А как говорить умел — заслушаешься... Ну, в общем, приехали мы туда, встретили нас, как понимаешь, не с распростертыми объятиями. Спорили до крика. Отец твой помалкивал. А потом сказал свое слово... Короче, сдались они, эти угонщики. И вернулись мы домой, ведя вместо одной сразу четырех кобылиц.
Осиротевший Киикбай воспитывался в семье деда. Он много слышал об отце всяких историй, но про эту — впервые. Надеялся, что Баймагамбет сейчас расскажет еще что-то, но тот заговорил совсем о другом:
— Учиться тебе надо, браток. Мы остались неграмотными. А теперь голова до того всяким хламом забита, что никакое ученье впрок не пойдет. А тебе — самое время. Советская власть сама предлагает — учиться. С грамотой человеку жить...
— Я и сам думал, ага, — с готовностью откликнулся Киикбай. — Мы с Куспаном уже договорились. На следующий год обязательно поедем в Уральск.
— Правильно сделаете.
Солнце клонилось к закату, прямо на глазах увеличиваясь в размерах, пока не превратилось в яростно сияющий огромный диск. На его фоне четко прочертились линии барханов на горизонте. Повеяло прохладой. А солнце опускалось все ниже и ниже, пока не исчезло совсем, оставив на небе яркие красные сполохи, будто кто-то забыл прикрыть горловину печки, из которой вырывалось пламя.
В это время и появились всадники. Едущего впереди остроглазый Киикбай распознал сразу. Это был Шанау на своей сивой кобылке. Парень вскочил на ноги и начал призывно махать рукой с зажатой в ней шапкой. Всадники приближались. Чуть приотстав от Шанау, на сером в яблоках жеребце гарцевал Салык, группа которого, как стало известно чуть позже, совсем недавно присоединилась к Шанау и Куспану.
В этот день никому не удалось обнаружить следов исчезнувшего Кулбатыра.
Парни достали лопату, подаренную гостеприимным хозяином в Курайлысае, и принялись копать колодец на дне глубокой лощины.
Это лишь кажется, что пустыня безводна. Вода есть везде. Иногда, правда, залегает довольно глубоко, но знающий человек непременно отыщет место, где ее можно обнаружить на глубине нескольких десятков сантиметров.
Старшие сидели в стороне, строили догадки, куда мог подеваться Кулбатыр, но ничего путного придумать не могли. Спорили Шанау и Баймагамбет, Салык же вообще не принимал участия в разговоре. Достал из кармана гимнастерки сложенную в несколько раз газету, оторвал клочок, свернул толстую самокрутку и закурил. Нетрудно догадаться, о чем он думал: думы у всех были одинаковыми. Вот уже три дня все в отряде строят догадки, выдвигают предположения, а результатов нет. О чем еще говорить? Салык молчал, потому что пока не мог понять, где искать следы бандита. А может, и тогда они шли не по его следу — следы ведь не меченые.
Вода обнаружилась на полуметровой глубине. И вскоре в вырытой парнями яме ее набралось довольно много. Напоили коней, сами напились вдоволь и поужинали. Молодежь, забыв об усталости, забавлялась. Наскакивали друг на друга, валились наземь и боролись, пытаясь оказаться сверху противника. Старшие расположились возле небольшого костерка, давали отдых усталым телам.
Шанау не мог долго молчать, а потому, немного потомившись, оглядел всех и начал рассказ:
— В прошлый раз, когда мы гонялись за Кулбатыром...
Но Баймагамбет не дал ему разойтись:
— Помолчал бы лучше. Тоже мне — герой! Гонялся он. И кого же ты догнал? Ветер в степи?
К костру подошли парни. Сели. Все знали, что Шанау не упустит случая поддеть Баймагамбета: он никогда не прощал, если его задевали за живое.
— Что ж, Баймагамбет, — сказал он с нарочитым смирением, хотя широкое лицо его с приплюснутым носом в каждой морщинке затаило плутовство. — Я и вправду не догнал тогда Кулбатыра, и рассказывать мне не о чем. Лучше ты расскажи о чем-нибудь. Ну, например, как ты на скачках вышел победителем... — И, уже не в силах сдержаться, захохотал, широко раскрыв рот и колыхая своим брюшком.
Молодые насторожились: за намеком Шанау явно крылась какая-то веселая история, и они ждали перепалки, которая должна была возникнуть. Но Баймагамбет, видимо, не собирался отвечать Шанау, даже не посмотрел в его сторону, будто и не слышал ничего. Спокойно достал из кармана свою чакчу с насваем, заложил щепотку за нижнюю губу.
