Джанни едва посмотрел на текст, не выразив ни малейшего удивления по поводу того, что его сестра внезапно превратилась в чудо любви. Было совершенно очевидно, что Анна его не интересует. Джанни Ромбо волнует только украденное и то, как его вернуть.
Томас потер больную ногу. Повязка по-прежнему стягивала его колено. Он сам наложил ее так, как она была завязана в тот день, когда он проснулся утром в Тауэре почти неделю тому назад. Повязка помогала: теперь он мог двигаться. Однако улучшение здоровья стало не единственным результатом его столкновения с Анной Ромбо — об этом говорили чувства, с которыми иезуит читал невероятную любовную историю.
Томас Лоули перекрестился, склонил голову и, прикрывшись ладонью, начал молиться:
— Пресвятая Мария, Матерь Господа нашего, помоги Твоему смиренному рабу, одержимому искушениями. Отче Небесный, укрепи его Своим изволением.
«Своим изволением»! Знать бы ему, в чем оно заключается, это изволение! Если бы Томас разделял уверенность Джанни в том, что дело касается только руки умершей ведьмы, которую надлежит доставить в Лондон, чтобы помочь разъяренному имперскому послу! Однако иезуит знал — и подозревал, что его юный спутник тоже знает, — что это дело гиблое. Если они действительно находятся в Париже ради руки Анны Болейн, то все осложняется еще больше.
Шевеля губами в молитве, Томас пытался понять, что ими движет в действительности.
Джанни высунулся из двери и плюнул на грязный булыжник. Он сумел разглядеть следы бегства своих родных и успешно проследил за ними до самого Парижа. Нелепая история о любви стала неожиданной удачей, но Джанни все равно в конце концов нашел бы их. Глядя на ворота дворца, молодой Ромбо знал, что его добыча прячется где-то там, за этими стенами.
Он смотрел, как снуют их люди в поисках сведений. Хотя бы это иезуит сумел устроить после их приезда — нашел имперских агентов, которые подчинились приказам Ренара. Около дюжины стояло вокруг стен, но большинство затесались в толпу возле главных ворот. Все остальные ворота были закрыты, а охрана усилена втрое: короля встревожило то, насколько легко эта женщина просочилась мимо охраны. Благодаря этому стало значительно легче выжидать и наблюдать. Пусть дичь и спряталась до поры, но вскоре отцу и дочери придется выскочить из укрытия.
Джанни даже не задумывался над тем, почему его сестра оказалась втянутой в глупую романтическую историю. Его это не интересовало. Ему было важно только то, что он вновь приблизился к руке Анны Болейн. И на сей раз, когда семейное проклятье окажется у него, Джанни никому не позволит забрать его. Никому.
* * *
Жан появился в дверях спальни, глядя на свою дочь и мужчину, который держал ее за руку.
Они не шевелились. Они не разговаривали. Они просто находились там — Анна на постели, Тагай в кресле рядом с ней, — а Жан мог только наблюдать за тем, как его дочь соединилась с кем-то незнакомым. Соединилась душой и телом, так тесно, как никогда и ни с кем прежде. И в лице его дочери было нечто такое, что он узнал сразу. Потому что давным-давно такие же черные глаза смотрели на него именно так, отражая лучи тосканской луны. В облике их дочери Жан увидел Бекк, ее мать. Он узнал любовь, которая когда-то принадлежала ему.
Анна неожиданно вздрогнула. Сидевший перед ней мужчина тотчас вскочил, хватаясь за шпагу.
— Нет, Тагай! Это мой отец.
Тогда Жан вошел в комнату и взял целую руку своей дочери, глядя на вторую, перевязанную, и на ее бледное лицо.
— Я думал, что потерял тебя. — Он поцеловал ее в лоб. — Я всегда изумлялся твоим способностям, девочка. Но когда это ты решила, будто можешь летать?
— У меня не было выбора.
Анна указала на молодого человека, который встал позади ее отца.
Жан повернулся. Тагай стоял неподвижно, опустив напряженные руки.
— Жан Ромбо.
С этими словами француз протянул свою руку, и смуглый молодой человек принял ее, сжав у локтя. Они удерживали это рукопожатие долгие секунды, разглядывая друг друга. А потом Жан кивнул и снова повернулся к кровати.
— Анна, известие о твоей попытке полететь разнеслось по всему городу. Очень скоро они явятся за нами и… тем, что мы имеем.
— Тагай все знает, отец. Он сохранил это для нас. Девушка повернула голову к столу, и Жан увидел там сверток. Такие знакомые очертания под тканью!
— В таком случае ему известно и о том, в какой трудной мы ситуации. — Повернувшись к юноше, Жан Ромбо добавил: — Вы поможете нам выбраться отсюда? Боюсь, за воротами уже наблюдают. И по-моему, моя дочь еще какое-то время не сможет лазить по крышам и деревьям.
