь.
– Помнишь тот вечер, когда ты сказал, что идешь за фонарем, а в итоге приставал к моей жене? Знаешь, кто тогда вырубил свет в кухне? Тараканы. Именно. В розетке оказалась целая толпа – настоящие жареные тараканы. Ты же их туда не совал, правда?
Во мне вскипел гнев. Впервые с перерождения я не нашел утешения в Книге.
– Пошли найдем фонарь. Ты уж лучше осмотри все до схваток, – посоветовал Айра. Он проводил Оливера и вернулся к шахматной доске.
– Когда это ты приставал к его жене, Айра? Мне ты об этом рассказать забыл.
– Ты же меня знаешь. Приставала – мое второе имя. – Он принялся сортировать фигуры по цвету.
– Тогда скажи мне, Айра Приставала Фишблатт. Что вы делали? Целовались? Обжимались? Или ты отхватил целый пирог?
– Целый пирог? Ну, это уже просто порнография. Что с тобой сегодня? Он про тот вечер, когда отключился свет и я порвал костюм.
Но Айра чувствовал себя виноватым – по макушке видать. Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, тот прелюбодействовал с нею в сердце своем, неважно, отхватил он целый пирог или нет.
– А, – сказала Руфь. – Как думаешь, тараканы правда залезли в розетку?
– Если и существует животное достаточно тупое, чтобы себя зажарить, – это таракан. У них мозги с булавочную головку.
Ох, Айра, Айра. Кто скажет «творение твое ничтожно», не избежит адских мук.
Он расставил фигуры в исходную позицию.
– Ты с нею целовался? – спросила Руфь. – Я тебя не осуждаю. Она чертовски мила.
– Думаешь? Вот сама с ней и целуйся. Эй, коня не хватает. – Айра поискал на каминной полке, затем на полу. – А, вот он, в углу. – Айра наклонился. Внезапно отшатнулся.
– О, господи, какая гадость, – сказал он севшим голосом. Рысью побежал в кухню и вернулся с нашатырем и бумажным полотенцем.
– Что, лошадка наложила кучу? – спросила Руфь.
Айра опасливо, двумя пальцами поднял фигурку и пшикнул.
– Осторожнее! Ты на меня брызгаешь! Скривившись, Айра насухо вытер коня.
– Знаешь, что там было? Тараканьи кишки. А тело на полу валяется.
Я посмотрел вниз. Колумб. Снова я свидетель последних потерь.
– Тебе противно? Вообрази, каково таракану, – сказала Руфь.
О, Отец, мы послушали тебя и разрушили идолов, что оскорбляли тебя. Почему ты назначил нам столь высокую цену?
– Ты их убиваешь и убиваешь, а они возвращаются и возвращаются. Как будто сами по себе из штукатурки возникают. Может, уберешь его? – спросил Айра.
– Я бы с радостью, но я же поклялась не касаться твоих шахматных штук.
– Великолепно. – Он сложил бумагу в несколько раз, отвернувшись, сцапал труп и на вытянутой руке понес его в кухню.
Видеть, как этот еврей, паршивый адвокат из бесплатной консультации, уносит Колумба – наморщив нос, по-гусиному семеня… Что-то во мне щелкнуло. Я будто очнулся от долгого, мучительного сна. Снова, как в первый день, я вышел из книги – на этот раз во имя добра. Пусть безгранично мое благоговение и бесконечно всепрощение – какой любви я ждал от человеческого бога?
Останки первого моего друга хрустели меж Айриных пальцев, а я думал о быке, которого съели на ужин вчера вечером, и об овце, что отдала шкуру, дабы согреть Руфь, и даже о крокодиле, что нянчил мозоли Руфуса. Мы для этого хилого безжалостного вида – просто жертвенный корм. Как я мог надеяться на нечто большее?
Искренне заблуждаясь, я прибился к чужой пастве, и теперь настало время уйти. Если ты благороден, Отец, отпусти меня по-честному. Я служил тебе верой и правдой, пусть и недолго. Ты сказал нам: просите и воздам. Я прошу.
Отец отвергал меня первую неделю и третью, но я не терял веры в наш уговор. После месяца ожидания мое рвение лишь разгорелось. И в пятую субботу Отец снизошел ко мне, и возрадовался я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60