Но когда он ласково провел пальцами по ее щеке и начал нежно поглаживать шею, она сдалась. Главное, чтобы он не прочел это в моих глазах, подумала она. И на лице тоже. Однако вопреки ее решению, воображение принялось рисовать ей картину, как его руки — неожиданно ласковые, заботливые, приятно возбуждающие — гладят ее, путешествуя по всему телу. И вдруг она поняла, что этот мужчина был бы необыкновенным любовником, в его власти доставить ей такое наслаждение, о котором она и не мечтала.
И он тоже понимает, ужаснулась она. Он тоже это понимает.
Он приблизил к ней лицо, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. Нет, нет, нет, повторяла она про себя, но вслух ничего не сказала. Не отдавая себе отчета, она потянулась к нему, ожидая поцелуя; в голове был сумбур, охватившее желание полностью поработило ее. Однако поцелуя не последовало. Вместо этого он наклонился и принялся распускать на ней веревки, двигаясь, все с той же кошачьей грацией, словно это были не обычные веревки, ас самые интимные предметы ее туалета.
Он по-прежнему не проронил ни слова, хотя и не сводил с нее глаз. Ей показалось, что во взгляде у него что-то блеснуло, какая-то почти неуловимая нежность, но было ли это искренним чувством, или одной из его уловок, частью игры в кошки-мышки — она не могла понять.
Наконец он произнес:
— А ты красива.
Она покачала головой.
— Пожалуйста…
Она теперь и сама не могла решить, чего хочет: чтобы он оставил ее в покое, или чтобы поцеловал; никогда еще ее чувства не были в таком хаосе. Ах, Инди, почему ты не забрал меня с собой? Какое право ты имел оставить меня здесь?
Ненависть и любовь — ну почему нельзя раз и навсегда провести между ними границу, чтобы человек точно знал: вот здесь я люблю, а здесь терпеть не могу. В ее душе все смешалось, она видела противоречие, но ничего не могла поделать. С ужасом она поняла, что охотно бы стала его любовницей, покорно бы отдала себя в его руки, а ведь вместе с тем она сознавала, что этот мужчина может быть очень жесток, однако заранее все прощала.
Он вновь приблизил к ней лицо, она взглянула на его губы, глаза, в которых прочла такое понимание, которого никогда раньше не видела на лице мужчины. Он еще и не поцеловал ее ни разу, а она уже чувствовала, что он знает и видит ее насквозь. Ей казалось, что она сидит перед ним голая, но ее беззащитность не пугала, а наоборот, скорее возбуждала. Она хотела вновь отвернуть лицо, но не смогла, и он поцеловал ее.
Марион закрыла глаза, и вся отдалась поцелую, так ее еще никогда не целовали. Казалось, они не просто коснулись друг друга губами, языком, поцелуй проник в каждую клетку, разлившись по ее телу огненными струями. В глазах вспыхнули искры, потом красочные пятна — желтые и голубые, золотые и серебряные — засияли вокруг, словно она стала свидетельницей какого-то необыкновенного солнечного заката.
Медленный нежный поцелуй. Она не почувствовала в нем ни капли эгоизма. Никто никогда прежде не касался ее так губами. Никто, даже Инди.
Когда он наконец оторвался от ее губ, она заметила, что крепко прижимает его к себе, почти впиваясь ногтями в его тело. Она очнулась — недовольная, пристыженная — и отдвинулась от него.
— Пожалуйста, хватит.
Он улыбнулся.
— Они хотят тебя пытать, — произнес он ровным голосом, словно поцелуя никогда не было. Она почувствовала себя так, будто летя над облаками, вдруг рухнула в воздушную яму.
— Я убедил их дать мне немного времени поговорить с тобой с глазу на глаз, моя дорогая. В конце концов, ты такая привлекательная женщина, мне бы не хотелось, чтобы они мучили тебя. Они — варвары.
Он снова подошел к ней. Нет, хвати, молча взмолилась она.
— Ты должна мне что-нибудь сообщить, чтобы утихомирить этих вандалов. Какие-нибудь сведения.
— Но я ничего не знаю… сколько раз мне надо это повторять? — У нее кружилась голова, она хотела отдохнуть. Почему же он не поцеловал ее еще раз?
— А о Джонсе?
— Повторяю, я ничего не знаю.
— Твоя верность восхитительна. Но тебе все же лучше рассказать мне, что знает Джонс.
Словно в тумане в ее мозгу всплыл образ Инди.
— Он не принес мне ничего, кроме горя…
— Согласен, — сказал Беллок. Он сжал ее лицо в ладонях и заглянул в глаза.
— Я верю, что ты ничего не знаешь, но я не смогу спасти тебя от немцев.
— Не разрешай им пытать меня.
Беллок пожал плечами.
— Тогда тебе следует рассказать мне хоть что-нибудь!
Марион услышала какой-то шум у входа в палатку и, подняв глаза, увидела, что там стоит Арнольд Тохт, а за ним еще двое немцев — Дитрих и Гоблер. ЕЕ охватил животный страх.
— Прости, — сказал Беллок.
Она словно окаменела и не сводила глаз с Тохта, вспоминая, как у него руки чесались в Непале искалечить ее раскаленной кочергой.
— Фройляйн, — сказал Тохт, — мы, кажется, уже встречались с вами?
Она сделала шаг назад и в страхе затрясла головой.
Тохт подошел к ней. Она бросила умоляющий взгляд на Беллока, но тот уже выходил из палатки.
На улице Беллок остановился. Странно, что его так привлекает эта женщина. Он не мог не сознаться себе, что хотел ее ради нее самой, а не только из желания выведать нудные сведения… Засунув руки в карманы, он в раздумьях стоял рядом с палаткой, намереваясь уже вернуться и остановить этих подонков, как вдруг его внимание привлекло ночное небо.
Молнии — в небе засверкали молнии, но не везде, а только в одном определенном месте, как будто их направляла чья-то рука. Целые снопы молний, пучки огненных стрел — и все в одном месте. Он закусил губу и задумался, потом вошел в палатку.
Инди двинулся в сторону алтаря. Он пытался не обращать внимания на шипение змей— этот зловещий звук, который причудливые тени, отбрасываемые факелами, делали еще более грозным. Он выплеснул на пол масло из канистр и поджег его, огонь разогнал змей, и перед Инди образовался узкий проход. Языки пламени поднимались выше головы, своим светом затмевая даже молнии, рвущие небо на части.
Салла не отставал от друга. Вдвоем они сдвинули каменную крышку с ларца, и под ней их глазам открылся Ковчег, такой прекрасный, что захватило дыхание.
Какое-то время они не могли пошевельнуться. Инди смотрел на ничуть не потускневшее золото, покрывающее дерево, на херувимов, глядящих друг на друга поверх крышки. Четыре литых золотых кольца на углах Ковчега мерцали в свете факелов. Он взглянул на Саллу, тот тоже в благоговейном молчании рассматривал Ковчег. Как хотелось сейчас Инди протянуть руку и коснуться этой святыни — но он сдержал себя. Неожиданно он увидел, что рука Саллы приближается к Ковчегу.
— Не трогай! — воскликнул он. — Не прикасайся к нему.
Салла отдернул руку. Они вернулись к тому месту, где стоял деревянный ящик, и вынули из него шесты, которые продели в кольца по сторонам Ковчега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43