Конечно, Уайатт мне не поверил.
Оказывается, после сотрясения нелегко продолжать извечную борьбу мужчины и женщины за превосходство. А Уайатт, вместо того чтобы расслабиться, совсем встревожился – я видела это по напряженному подбородку и стиснутым челюстям. Все-таки мужчины устроены неправильно.
Я собралась с силами.
– Это ты виноват, – старательно изображая возмущение, объявила я.
Уайатт шагал рядом с носилками и держал меня за руку. Услышав обвинение, он прищурился и взглянул на меня.
– Я?
– Если бы не твой дурацкий последний срок, сегодня я не поехала бы за покупками. Если бы ты ценил мое мнение, я ходила бы по магазинам днем, как все нормальные люди. Но нет, ты предъявил мне ультиматум, вот мне и пришлось удирать от какой-то взбесившейся психопатки на «бьюике».
Глаза Уайатта превратились в узкие щелки. Но к моему облегчению, выражение лица было уже не таким мрачным. Видно, сообразил: раз мне хватает сил кипятиться, значит, ничего страшного не случилось.
– А если бы ты сама справилась с таким простым делом, как организация свадьбы, я не стал бы вмешиваться, – парировал он, проявляя возмутительное пренебрежение к тысячам мелочей, из которых складывается свадьба.
– С простым делом? – ахнула я. – С простым? Это свадьба-то простое дело? Запустить космический «шаттл» – да, это просто. И квантовая физика – тоже просто. А планирование свадьбы – вроде подготовки к войне…
– Уместное сравнение, – проворчал Уайатт себе под нос, но я услышала.
Я выдернула руку из его пальцев. Иногда так и тянет влепить ему пощечину.
Дуайт, который толкал каталку, рассмеялся. Дуэйн был гораздо вежливее.
– Я не хочу, чтобы вы меня везли, – сказала я. – Пусть лучше Дуэйн. Где он?
– Занимается бумагами, собирает ваши вещи и все такое, – равнодушно отозвался Дуайт, не собираясь отходить от каталки.
Сегодня был определенно не мой вечер, но, услышав, что моими вещами занимается Дуэйн, я взволнованно приподнялась. Вот вам доказательство, что у меня и вправду болела голова: если бы не головная боль, я бы вспомнила про покупки гораздо раньше, особенно про новенькие туфли.
– А мои туфли у него?
– Туфли на тебе, – сказал Уайатт, быстро переглянувшись с Дуайтом и словно спрашивая, не тронулась ли я рассудком.
– Я в своем уме, я имела в виду новые туфли. Которые купила сегодня.
Пока я объясняла, Дуайт вкатил меня в кабинку приемного покоя. Следом явился Дуэйн, нагруженный блокнотами, бумагами, моей сумочкой и пакетами с покупками. Я высмотрела среди них пакет с эмблемой магазина, в котором купила туфли, и вздохнула с облегчением. Значит, они не пропали. Затем за дело взялись медики: Уайатта выставили, Дуэйн и Дуайт принялись излагать подробности моего состояния, которые в точности совпадали с моими оценками. Потом их обоих тоже выгнали, шторку задвинули, а меня раздели. Больничный персонал обошелся с моей одеждой так, что больно было смотреть, хотя я и понимала, что это необходимо. Еще неизвестно, что со мной, не считается даже то, что я в сознании, значит, чем быстрее и эффективнее мне окажут помощь, тем лучше.
И все-таки так обидно было смотреть, как мой лифчик разрезали одним равнодушным щелчком огромных ножниц! Свое белье я обожаю. Этот лифчик был роскошного цвета мокко, весь в мелких цветочках по атласной ткани, с крошечными жемчужинками посередине. А теперь он пропал. Увидев его, я лишь вздохнула – он все равно безнадежно испорчен, потому что перепачкан кровью.
Честно говоря, на мне не осталось ни единого живого места: все тело было покрыто либо царапинами и синяками, либо кровью, либо всем сразу. Раны на голове все еще кровоточили. Я окинула взглядом сначала себя, потом кучу сваленной в угол одежды, которую вполне можно было снять, не заставляя меня поднимать голову, – изголовье каталки поднималось, а я могла привстать на локтях. Нет, из всей одежды можно было спасти разве что туфли. Черные брюки-карго с многочисленными карманами на липучках разрезали и разорвали в нескольких местах – такие широкие дыры уже не зашить, а ведь сестры просто могли стащить их с ног. Мои голые ноги покрывала грязь, смешанная с кровью, подтверждая, что не напрасно я боялась антисанитарных условий парковки. Словом, я вся была в крови и в грязи. И выглядела плачевно, отчего сразу впала в депрессию, тем более что пришлось показаться в таком виде Уайатту.
– Душераздирающее зрелище, – скорбно выговорила я.