— Что, не хочешь рассказывать? — не унимался Шанау. — Тогда я сам расскажу. — Полулежа, опершись на локоть, он хитровато подмигнул глядевшим во все глаза на него парням. — В прошлом году, перед тем как объединиться в артели, мы, покойный Алдаберген, вот этот самый Баймагамбет, твой отец Сарыишан, — кивнул он в сторону Куспана, — я и еще два джигита, возвращались из Каратюбе. Возвращались мы, значит, и тут кто-то шепчет мне на ухо: «Давай разыграем Баймагамбета!» — «Давай», — отвечаю. Ехать-то ведь долго, скучно. Я и предложил: «Что, мужики, у кого самый быстроногий конь? Может, проверим?» Всем, конечно, надоело однообразие — почему не развлечься? А наш Баймагамбет раззадорился пуще всех. Возьми и ляпни: «Что же, проверим! Я на своего коня надеюсь!..» Ну и поскакали... Спустя немного я подмигнул остальным: мол, придержите коней. Те, конечно, поняли всё и стали помаленьку отставать. А Баймагамбет нахлестывает своего и нахлестывает! Сарыишан подзадоривает его: «Давай, Баймагамбет, нажимай, Баймагамбет!» А тот и рад стараться. Я скакал некоторое время чуть позади него, потом специально отстал. А Баймагамбет в момент перевалил пригорок и скрылся из глаз. Ну, мы хохотали тогда!
— Мастак же ты врать, дорогой, — усмехнувшись, бросил Баймагамбет. — Ты сам старался во что бы то ни стало обогнать меня...
— Это я-то? Смотрите, до сих пор поверить не может, что лишь ради смеха затеяли мы эти скачки, — ткнул в Баймагамбета коротким толстым пальцем Шанау. — Я уже отстал от него, а он продолжает наяривать — с коня ошметьями мыло летит! У него и у самого единственный глаз, наверно, потом залило — не видел ничего вокруг, на слух ориентировался. Но где там! Топот копыт, скрип седла, ветер в ушах — ему и казалось, что за ним вовсю гонятся. Только за пригорком и остановился: совсем коня запалил. Обернулся, а позади — ни души. После этого так возгордился Баймагамбет, что не переставал рассказывать всем встречным и поперечным, какой под ним скакун ходит. Однажды на поминках вот такое понес: «Скачу во весь опор, оглянуться некогда — так во вкус вошел! Сначала вроде кто-то настигал меня, но где им всем — отстали безнадежно! Тут мне коня стало жалко, я и остановился. Отличный конь, цены ему нету!..» Эх, Баймагамбет, Баймагамбет, вся степь знает, что мы с тобой шутку сыграли, а ты все поверить не можешь! У тебя же не конь, а самая настоящая кляча, на нем только с овцами соревноваться! — засмеялся Шанау.
Остальные заулыбались.
— Трепач ты нечестивый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Осиротевший Киикбай воспитывался в семье деда. Он много слышал об отце всяких историй, но про эту — впервые. Надеялся, что Баймагамбет сейчас расскажет еще что-то, но тот заговорил совсем о другом:
— Учиться тебе надо, браток. Мы остались неграмотными. А теперь голова до того всяким хламом забита, что никакое ученье впрок не пойдет. А тебе — самое время. Советская власть сама предлагает — учиться. С грамотой человеку жить...
— Я и сам думал, ага, — с готовностью откликнулся Киикбай. — Мы с Куспаном уже договорились. На следующий год обязательно поедем в Уральск.
— Правильно сделаете.
Солнце клонилось к закату, прямо на глазах увеличиваясь в размерах, пока не превратилось в яростно сияющий огромный диск. На его фоне четко прочертились линии барханов на горизонте. Повеяло прохладой. А солнце опускалось все ниже и ниже, пока не исчезло совсем, оставив на небе яркие красные сполохи, будто кто-то забыл прикрыть горловину печки, из которой вырывалось пламя.
В это время и появились всадники. Едущего впереди остроглазый Киикбай распознал сразу. Это был Шанау на своей сивой кобылке. Парень вскочил на ноги и начал призывно махать рукой с зажатой в ней шапкой. Всадники приближались. Чуть приотстав от Шанау, на сером в яблоках жеребце гарцевал Салык, группа которого, как стало известно чуть позже, совсем недавно присоединилась к Шанау и Куспану.
В этот день никому не удалось обнаружить следов исчезнувшего Кулбатыра.
Парни достали лопату, подаренную гостеприимным хозяином в Курайлысае, и принялись копать колодец на дне глубокой лощины.
Это лишь кажется, что пустыня безводна. Вода есть везде. Иногда, правда, залегает довольно глубоко, но знающий человек непременно отыщет место, где ее можно обнаружить на глубине нескольких десятков сантиметров.
Старшие сидели в стороне, строили догадки, куда мог подеваться Кулбатыр, но ничего путного придумать не могли. Спорили Шанау и Баймагамбет, Салык же вообще не принимал участия в разговоре. Достал из кармана гимнастерки сложенную в несколько раз газету, оторвал клочок, свернул толстую самокрутку и закурил. Нетрудно догадаться, о чем он думал: думы у всех были одинаковыми. Вот уже три дня все в отряде строят догадки, выдвигают предположения, а результатов нет. О чем еще говорить? Салык молчал, потому что пока не мог понять, где искать следы бандита. А может, и тогда они шли не по его следу — следы ведь не меченые.