— Я устрою так, что вы уйдете отсюда. Но куда вы отправитесь?
— Не знаю. Куда-нибудь подальше. Я не могу планировать надолго.
— А я могу. — Анна приподнялась на кровати, и Тагай поспешил подложить ей под спину подушки. — Теперь я знаю, куда увезти руку.
— Еще один сон, дитя?
— Не сон. Я точно знаю. Рука Анны Болейн никогда не будет здесь в безопасности.
— Во Франции? Значит, следует вернуться в Италию и оставить ее у себя? Не думаю, чтобы твоей матери это понравилось.
Жан попытался выдавить улыбку, но безуспешно.
— Я хотела сказать, рука королевы Анны не будет в безопасности нигде в этом свете, — пояснила дочь.
— Тогда мы обречены, дитя. Мы не можем вечно находиться в бегах. Эта рука имеет обычай менять место обитания. Поверь мне, уж я-то знаю.
Анна Ромбо посмотрела сначала на Тагая, потом — снова на отца.
— Тагай рассказал мне о другом свете. Его собственном. Он называется Канадой. Этого света почти не коснулась наша… языческая жестокость. И там у них есть священные места. И полная луна, при которой ее можно похоронить. Возможно, королева Анна наконец сможет обрести там покой.
От изумления Жан утратил дар речи. А вот когда слова девушки услышал Тагай, его сердце забилось быстрее. Потому что в это же самое мгновение он понял, что Анна права. Она упала с неба именно для того, чтобы принести ему исполнение его заветного желания.
Юноша возбужденно проговорил:
— Мы сможем сесть на корабль в Бретани. Мы сможем плыть за солнечными лучами к моей стране.
К Жану вернулась наконец способность говорить.
— Я слышал о тех краях. Но они не похожи на испанские колонии в Америках, где существуют порты, растущие города, цивилизованные люди. Французы отказались от попыток обосноваться в Канаде. Там никого нет!
— Прошу прощения, но вы ошибаетесь. Там — мой народ.
Жан попытался понять уверенность, которая теперь читалась на обоих обращенных к нему молодых лицах.
— Даже если бы нам удалось найти капитана, который там побывал и смог бы нас отвезти (а мне кажется, что последний корабль плавал в Канаду в те времена, когда вы, Тагай, были еще ребенком!) — знаете ли вы, сколько золота понадобится, чтобы заплатить за проезд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Томас потер больную ногу. Повязка по-прежнему стягивала его колено. Он сам наложил ее так, как она была завязана в тот день, когда он проснулся утром в Тауэре почти неделю тому назад. Повязка помогала: теперь он мог двигаться. Однако улучшение здоровья стало не единственным результатом его столкновения с Анной Ромбо — об этом говорили чувства, с которыми иезуит читал невероятную любовную историю.
Томас Лоули перекрестился, склонил голову и, прикрывшись ладонью, начал молиться:
— Пресвятая Мария, Матерь Господа нашего, помоги Твоему смиренному рабу, одержимому искушениями. Отче Небесный, укрепи его Своим изволением.
«Своим изволением»! Знать бы ему, в чем оно заключается, это изволение! Если бы Томас разделял уверенность Джанни в том, что дело касается только руки умершей ведьмы, которую надлежит доставить в Лондон, чтобы помочь разъяренному имперскому послу! Однако иезуит знал — и подозревал, что его юный спутник тоже знает, — что это дело гиблое. Если они действительно находятся в Париже ради руки Анны Болейн, то все осложняется еще больше.
Шевеля губами в молитве, Томас пытался понять, что ими движет в действительности.
Джанни высунулся из двери и плюнул на грязный булыжник. Он сумел разглядеть следы бегства своих родных и успешно проследил за ними до самого Парижа. Нелепая история о любви стала неожиданной удачей, но Джанни все равно в конце концов нашел бы их. Глядя на ворота дворца, молодой Ромбо знал, что его добыча прячется где-то там, за этими стенами.
Он смотрел, как снуют их люди в поисках сведений. Хотя бы это иезуит сумел устроить после их приезда — нашел имперских агентов, которые подчинились приказам Ренара. Около дюжины стояло вокруг стен, но большинство затесались в толпу возле главных ворот. Все остальные ворота были закрыты, а охрана усилена втрое: короля встревожило то, насколько легко эта женщина просочилась мимо охраны. Благодаря этому стало значительно легче выжидать и наблюдать. Пусть дичь и спряталась до поры, но вскоре отцу и дочери придется выскочить из укрытия.
