И еще — перед ним открывался во всей красе совершенно не детский ее зад. Тело Фрэнси незаметно для него полностью оформилось и ничем не напоминало юношеское. Перед ним, перекинутая через колено, изнывала от боля наказания — от боли ли? — абсолютно взрослая женщина.
Боже, неужели это существо — его сестра?
Дэвид резко опустил руку и прекратил наказание как раз в тот момент, когда Фрэнси приблизилась к пику наслаждения. Забывшись, совсем потеряв голову, она кричала, просила, требовала его, чтобы он продолжал, не останавливался и довел до конца ее боль, всегда существующую бок о бок с наслаждением.
— Ублюдок, поганая грязная скотина, — вопила она во весь голос, — что ты наделал? Почему остановился, ведь я почти была там, уже почти была там!
Дэвиду показалось, что все случившееся в его доме, в его гостиной не может оказаться правдой, никак не должно оказаться правдой. Визжащий звереныш, валяющийся перед ним и требующий продолжения экзекуции, злобный и почти обнаженный, никак не походил на его любимую славную девочку Фрэнси. Все происходящее напоминало кошмар из страшных снов, когда он был еще мальчиком и просыпался в холодном поту. С чувством неизвестно откуда возникшей инстинктивной брезгливости он оттолкнул Фрэнси от себя. Она упала, словно подкошенная, на ковер и смотрела на него глазами, которые излучали ненависть.
— Живо отправляйся в свою комнату, Фрэнси. Прямо сейчас. Ты сошла с ума! Завтра же здесь будет психиатр. Немедленно отправляйся к себе, я не желаю тебя видеть!
В голосе Дэвида уже не звучал металл, когда он произносил слова команды, призывая сестру к порядку. Наоборот, в нем внезапно проявилась усталость и даже слабость — вещи для Дэвида неслыханные.
«Наверное, таким голосом он разговаривает со своей шлюшкой Евой, — мстительно подумала Фрэнси, продолжая наблюдать за братом со своего ложа на полу. — Это именно Ева, и никто другой, превратила его в тряпку».
Она ненавидела его сейчас, потому что оба знали, что с этого момента Дэвид больше никогда не поднимет на нее руку.
— Позволь мне уйти из этого дома, Дэвид, — пробормотала она, — совсем уйти. Я не хочу больше жить с мужчиной, который не только мешает женщине получить удовольствие, но и просто не в состоянии ее понять. Можешь посмотреть, как я сделаю за тебя то, что ты должен был совершить.
Она задрала рубашку, которая прикрывала ее, и, положив руку между ног, не спуская глаз с брата, начала делать равномерные движения вперед и назад.
Дэвид, глядя на процесс, который начал происходить перед ним, почувствовал, что его сию же минуту вырвет.
«Боже мой, — думал он, — а ведь я остался для нее вместо отца. Интересно знать, где же я дал слабину, где так фатально ошибся? Ну, в самом деле, нельзя же оставить ее вот так — лежащей посередине комнаты и онанирующей. Она ведь действительно больна. Как же он пропустил момент, когда болезнь начиналась?»
Собравшись с силами и стараясь придать голосу былой авторитет и командные нотки, столь ему свойственные в общении с сестрой, Дэвид холодно, как мог, и даже величественно произнес:
— Фрэнси, или ты сейчас же отправишься в свою комнату, или я вызываю по телефону полицию нравов для малолетних преступников. Так что выбирай. Кстати, все, что ты сейчас проделывала передо мной, ты можешь завершить у себя на втором этаже, а не здесь.
Фрэнси узнала привычные интонации в голосе брата, и это заставило ее приостановить процесс в самом разгаре. В данный момент она всем своим существом почувствовала, что Дэвид при всей любви к ней и страха за карьеру тем не менее выполнит обещание. По-видимому, она достала его окончательно. А уж ей никак не хотелось, чтобы толстые дядьки и тетки из службы нравов увезли ее куда-нибудь и заперли на ключ.
Любой ценой она должна была добраться сегодня до Брэнта, а время подбиралось к условленному часу. По-видимому, следует пустить в ход притворство и как-нибудь надуть братца и домочадцев…
Она натянула рубашку до бедер и поднялась, опустив глаза так, чтобы Дэвид не смог прочитать ее коварные мысли. Темные волосы девушки занавесом упали на ее лицо, что только облегчило ее задачу.
— Милый Дэвид, прошу только об одном — извини меня, если сможешь. Со мной и на самом деле произошла странная вещь. Все словно померкло у меня перед глазами… Но ты тоже виноват. Ведена себя со мной, словно я маленькая девочка, и забываешь, что я уже давно выросла.