– Да нет, ничего, – ответила одна из сестер. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле. Но от этого вам не легче, верно?
Ее голос прозвучал резковато, хотя с сочувствием. Вернее, она пыталась посочувствовать, но от ее слов мне стало совсем тошно: значит, я выглядела именно так, как и боялась. Да, я тщеславна, а еще надо мной висит последний срок подготовки к свадьбе. Не хочу на свадебных фотографиях выглядеть как беженка из зоны военных действий. Эти снимки придется показывать моим детям, не хватало еще, чтобы они увидели меня такой же, как их отец.
А еще у меня начисто отсутствует «менталитет жертвы», поэтому мне до смерти надоело, что в меня стреляют и пытаются сбить машиной. Не хочу, чтобы Уайатт решил, будто мне нужна охрана. Нет уж, спасибо, я и сама могу за себя постоять, а наблюдать, как меня холят и лелеют, предпочитаю, когда я цела, здорова и в хорошей форме.
Меня как раз запихивали в больничный халат, когда вошел усталый врач «скорой», по-стариковски шаркая ногами. Он осмотрел меня, выслушал сестер, проверил, как реагируют на свет зрачки, и отправил меня на компьютерную томографию головы и, кажется, на общий рентген. Убив на эти нудные и болезненные занятия несколько часов, я узнала, что мне придется остаться в больнице до утра: все врачи сошлись во мнении, что у меня сотрясение. Мои царапины и ссадины промыли, некоторые перевязали, почти всю кровь стерли. Она осталась лишь на волосах, которые слиплись сосульками и страшно раздражали меня. Худшее было еще впереди: мне подбрили волосы надо лбом и наложили на рану шов. Теперь придется несколько месяцев изощряться с прической. Наконец меня уложили в прохладную чистую постель, погасили свет, и я вздохнула с облегчением. Я уже говорила, что у меня все это время дико болела голова?
Уснуть мне не дали: Уайатт и вся моя семья расселись вокруг кровати, молча глядя на меня.
– Я ни в чем не виновата, – попыталась оправдаться я.
Даже не по себе стало: как будто я что-то натворила и теперь все близкие объединились против меня. Шона мрачно хмурилась, а я думала, что она всегда будет на моей стороне, что бы ни случилось. Впрочем, родню я понимала: если бы на Уайатта покушались бы так же часто, как на меня, я потребовала бы, чтобы он сменил работу, и увезла его в Монголию, подальше от опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Оказывается, после сотрясения нелегко продолжать извечную борьбу мужчины и женщины за превосходство. А Уайатт, вместо того чтобы расслабиться, совсем встревожился – я видела это по напряженному подбородку и стиснутым челюстям. Все-таки мужчины устроены неправильно.
Я собралась с силами.
– Это ты виноват, – старательно изображая возмущение, объявила я.
Уайатт шагал рядом с носилками и держал меня за руку. Услышав обвинение, он прищурился и взглянул на меня.
– Я?
– Если бы не твой дурацкий последний срок, сегодня я не поехала бы за покупками. Если бы ты ценил мое мнение, я ходила бы по магазинам днем, как все нормальные люди. Но нет, ты предъявил мне ультиматум, вот мне и пришлось удирать от какой-то взбесившейся психопатки на «бьюике».
Глаза Уайатта превратились в узкие щелки. Но к моему облегчению, выражение лица было уже не таким мрачным. Видно, сообразил: раз мне хватает сил кипятиться, значит, ничего страшного не случилось.
– А если бы ты сама справилась с таким простым делом, как организация свадьбы, я не стал бы вмешиваться, – парировал он, проявляя возмутительное пренебрежение к тысячам мелочей, из которых складывается свадьба.
– С простым делом? – ахнула я. – С простым? Это свадьба-то простое дело? Запустить космический «шаттл» – да, это просто. И квантовая физика – тоже просто. А планирование свадьбы – вроде подготовки к войне…
– Уместное сравнение, – проворчал Уайатт себе под нос, но я услышала.
Я выдернула руку из его пальцев. Иногда так и тянет влепить ему пощечину.
Дуайт, который толкал каталку, рассмеялся. Дуэйн был гораздо вежливее.
– Я не хочу, чтобы вы меня везли, – сказала я. – Пусть лучше Дуэйн. Где он?
– Занимается бумагами, собирает ваши вещи и все такое, – равнодушно отозвался Дуайт, не собираясь отходить от каталки.
Сегодня был определенно не мой вечер, но, услышав, что моими вещами занимается Дуэйн, я взволнованно приподнялась. Вот вам доказательство, что у меня и вправду болела голова: если бы не головная боль, я бы вспомнила про покупки гораздо раньше, особенно про новенькие туфли.
– А мои туфли у него?