Джанни даже не задумывался над тем, почему его сестра оказалась втянутой в глупую романтическую историю. Его это не интересовало. Ему было важно только то, что он вновь приблизился к руке Анны Болейн. И на сей раз, когда семейное проклятье окажется у него, Джанни никому не позволит забрать его. Никому.
* * *
Жан появился в дверях спальни, глядя на свою дочь и мужчину, который держал ее за руку.
Они не шевелились. Они не разговаривали. Они просто находились там — Анна на постели, Тагай в кресле рядом с ней, — а Жан мог только наблюдать за тем, как его дочь соединилась с кем-то незнакомым. Соединилась душой и телом, так тесно, как никогда и ни с кем прежде. И в лице его дочери было нечто такое, что он узнал сразу. Потому что давным-давно такие же черные глаза смотрели на него именно так, отражая лучи тосканской луны. В облике их дочери Жан увидел Бекк, ее мать. Он узнал любовь, которая когда-то принадлежала ему.
Анна неожиданно вздрогнула. Сидевший перед ней мужчина тотчас вскочил, хватаясь за шпагу.
— Нет, Тагай! Это мой отец.
Тогда Жан вошел в комнату и взял целую руку своей дочери, глядя на вторую, перевязанную, и на ее бледное лицо.
— Я думал, что потерял тебя. — Он поцеловал ее в лоб. — Я всегда изумлялся твоим способностям, девочка. Но когда это ты решила, будто можешь летать?
— У меня не было выбора.
Анна указала на молодого человека, который встал позади ее отца.
Жан повернулся. Тагай стоял неподвижно, опустив напряженные руки.
— Жан Ромбо.
С этими словами француз протянул свою руку, и смуглый молодой человек принял ее, сжав у локтя. Они удерживали это рукопожатие долгие секунды, разглядывая друг друга. А потом Жан кивнул и снова повернулся к кровати.
— Анна, известие о твоей попытке полететь разнеслось по всему городу. Очень скоро они явятся за нами и… тем, что мы имеем.
— Тагай все знает, отец. Он сохранил это для нас. Девушка повернула голову к столу, и Жан увидел там сверток. Такие знакомые очертания под тканью!
— В таком случае ему известно и о том, в какой трудной мы ситуации. — Повернувшись к юноше, Жан Ромбо добавил: — Вы поможете нам выбраться отсюда? Боюсь, за воротами уже наблюдают. И по-моему, моя дочь еще какое-то время не сможет лазить по крышам и деревьям.
— Я устрою так, что вы уйдете отсюда. Но куда вы отправитесь?
— Не знаю. Куда-нибудь подальше. Я не могу планировать надолго.
— А я могу. — Анна приподнялась на кровати, и Тагай поспешил подложить ей под спину подушки. — Теперь я знаю, куда увезти руку.
— Еще один сон, дитя?
— Не сон. Я точно знаю. Рука Анны Болейн никогда не будет здесь в безопасности.
— Во Франции? Значит, следует вернуться в Италию и оставить ее у себя? Не думаю, чтобы твоей матери это понравилось.
Жан попытался выдавить улыбку, но безуспешно.
— Я хотела сказать, рука королевы Анны не будет в безопасности нигде в этом свете, — пояснила дочь.
— Тогда мы обречены, дитя. Мы не можем вечно находиться в бегах. Эта рука имеет обычай менять место обитания. Поверь мне, уж я-то знаю.
Анна Ромбо посмотрела сначала на Тагая, потом — снова на отца.
— Тагай рассказал мне о другом свете. Его собственном. Он называется Канадой. Этого света почти не коснулась наша… языческая жестокость. И там у них есть священные места. И полная луна, при которой ее можно похоронить. Возможно, королева Анна наконец сможет обрести там покой.
От изумления Жан утратил дар речи. А вот когда слова девушки услышал Тагай, его сердце забилось быстрее. Потому что в это же самое мгновение он понял, что Анна права. Она упала с неба именно для того, чтобы принести ему исполнение его заветного желания.
Юноша возбужденно проговорил:
— Мы сможем сесть на корабль в Бретани. Мы сможем плыть за солнечными лучами к моей стране.
К Жану вернулась наконец способность говорить.
— Я слышал о тех краях. Но они не похожи на испанские колонии в Америках, где существуют порты, растущие города, цивилизованные люди. Французы отказались от попыток обосноваться в Канаде. Там никого нет!
— Прошу прощения, но вы ошибаетесь. Там — мой народ.
Жан попытался понять уверенность, которая теперь читалась на обоих обращенных к нему молодых лицах.
— Даже если бы нам удалось найти капитана, который там побывал и смог бы нас отвезти (а мне кажется, что последний корабль плавал в Канаду в те времена, когда вы, Тагай, были еще ребенком!) — знаете ли вы, сколько золота понадобится, чтобы заплатить за проезд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141