Она подошла очень близко к нему, настолько, что он даже отпрянул. У него даже промелькнула мысль, что если она прямо сейчас дотронется до него, то он за себя не ручается.
— Фрэнси, я сейчас прошу тебя об одном — убирайся отсюда! Иди и оставайся у себя в комнате. Ужин тебе пришлют наверх. И запомни — не пытайся улизнуть и даже не вздумай из окна переговариваться со своими знакомыми. А главное, пойми — не пытайся даже поднять трубку телефона. Надеюсь, завтра мы оба с тобой придем в себя и сможем поговорить в более спокойной обстановке.
— Прости, Дэйв. Мне искренне жаль, что так все вышло. И не злись на меня. Все будет так, как ты хочешь…
Дэвид просто не знал, что ответить Фрэнси. Он лишь сжал зубы и отвернулся. Потом он услышал, как Фрэнси поднялась к себе, но еще долго оставался в гостиной, расположившись на знаменитом семейном кресле, ставшем участником домашней драмы, прежде чем нашел в себе силы говорить и двигаться.
Собственно говоря, он должен взять себя в руки и как следует поразмыслить над происшедшим. Ничего непоправимого не произошло. Завтра утром все так или иначе разъяснится и он поймет, как поступать дальше. Завтра утром он приедет пораньше и, конечно же, возьмет с собой Еву. Жаль вот только, что у Лайзы начнется депрессия — она словно шестым чувством ощущала, когда над домом Циммеров сгущались тучи. Дэвида всегда тревожили ее молчаливые состояния ухода от действительности, будто таким образом она выражала протест злу, нависшему над домом. Одна только Ева могла разговорить и расшевелить ее хоть немного. А уж если Фрэнси придется отдать в психиатрическую лечебницу, лучшего лекарства, чем встречи и общение с Евой для Лайзы, не придумаешь.
Но когда Дэвид на следующий день, прихватив с собой Еву, навестил старый дом в Олбени, оказалось, что Фрэнси пропала. Никто из домочадцев даже не видел, как она собралась и когда ушла. Миссис Лэмберт обнаружила, что комната Фрэнси пуста, а кровать даже не разобрана, всего за несколько минут до приезда старшего брата. Старушка рыдала, передавая новость Дэвиду, и всякому было ясно, что она души не чаяла в старшей девочке Циммеров.
— Я просто не хотела будить ее слишком рано, — не уставала повторять она, — ведь я знаю, как она любит понежиться в постели в субботу утром!
В конце концов, экономку отослали отдыхать, и тогда Дэвид впервые в жизни учинил обыск в комнате сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Боже, неужели это существо — его сестра?
Дэвид резко опустил руку и прекратил наказание как раз в тот момент, когда Фрэнси приблизилась к пику наслаждения. Забывшись, совсем потеряв голову, она кричала, просила, требовала его, чтобы он продолжал, не останавливался и довел до конца ее боль, всегда существующую бок о бок с наслаждением.
— Ублюдок, поганая грязная скотина, — вопила она во весь голос, — что ты наделал? Почему остановился, ведь я почти была там, уже почти была там!
Дэвиду показалось, что все случившееся в его доме, в его гостиной не может оказаться правдой, никак не должно оказаться правдой. Визжащий звереныш, валяющийся перед ним и требующий продолжения экзекуции, злобный и почти обнаженный, никак не походил на его любимую славную девочку Фрэнси. Все происходящее напоминало кошмар из страшных снов, когда он был еще мальчиком и просыпался в холодном поту. С чувством неизвестно откуда возникшей инстинктивной брезгливости он оттолкнул Фрэнси от себя. Она упала, словно подкошенная, на ковер и смотрела на него глазами, которые излучали ненависть.
— Живо отправляйся в свою комнату, Фрэнси. Прямо сейчас. Ты сошла с ума! Завтра же здесь будет психиатр. Немедленно отправляйся к себе, я не желаю тебя видеть!
В голосе Дэвида уже не звучал металл, когда он произносил слова команды, призывая сестру к порядку. Наоборот, в нем внезапно проявилась усталость и даже слабость — вещи для Дэвида неслыханные.
«Наверное, таким голосом он разговаривает со своей шлюшкой Евой, — мстительно подумала Фрэнси, продолжая наблюдать за братом со своего ложа на полу. — Это именно Ева, и никто другой, превратила его в тряпку».
Она ненавидела его сейчас, потому что оба знали, что с этого момента Дэвид больше никогда не поднимет на нее руку.
— Позволь мне уйти из этого дома, Дэвид, — пробормотала она, — совсем уйти. Я не хочу больше жить с мужчиной, который не только мешает женщине получить удовольствие, но и просто не в состоянии ее понять. Можешь посмотреть, как я сделаю за тебя то, что ты должен был совершить.