Вода обнаружилась на полуметровой глубине. И вскоре в вырытой парнями яме ее набралось довольно много. Напоили коней, сами напились вдоволь и поужинали. Молодежь, забыв об усталости, забавлялась. Наскакивали друг на друга, валились наземь и боролись, пытаясь оказаться сверху противника. Старшие расположились возле небольшого костерка, давали отдых усталым телам.
Шанау не мог долго молчать, а потому, немного потомившись, оглядел всех и начал рассказ:
— В прошлый раз, когда мы гонялись за Кулбатыром...
Но Баймагамбет не дал ему разойтись:
— Помолчал бы лучше. Тоже мне — герой! Гонялся он. И кого же ты догнал? Ветер в степи?
К костру подошли парни. Сели. Все знали, что Шанау не упустит случая поддеть Баймагамбета: он никогда не прощал, если его задевали за живое.
— Что ж, Баймагамбет, — сказал он с нарочитым смирением, хотя широкое лицо его с приплюснутым носом в каждой морщинке затаило плутовство. — Я и вправду не догнал тогда Кулбатыра, и рассказывать мне не о чем. Лучше ты расскажи о чем-нибудь. Ну, например, как ты на скачках вышел победителем... — И, уже не в силах сдержаться, захохотал, широко раскрыв рот и колыхая своим брюшком.
Молодые насторожились: за намеком Шанау явно крылась какая-то веселая история, и они ждали перепалки, которая должна была возникнуть. Но Баймагамбет, видимо, не собирался отвечать Шанау, даже не посмотрел в его сторону, будто и не слышал ничего. Спокойно достал из кармана свою чакчу с насваем, заложил щепотку за нижнюю губу.
— Что, не хочешь рассказывать? — не унимался Шанау. — Тогда я сам расскажу. — Полулежа, опершись на локоть, он хитровато подмигнул глядевшим во все глаза на него парням. — В прошлом году, перед тем как объединиться в артели, мы, покойный Алдаберген, вот этот самый Баймагамбет, твой отец Сарыишан, — кивнул он в сторону Куспана, — я и еще два джигита, возвращались из Каратюбе. Возвращались мы, значит, и тут кто-то шепчет мне на ухо: «Давай разыграем Баймагамбета!» — «Давай», — отвечаю. Ехать-то ведь долго, скучно. Я и предложил: «Что, мужики, у кого самый быстроногий конь? Может, проверим?» Всем, конечно, надоело однообразие — почему не развлечься? А наш Баймагамбет раззадорился пуще всех. Возьми и ляпни: «Что же, проверим! Я на своего коня надеюсь!..» Ну и поскакали... Спустя немного я подмигнул остальным: мол, придержите коней. Те, конечно, поняли всё и стали помаленьку отставать. А Баймагамбет нахлестывает своего и нахлестывает! Сарыишан подзадоривает его: «Давай, Баймагамбет, нажимай, Баймагамбет!» А тот и рад стараться. Я скакал некоторое время чуть позади него, потом специально отстал. А Баймагамбет в момент перевалил пригорок и скрылся из глаз. Ну, мы хохотали тогда!
— Мастак же ты врать, дорогой, — усмехнувшись, бросил Баймагамбет. — Ты сам старался во что бы то ни стало обогнать меня...
— Это я-то? Смотрите, до сих пор поверить не может, что лишь ради смеха затеяли мы эти скачки, — ткнул в Баймагамбета коротким толстым пальцем Шанау. — Я уже отстал от него, а он продолжает наяривать — с коня ошметьями мыло летит! У него и у самого единственный глаз, наверно, потом залило — не видел ничего вокруг, на слух ориентировался. Но где там! Топот копыт, скрип седла, ветер в ушах — ему и казалось, что за ним вовсю гонятся. Только за пригорком и остановился: совсем коня запалил. Обернулся, а позади — ни души. После этого так возгордился Баймагамбет, что не переставал рассказывать всем встречным и поперечным, какой под ним скакун ходит. Однажды на поминках вот такое понес: «Скачу во весь опор, оглянуться некогда — так во вкус вошел! Сначала вроде кто-то настигал меня, но где им всем — отстали безнадежно! Тут мне коня стало жалко, я и остановился. Отличный конь, цены ему нету!..» Эх, Баймагамбет, Баймагамбет, вся степь знает, что мы с тобой шутку сыграли, а ты все поверить не можешь! У тебя же не конь, а самая настоящая кляча, на нем только с овцами соревноваться! — засмеялся Шанау.
Остальные заулыбались.
— Трепач ты нечестивый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39