– Туфли на тебе, – сказал Уайатт, быстро переглянувшись с Дуайтом и словно спрашивая, не тронулась ли я рассудком.
– Я в своем уме, я имела в виду новые туфли. Которые купила сегодня.
Пока я объясняла, Дуайт вкатил меня в кабинку приемного покоя. Следом явился Дуэйн, нагруженный блокнотами, бумагами, моей сумочкой и пакетами с покупками. Я высмотрела среди них пакет с эмблемой магазина, в котором купила туфли, и вздохнула с облегчением. Значит, они не пропали. Затем за дело взялись медики: Уайатта выставили, Дуэйн и Дуайт принялись излагать подробности моего состояния, которые в точности совпадали с моими оценками. Потом их обоих тоже выгнали, шторку задвинули, а меня раздели. Больничный персонал обошелся с моей одеждой так, что больно было смотреть, хотя я и понимала, что это необходимо. Еще неизвестно, что со мной, не считается даже то, что я в сознании, значит, чем быстрее и эффективнее мне окажут помощь, тем лучше.
И все-таки так обидно было смотреть, как мой лифчик разрезали одним равнодушным щелчком огромных ножниц! Свое белье я обожаю. Этот лифчик был роскошного цвета мокко, весь в мелких цветочках по атласной ткани, с крошечными жемчужинками посередине. А теперь он пропал. Увидев его, я лишь вздохнула – он все равно безнадежно испорчен, потому что перепачкан кровью.
Честно говоря, на мне не осталось ни единого живого места: все тело было покрыто либо царапинами и синяками, либо кровью, либо всем сразу. Раны на голове все еще кровоточили. Я окинула взглядом сначала себя, потом кучу сваленной в угол одежды, которую вполне можно было снять, не заставляя меня поднимать голову, – изголовье каталки поднималось, а я могла привстать на локтях. Нет, из всей одежды можно было спасти разве что туфли. Черные брюки-карго с многочисленными карманами на липучках разрезали и разорвали в нескольких местах – такие широкие дыры уже не зашить, а ведь сестры просто могли стащить их с ног. Мои голые ноги покрывала грязь, смешанная с кровью, подтверждая, что не напрасно я боялась антисанитарных условий парковки. Словом, я вся была в крови и в грязи. И выглядела плачевно, отчего сразу впала в депрессию, тем более что пришлось показаться в таком виде Уайатту.
– Душераздирающее зрелище, – скорбно выговорила я.
– Да нет, ничего, – ответила одна из сестер. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле. Но от этого вам не легче, верно?
Ее голос прозвучал резковато, хотя с сочувствием. Вернее, она пыталась посочувствовать, но от ее слов мне стало совсем тошно: значит, я выглядела именно так, как и боялась. Да, я тщеславна, а еще надо мной висит последний срок подготовки к свадьбе. Не хочу на свадебных фотографиях выглядеть как беженка из зоны военных действий. Эти снимки придется показывать моим детям, не хватало еще, чтобы они увидели меня такой же, как их отец.
А еще у меня начисто отсутствует «менталитет жертвы», поэтому мне до смерти надоело, что в меня стреляют и пытаются сбить машиной. Не хочу, чтобы Уайатт решил, будто мне нужна охрана. Нет уж, спасибо, я и сама могу за себя постоять, а наблюдать, как меня холят и лелеют, предпочитаю, когда я цела, здорова и в хорошей форме.
Меня как раз запихивали в больничный халат, когда вошел усталый врач «скорой», по-стариковски шаркая ногами. Он осмотрел меня, выслушал сестер, проверил, как реагируют на свет зрачки, и отправил меня на компьютерную томографию головы и, кажется, на общий рентген. Убив на эти нудные и болезненные занятия несколько часов, я узнала, что мне придется остаться в больнице до утра: все врачи сошлись во мнении, что у меня сотрясение. Мои царапины и ссадины промыли, некоторые перевязали, почти всю кровь стерли. Она осталась лишь на волосах, которые слиплись сосульками и страшно раздражали меня. Худшее было еще впереди: мне подбрили волосы надо лбом и наложили на рану шов. Теперь придется несколько месяцев изощряться с прической. Наконец меня уложили в прохладную чистую постель, погасили свет, и я вздохнула с облегчением. Я уже говорила, что у меня все это время дико болела голова?
Уснуть мне не дали: Уайатт и вся моя семья расселись вокруг кровати, молча глядя на меня.
– Я ни в чем не виновата, – попыталась оправдаться я.
Даже не по себе стало: как будто я что-то натворила и теперь все близкие объединились против меня. Шона мрачно хмурилась, а я думала, что она всегда будет на моей стороне, что бы ни случилось. Впрочем, родню я понимала: если бы на Уайатта покушались бы так же часто, как на меня, я потребовала бы, чтобы он сменил работу, и увезла его в Монголию, подальше от опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66