Она задрала рубашку, которая прикрывала ее, и, положив руку между ног, не спуская глаз с брата, начала делать равномерные движения вперед и назад.
Дэвид, глядя на процесс, который начал происходить перед ним, почувствовал, что его сию же минуту вырвет.
«Боже мой, — думал он, — а ведь я остался для нее вместо отца. Интересно знать, где же я дал слабину, где так фатально ошибся? Ну, в самом деле, нельзя же оставить ее вот так — лежащей посередине комнаты и онанирующей. Она ведь действительно больна. Как же он пропустил момент, когда болезнь начиналась?»
Собравшись с силами и стараясь придать голосу былой авторитет и командные нотки, столь ему свойственные в общении с сестрой, Дэвид холодно, как мог, и даже величественно произнес:
— Фрэнси, или ты сейчас же отправишься в свою комнату, или я вызываю по телефону полицию нравов для малолетних преступников. Так что выбирай. Кстати, все, что ты сейчас проделывала передо мной, ты можешь завершить у себя на втором этаже, а не здесь.
Фрэнси узнала привычные интонации в голосе брата, и это заставило ее приостановить процесс в самом разгаре. В данный момент она всем своим существом почувствовала, что Дэвид при всей любви к ней и страха за карьеру тем не менее выполнит обещание. По-видимому, она достала его окончательно. А уж ей никак не хотелось, чтобы толстые дядьки и тетки из службы нравов увезли ее куда-нибудь и заперли на ключ.
Любой ценой она должна была добраться сегодня до Брэнта, а время подбиралось к условленному часу. По-видимому, следует пустить в ход притворство и как-нибудь надуть братца и домочадцев…
Она натянула рубашку до бедер и поднялась, опустив глаза так, чтобы Дэвид не смог прочитать ее коварные мысли. Темные волосы девушки занавесом упали на ее лицо, что только облегчило ее задачу.
— Милый Дэвид, прошу только об одном — извини меня, если сможешь. Со мной и на самом деле произошла странная вещь. Все словно померкло у меня перед глазами… Но ты тоже виноват. Ведена себя со мной, словно я маленькая девочка, и забываешь, что я уже давно выросла.
Она подошла очень близко к нему, настолько, что он даже отпрянул. У него даже промелькнула мысль, что если она прямо сейчас дотронется до него, то он за себя не ручается.
— Фрэнси, я сейчас прошу тебя об одном — убирайся отсюда! Иди и оставайся у себя в комнате. Ужин тебе пришлют наверх. И запомни — не пытайся улизнуть и даже не вздумай из окна переговариваться со своими знакомыми. А главное, пойми — не пытайся даже поднять трубку телефона. Надеюсь, завтра мы оба с тобой придем в себя и сможем поговорить в более спокойной обстановке.
— Прости, Дэйв. Мне искренне жаль, что так все вышло. И не злись на меня. Все будет так, как ты хочешь…
Дэвид просто не знал, что ответить Фрэнси. Он лишь сжал зубы и отвернулся. Потом он услышал, как Фрэнси поднялась к себе, но еще долго оставался в гостиной, расположившись на знаменитом семейном кресле, ставшем участником домашней драмы, прежде чем нашел в себе силы говорить и двигаться.
Собственно говоря, он должен взять себя в руки и как следует поразмыслить над происшедшим. Ничего непоправимого не произошло. Завтра утром все так или иначе разъяснится и он поймет, как поступать дальше. Завтра утром он приедет пораньше и, конечно же, возьмет с собой Еву. Жаль вот только, что у Лайзы начнется депрессия — она словно шестым чувством ощущала, когда над домом Циммеров сгущались тучи. Дэвида всегда тревожили ее молчаливые состояния ухода от действительности, будто таким образом она выражала протест злу, нависшему над домом. Одна только Ева могла разговорить и расшевелить ее хоть немного. А уж если Фрэнси придется отдать в психиатрическую лечебницу, лучшего лекарства, чем встречи и общение с Евой для Лайзы, не придумаешь.
Но когда Дэвид на следующий день, прихватив с собой Еву, навестил старый дом в Олбени, оказалось, что Фрэнси пропала. Никто из домочадцев даже не видел, как она собралась и когда ушла. Миссис Лэмберт обнаружила, что комната Фрэнси пуста, а кровать даже не разобрана, всего за несколько минут до приезда старшего брата. Старушка рыдала, передавая новость Дэвиду, и всякому было ясно, что она души не чаяла в старшей девочке Циммеров.
— Я просто не хотела будить ее слишком рано, — не уставала повторять она, — ведь я знаю, как она любит понежиться в постели в субботу утром!
В конце концов, экономку отослали отдыхать, и тогда Дэвид впервые в жизни учинил обыск в комнате сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90